Орден Святого Георгия (СИ) - Пылаев Валерий - Страница 30

Темное колдовство дает немало — вот только возвращать долги приходится с изрядными процентами.

— Не знаю, как и сказать, ваша светлость, — начала Вяземская. — Может, вы сочтете все это глупой шуткой или вовсе не посчитаете достойным своего внимания — я не могла не прийти к вам. Меня просили передать послание, и долг чести требует, чтобы я сделала это лично.

Чуть подрагивающий голос, смущенный взгляд, бегающий из стороны в сторону, и волнение. Самое то ни на есть искреннее — я чувствовал его, как свое собственное. То ли в Вяземской пропадала великая актриса, то ли она и правда так сильно волновалась, эмоции зашкаливали. И хлестали так мощно, что мне то и дело приходилось напрягаться, чтобы не разорвать связь. Опыт и хладнокровие сыграли злую шутку: за сотни лет я успел превратиться в того еще бесчувственного чурбана, что едва выдерживал буйство чужой психики.

Ох уж эти женщины…

— Вот как? — Меншиков улыбнулся. — И кто же, просил передать это ваше… послание?

— Имени я не знаю — мне его не называли. — Вяземская покачала головой. — Однако я возьму на себя смелость заметить, что этот человек был изрядно похож на вашу светлость — только моложе. Лет тридцати с небольшим, может…

Есть. Попадание в десяточку. Меншиков еще не сказал ни слова, но его выдали глаза. Точнее, зрачки, тут же расширившиеся примерно вдвое. Ее сиятельство говорила что-то еще: то ли объясняла, то ли зачем-то описывала внешность, но он уже почти не слушал — застыл в кресле с ошалевшим взглядом.

Впрочем, тут же взял себя в руки — выдержки старику явно было не занимать.

— Хм… Удивительное дело, — проговорил он, поднимаясь из-за стола. — Позвольте, княжна.

Когда Меншиков подхватил Вяземскую под локоть, слегка придавив пальцами, и потащил куда-то, мне на мгновение показалось, что он просто-напросто выкинет ее из окна — или придушит за дверью личных покоев. Но на деле все оказалось не так страшно: его светлость всего лишь изволил сменить обстановку и выбраться на балкон. То ли старику вдруг стало не хватать воздуха, то ли он опасался, что внутри их могут подслушать, а в саду внизу, насколько я — то есть, Вяземская — могла разглядеть, не было ни души.

— Кого вы видели? — Меншиков прикрыл дверь и будто бы невзначай подпер ее спиной, отрезая путь к отступлению. — И что он успел вам сказать?

— Ни… нич-чего, — пискнула Вяземская. — Почти ничего. Тот человек был слишком измучен. Его пытали — так, что даже я ничего не смогла сделать.

И снова в яблочко: маятник лихо врезался в опасения Меншикова и тут же полетел обратно — к успокоению. Ничего страшного не произошло, попавшийся бедняга не проболтался даже под пытками, и к его светлости стремительно возвращалось самообладание.

— Мне жаль, что вам пришлось такое увидеть, — негромко проговорил он. — Но скажите, милейшая, какое отношение ко всему этому имею я?

— Я не знаю! — Вяземская на всякий случай огляделась по сторонам и даже чуть свесилась вниз, разглядывая сад под балконом. — Вчера меня вызвали в Исаакиевский собор, чтобы помочь… помочь одному человеку. Но я, похоже, опоздала — несчастный умер у меня на руках.

— Господь милосердный… — На лице снова Меншикова мелькнуло что-то изрядно похожее на облегчение, но его светлость тут же снова состроил трагическую мину. — Говорите, его пытали? Но кто мог посметь?..

— Его били. Так, что я не могу даже представить, какая сила нужна, чтобы сделать с человеком подобное, — отозвалась Вяземская. — Но, похоже, так и не добились успеха: когда мы остались наедине, этот человек умолял передать вам, что ни сказал ни слова. И чтобы вы позаботились о какой-то… Прасковье, кажется. Думаю, это его дочь или…

— Нет, не дочь, — рассеянно поправил Меншиков — и тут же поджал губы, явно мысленно ругая себя за лишнюю болтовню. — Кажется, я и правда был знаком с покойным. Не знаю, почему он решил столь странным образом сделать меня своим… своим душеприказчиком, но… Думаю, мне все же следует выполнить его последнюю волю.

— Тогда я могу быть спокойна. — Вяземская выдавила из себя неуклюжую улыбку. — Если не за себя, то хотя бы за то, что душа несчастного найдет покой.

— Не за себя? — переспросил Меншиков. — Но что может угрожать вам? Или кто? Тот же человек, что пытал?..

— Владимир Волков!

— Никогда о таком не слышал.

Его светлость ответил быстро. Может, даже чуть быстрее, чем следовало. На его лице не мелькнуло и тени сомнения или задумчивости. Ни бегающих глаз, ни рук, которые сами по себе тянутся к вороту рубашки или потеребить внезапно зачесавшуюся щетину на подбородке — ничего. Никаких видимых признаков лжи. Не будь мы с Вяземской связаны так тесно, я бы, пожалуй, ничего не почувствовал. Но обостренное до предела восприятие все-таки пробило ледяную маску.

Меншиков еще как знал, кто такой Владимир Волков. И к тому же изрядно меня опасался.

— Если не слышали — то непременно услышите. — Вяземская явно оказалась не готова к чему-то подобному, но импровизировала на твердую четверку с плюсом. — Он пока не так уж известен в столице, но уверяю вас, это страшный человек.

— Возможно, — негромко отозвался Меншиков. — Пытать беззащитного может только подлец.

Старик держался ровно, без срывов, но зацепило его изрядно — судя по тому, с каким нажимом он произнес последнее слово. Вряд ли их с Сидоровым связывали какие-то особые чувства. Титулованный аристократ во времена бесшабашной молодости запросто мог настрогать хоть целую роту бастардов, и само по себе родство не стоило и ломаного гроша.

Однако я посмел тронуть человека рода Меншиковых, а такое можно простить только равному, представителю высшего света столичной знати — но никак не выскочке из мелких дворян. Разумеется, его светлость и не подумал бы делиться планами мести с незваной гостьей, пусть и своего круга, зато наверняк уже вовсю их обдумывал.

— Так это Волков пытал покойного? И как вы вообще там оказались, Катерина Петровна?

Меншиков на мгновение замялся и, шагнув вперед, опустил ладони Вяземской на плечи. На улице было темно, и кожу прикрывал толстый бархат, но я тут же почувствовал холод. Липкий и настолько неприятный, что я едва не «вынырнул» обратно в комнату с хрустальным шаром. Хотелось дернуться, отпрянуть, но чужое тело, конечно же, не послушалось — Вяземская выдержала прикосновение, не дрогнув.

— Думаю, вам следует рассказать все. С самого начала. — Меншиков чуть склонил голову, нависая сверху. — Даю слово — я сохраню любую тайну.

Кажется, клюнул. Все-таки желание побыть этаким рыцарем неистребимо в любом мужчине, а уж в представителей высшего света манеры и соответствующее поведение и вовсе вбивают с такой силой, что даже расчет, опыт и осторожность не способны вытравить их до конца.

— Сегодня утром меня попросили помочь одному человеку, — вздохнула Вяземская. — Отвезли в Исаакиевский собор. А дальше вы все уже знаете.

— Кто попросил? — тут же поинтересовался Меншиков. — Этот ваш Волков?

— Да. Сказал, что мой долг врача и аристократа обязывает… К тому же он не тот человек, которому можно отказать без последствий. — Вяземская легонько шмыгнула носом. — Меня вынудили! Сама бы я, конечно же…

— Волков был один? Или вы видели еще кого-то?

— Троих. Самого Волкова, капеллана Ордена Святого Георгия — Дельвига… Антона Сергеевича — кажется, так его зовут. И еще одного, грузина. Похож на полицейского, хотя и носит штатское. — Вяземская наморщила лоб, будто вспоминая что-то. — Имя не помню — его называли «ваше сиятельство». Но я уже встречалась с ним раньше, когда… когда отец умер.

Меншиков наверняка знал Геловани. Если не лично, то по слухам уж точно — мой друг к своим сорока с небольшим успел сделать изрядную карьеру в тайном сыске.

— Пленника, — Вяземская явно не без умысла обошлась без слова «арестованный», — бил Волков. У него все костяшки на пальцах были содраны. И, похоже, перестарался…