Николай I Освободитель. Книга 5 (СИ) - Савинков Андрей Николаевич - Страница 28

За десять лет на конвейере — полноценным конвейером это назвать было нельзя, но практику разбивки техпроцесса на отдельные простые операции на моих производствах внедряли повсеместно — этот тип паровоза был выпущен серией в четыре сотни штук, что позволило не только покрыть все свои потребности, но и немного заработать на их экспорте

Выкупленные когда-то у Демидова Черепановы оказались воистину прекрасной находкой. Они чувствовали технику на уровне интуиции, а после того как младший из них по моему настоянию прослушал курс лекций соответствующего факультета Пермского университета, к этому добавилась еще и крепкая научная основа.

Так или иначе новый локомотив «подрос» в плане мощности почти в два раза до 220 л/с а колесная формула мутировала в достаточно экзотическую 0−4–2. Проблема недостаточно тяжелых рельсов пока никуда не ушла — переход на двухпудовый рельс ударил бы по километражу, который мы могли укладывать ежегодно — и таким большим количеством осей мы решали вопрос излишнего давления на полотно.

Одновременно с постановкой М1831 на конвейер в Нижнем, в Орле началось сооружение еще одного паровозостроительного предприятия. Длина Российских железных дорог ежегодно увеличивалась и уже существующего производства нам стало не хватать. Нужно было расширяться.

Тот разговор, который, как мне кажется, многое изменил в мироощущении наследника, случился совершенно случайно. У меня как раз в разгаре была очередная реформа, которая буквально выжимала из императора всероссийского все соки, и я был изрядно на взводе. Раздражение копилось-копилось и выплеснулось наружу самым неожиданным и даже, я бы сказал, курьезным способом. Казалось бы где император, и где куча мусора… Но давайте все же по порядку.

Мы ехали с наследником с Обводного канала, где располагался мой механический завод, домой в Михайловский. Любящий всякую машинерию Саша — до сих пор одну из его комнат во дворце занимала большая игрушечная железная дорога, с которой наследник не смотря на свои тринадцать лет продолжал регулярно возиться — почти всегда с удовольствием катался туда со мной, и этот день не стал исключением.

— Тормози, — заметив на улице большую чуть ли не до второго этажа кучу мусора, я стукнул кулаком в переднюю стенку кареты, после чего транспортное средство тут же замедлилось и, плавно качнувшись на рессорах, остановилось.

— Что такое? — Недоуменно закрутил головой сын, который до того сидел погрузившись в свои мысли.

— Вот эта куча мусора тут была неделю назад и две недели назад, сейчас мы поищем того, кто за это все отвечает и спросим с него. Что вообще происходит, и почему в моем городе такой беспорядок, — я открыл дверь кареты и спрыгнул на брусчатку.

— Да… — Сзади послышалось обескураженный возглас наследника.

Признаюсь, просто накопилось. Сорвался, захотелось на кого-то покричать, вылить накопившиеся эмоции. Да, глупо, да не слишком достойно императора огромной страны… Но в конце концов… Homo sum, humani nihil a me alienum puto. Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо.

— Найдите-ка мне квартального, быстро, — бросил я казачкам конвоя, которые высыпали из двух карет сопровождения. — Кто тут отвечает за порядок… Будем выяснять, отчего эту кучу мусора вторую неделю не вывозят.

Квартальный надзиратель — вообще-то полицейский чин, который имел достаточно обширные полномочия и в широком смысле присматривал за порядком на вверенной ему территории. То есть это был не дворник, который сам должен был убирать мусор, но человек, который отвечал, чтобы такого просто не было на его территории.

Квартальный — невысокий толстоватый мужичок лет на вид сорока с хвостиком — прибежал подгоняемый казаком минут через десять. Судя по красному лицу и вступившему на лбу поту — хотя в Питере было совсем не жарко в эти дни — даже короткая пробежка далась полицейскому достаточно тяжело.

— Ваше императорское величество, квартальный Родионов по вашему приказанию прибыл, — казалось, полицейский сейчас бухнется прямо на брусчатку, изрекая сакраментальное «не вели казнить» в чисто гайдаевском стиле.

— Почему не убрано уже третью неделею? — Я мотнул подбородком в сторону злосчастной мусорной кучи. При ближайшем рассмотрении было видно, что основу ее составляли битые кирпичи, куски штукатурки и прочий строительный мусор, который за прошедшие дни стал обрастать уже и прочей гадостью. Как это обычно бывает, люди, видя беспорядок, и сами начинают тут же потихоньку вносить свой вклад. Вокруг уже начали копошиться крысы и вороны, растаскивая объедки в разные стороны да и запах… Хорошо еще температура по весенней поре была не слишком высокой, иначе воняло бы это добро на два квартала окрест. В общем, выглядела сея, с позволения сказать, инсталляция максимально отвратительно. — В солдаты захотел, паскуда?

Угроза, откровенно говоря, была такая себе. Не те времена уже, поди. Нынче в армию рекрутов не забривают на пожизненно, да и вообще… Не позволял я себе никогда подобные внесудебные расправы. Уволить с позором — легко, но на каторгу там или в солдаты. Максимальным административным наказанием, используемым вне судебного порядка рассмотрения правонарушений тут была ссылка. Не та которая на Сахалин, а та, которая в родовое имение — при наличии такого, конечно же, — с запретом появляться в столичных городах. Впрочем, для некоторых особо любящих высших свет дворян такое наказание было куда как серьезным само по себе.

— Не могу знать, ваше императорское высочество, — квартальный попытался встать по стойке смирно, но получилось у него это совсем плохо.

— Так ты, каналья, для чего сюда поставлен? — Я сделал подшаг и навис над невысоким полицейским всеми своими двумя метрами роста, — чтобы все знать и следить за порядком. А ты ни первого ни второго не делаешь.

— Любовы ремонт затеяли, ваше императорское величество, — Родионов видимо понял, что общими фразами отделаться не удастся, и принялся торопливо излагать подробности, демонстрируя все же некоторую осведомленность о делах на вверенной ему территории. — Внутри дома все перестраивают, а с мусорщиками договоренными, когда те уже было приехали с телегами о цене в последний момент повздорили. Петр Иванович еще и в рыло дал их артельному. Мол жаден сволочь безмерно. Ну те и уехали, а заодно и слух пустили по городу о произошедшем. Теперь к Любовым никто ехать не хочет даже за двойную плату.

— А ты что? Почему не пресек? Почему не решил вопрос своими силами? Штраф за нарушение глядишь расшевелил бы хозяев.

— А я выписал, ваше императорское величество, — быстро закивал квартальный. — Да только что им штраф, тьфу. Миллионщики они. На принцип пошли.

— Ты что охренел при императоре плеваться? — Стоящий рядом казак легонько ткнул полицейского рукоятью от нагайки под ребро, Родионов ойкнул и принялся вновь извиняться.

— Дальше рассказывай, — я поморщился. Выплеск негативных эмоций не принес облегчения, а вызвал только какое-то раздражение. В первую очередь самим собой.

— Так, это… Зять у Любова Петра Ивановича товарищем у генерал-губернатора сидит столичного. Как тут надавишь, на самого потом так надавят… А у меня семья, дети… — Квартальный уже понял, что его вот прям сейчас страшные казачки бить не будут, и откровенно принялся давить на жалость.

— Понятно… — Протянул я, как обычно: жадность, разгильдяйство, кумовство собрались вместе в одно время. Все, что мы так любим. — Найдешь мусорщиков сам. Эту гадость вывезти сегодня же. Деньги возьмешь у хозяев, скажешь я лично приказал. И штраф на них сверху наложишь максимальный, который положено. А если кто-то будет возмущаться — отправляй ко мне Михайловский, ясно?

— Так точно, ваше императорское величество, — было видно что полицейский с одной стороны рад, что ситуация хоть как-то разрешается, а с другой — понимает, что жить и работать ему тут дальше будет сложно.

— Что касается тебя, то обратишься к своему начальнику, чтобы он тебе выговор оформил, за ненадлежащее исполнение обязанностей, — я задумался на секунду и добавил. — И если завтра у меня в канцелярии не будет отчета о том, что все выполнено самым лучшим образом, то я очень расстроюсь, уразумел?