Тоннель - Вагнер Яна - Страница 8

Но добраться до него было нельзя. Никак, совсем, потому что неподъемная железяка перерубила Фольксваген почти пополам и заперла молоденького водителя в тесном пространстве между ней и бетонными воротами так же надежно, как клетка в зоопарке.

— Монтировка нужна, — бессильно сказал старлей, — есть же, наверно, в машине у кого-нибудь, пошли поищем.

Женщина-Мерседес фыркнула.

— Не говорите ерунды, — сказала она. — Эта решетка весит несколько тонн. Посмотрите, что она сделала с машиной.

Мальчик-Фольксваген испуганно оглянулся и впервые увидел то, что осталось от его веселенького оранжевого автомобиля.

— Вы... можете проверить, как они там? — попросил он.

— Не надо, — сразу сказал Кабриолет, — не смотрите.

Не могу, подумал старлей с тоской. Не мое это, надо было в инкассацию устроиться, как Лёха, или в банк. Сидел бы сейчас в кожаном кресле, пропуска проверял. Он опустил голову, покрепче обхватил сварную раму и дернул еще раз.

— Да отпустите вы ее, идиот, — сказала женщина-Мерседес у него за спиной. — Вставайте, нам пора возвращаться.

— Вы что? — тревожно спросил мальчик и попытался подняться на ноги. — Вы куда?

Он встал, шатаясь, и заглянул в салон своей раздавленной машины, туда, где было раньше заднее сиденье. В горле у него булькнуло, он заплакал.

Женщина-Мерседес оглядела рассыпанный по асфальту мусор, подобрала выкатившуюся из чьей-то сумки банку колы, открыла и просунула между прутьев. Мальчик-Фольксваген жадно схватил ее здоровой рукой, поднял к разбитым губам и начал пить, захлебываясь и всхлипывая. Газировка стекала у него по подбородку пенными розоватыми струйками.

— А с ним как? — спросил старлей. — Тут, что ли, оставим?

Мальчик вздрогнул, подавился и заморгал. Глаза у него были круглые, ресницы слиплись от слез.

— Снимите рубашку, — сказала ему женщина-Мерседес, — и обмотайте руку как можно плотнее.

— Нет, — ответил он тут же, старательно не глядя вниз, на свой жуткий раздробленный локоть. — Нет, я не могу, я скорую подожду.

— Слушай, — начал Кабриолет, — мы сейчас сходим и приведем кого-нибудь...

— Нет, давайте подождем! — крикнул мальчик, уронил недопитую банку себе под ноги, зажмурился и даже сжал уцелевший правый кулак, как ребенок в магазине игрушек. — Просто подождем, ну пожалуйста, они сейчас приедут!

— Так, всё, пошли, — сказала женщина-Мерседес и посмотрела на часы.

— Может, я с ним посижу? — предложил старлей безрадостно. — А вы доктора приведете.

— Ну уж нет, это ваша работа, старший лейтенант, — сказала она ядовито. — Так что отправляйтесь и ищите ему врача сами. У меня нет на это времени.

Она повернулась и зашагала прочь, стуча своими сердитыми каблуками, и старлей с Кабриолетом поспешили за ней с одинаковым облегчением, как будто остаться в пустом и гулком куске тоннеля рядом с машиной, полной мертвых тинейджеров, без горластой неприятной бабы в самом деле было страшно.

Сзади выл и бился в своей клетке мальчик-Фольксваген, который разглядел наконец ряды брошенных автомобилей, включенные фары и разбросанные вещи.

— Подождите! — кричал он им вслед. — Куда все делись? Вы вернетесь? Ну пожалуйста, не бросайте меня! Я не могу тут один! ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 00:52

Наблюдать за борьбой капитана с решеткой оказалось совсем неинтересно. Дергать и пинать ее он перестал довольно быстро, несколько раз прошелся уже вдоль нее от одной стены к другой и теперь просто стоял, заложив руки за спину, и сверлил ее взглядом, словно от самого этого взгляда непокорная стальная штуковина должна была с минуты на минуту устыдиться и растаять. Тучная капитанова спина по-прежнему излучала негодование и уверенность, но решетка явно победила, и толпа заскучала.

— Слушайте, вы мне все ноги уже отдавили, — сказала какая-то женщина. — Обязательно вот так прижиматься?

— Я не прижимаюсь, — отозвался возмущенный мужской голос. — Очень надо!

— Так отойдите на шаг, раз не надо, зачем в затылок дышать?

— Да куда я отойду-то, извините, напирают же сзади!

— А вы скажите, чтобы не напирали, не в очереди, слава богу!

— Женщина, ну что вы пристали к человеку, а сами, между прочим, своей сумкой синяков уже всем наставили!

В общем, разгоралась обычная будничная склока, какая могла бы возникнуть в переполненном трамвае или на почте в день выдачи пенсий, и разгоралась задорно, с каким-то даже облегчением, потому что на контрасте с немой иссушающей недавней паникой это было нормально, да что там — необходимо. Можно было отвлечься наконец и не разглядывать страшноватые бетонные двери с непонятными цифрами, раз торчал перед ними мордатый идиот-полицейский в пропотевшей форменной рубашке, и двери эти стали теперь его проблемой. Хоть на время, подумал Митя, потому что поверх привычного нестрашного шума вновь послышался голос, ясный и звонкий, как на пионерской линейке, и все сразу опять развалилось.

— А я все-таки хотела бы знать, — сказала круглолицая мамочка из Пежо, которая, очевидно, утешила наконец сына, выпрямилась во весь невысокий свой рост и даже, кажется, встала на цыпочки. — Долго нас еще тут продержат? Капитан, вы слышите меня, я к вам обращаюсь! Что происходит вообще, вы уже связались с начальством?

Толстый капитан расцепил руки и медленно повернулся, краснолицый и свирепый, и посмотрел на нее с отвращением.

— Ни с кем я не связывался, — сказал он с каким-то мстительным удовольствием. — Нету связи. Не-ту. Вообще никакой. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 00:58

После этого неожиданно злорадного заявления несколько сотен человек тут же достали свои телефоны и задрали над головой, надеясь все-таки поймать сеть. Заполненный людьми участок тоннеля сразу сделался похож на рок-концерт или на огромный селфи-флешмоб. Экраны мерцали, щелкали кнопки, но связи в самом деле не было. Очевидно, капитан не соврал: массивные гермодвери отрезали не только выход на поверхность, но заодно и без того слабый здесь, под землей, мобильный сигнал.

Ася выдернула руку из папиной ладони и тоже полезла было в карман, но вспомнила свой разряженный телефон, забытый на заднем сиденье Тойоты, и опять разозлилась. Вот сейчас сказать бы им наконец, что она не хотела с ними ни на какую дачу, никуда вообще. Тем более что была там ужасная на этой даче скука, куча незнакомых взрослых, которые выпендривались друг перед другом, и папу, как обычно, сильнее всех развезло, и смотреть на него было неловко, а Терпила, как всегда, молча закатывала глаза, и спать пришлось в одной комнате с какой-то мелкой девчонкой. А теперь она еще и застряла тут из-за них неизвестно на сколько, пока мама там сходит с ума и не может дозвониться.

— Но это ведь нестрашно, да? — спросили рядом, и, обернувшись на голос, Ася узнала младшую красавицу из Кайена со светлой челкой. — Они же в курсе, что мы тут, внутри?

— Да в курсе, не в курсе, плевать им просто! — крикнули сзади.

— Ну что значит «плевать», — возразили ему. — Целый тоннель, полный машин. Там же и снаружи, наверно, пробка скопилась огромная, откроют, куда денутся!

— Вообще странно, — поддержал кто-то. — Ну как это — нету связи? Должны же быть какие-то, не знаю, средства? Передать наверх, если вдруг что. А если тут потоп, например, или пожар? Чтоб спасателей хотя бы вызвать!

— Вы как будто скорую ни разу в деревню не вызывали, — мрачно сказали в толпе. — Или пожарников, например. Они через два часа приезжают, это вам не Москва.

— Да прошло уже два часа, извините! И вообще-то мы в Москве, в черте города, если вы не заметили!

Голоса множились, набирали силу, и все до единой реплики так или иначе были адресованы капитану, хотя никто пока на него не смотрел и лично к нему больше не обращался. Неприятный толстяк был сейчас бесполезен, точно так же ничего не понимал и уж тем более ничего, конечно, поделать не мог, но, как и в случае со старлеем часом раньше, сама его должность и форма уже сделали его ответственным за всё — и за странные эти неизвестно откуда взявшиеся ворота, за отсутствие связи и за то, что уже час ночи, а завтра на работу, и даже за невыносимую липкую жару.