Убей-городок 2 (СИ) - Зингер Владимир - Страница 41

— Во-от, а ночью мне снится сон. Какой-то благообразный старец и говорит мне: сынок, ты хорошо себя вёл последнее время, переловил много бандитов и обиженным помогал, и за это будет тебе моя награда. Слушай меня внимательно. Найди дом под счастливым номером семь и зайди на территорию. Там ты увидишь чудо-растение, «хоста» называется…

Я наблюдал за Барановым. Поначалу он расслабленно и некоторым с любопытством поглядывал на нас, что это за кренделя явились, которые на него внимания не обращают, а ведут свои странные разговоры. Однако при слове «семь» он что-то заподозрил, а услышав слово «хоста» весь обратился во внимание.

А Джексон продолжал:

— А старик дальше вещает: дескать, ты эту хосту без страха из земли выдёргивай, а дальше в лунке поковыряй маленько лопатой, и откроются тебе сокровища несметные. И будет среди них много всякого золота, но самое главное — окажется там цацка затейливая, которая тебе прямо на душегубца укажет, несчастную учительницу замочившего.

Баранов весь обратился в слух, и видно было, что он всё норовит стул поближе к нам придвинуть, забыв про невозможность такого действия.

— А дальше старик говорит: сделаю я тебе ещё один подарок. Того душегубца тебе и ловить не придётся, ибо сидит он уже в казённом доме под видом глупого баклана и будет сидеть там, пока не расстреляют. Да, говорит ещё старик, я тебе и имя его назову — это…

Джексон резко развернулся к доставленному:

— … Дмитрий Баранов!

В этом месте он возвысил голос и грохнул кулаком по столу.

— Чего вылупился? Нравится тебе моя сказка?

Такой смены декораций Баранов явно не ожидал, и стало похоже, что весь его настрой относительно линии собственного поведения на допросе накрылся медным тазом. От намёков на достоинство не осталось и следа. То, что он услышал, несомненно означало: этот страшный мужик знает всё и даже больше. И Баранов, с трудом овладевая пляшущими в каком-то диком танце губами, прошепелявил:

— Эт-т-то чудовишч-ч-ная ош-шибка!

На большее у него не хватило сил. Не каждый день из банального хулигана в один момент превращаешься в убийцу. А Джексон нагнетал:

— Не бзди, Димон! Ты кто был — баклан позорный! А теперь — уважаемый человек, двоих замочил. Баба-то та беременная была. А за двойную мокруху в нашем государстве — смертная казнь. Всё, как положено! Будешь сидеть, как кум королю!

Тут Джексон сделал страшные глаза:

— Ой, про кума-то у меня зря вырвалось. Ну, по-другому скажу: в уважении и почёте сидеть будешь, пока лоб зелёнкой не намажут.

Митрофанов участливо взглянул на Баранова:

— Я тебе вот что скажу. Будь мужиком, веди себя достойно. Никаких показаний нам не давай. Так сегодня и напишем: от дачи показаний отказался. Лады? Сокровища твои мы нашли, сам уже, небось, понял? И причину рывка знаем: следы заметать бегал. Так что нам от тебя ничего и не надо. Быстренько дело закончим, улики налицо. Завтра к тебе прокурор придёт, следователь то есть. Так ты ему так же — отказываюсь, мол, от показаний. Имею право — не свидетель какой-нибудь, а убивец. И в камере тебе респект и уважуха будет.

Про «респект и уважуху» — это Джексон у меня научился. Когда я его успел научить, уже и не помню. Но Женьке понравилось. Он повернулся ко мне:

— Алексей Николаевич, оформите, пожалуйста, отказ от дачи показаний, чтобы всё было, как положено. Да и пойдём уже. И так всё ясно.

Я достал лист бумаги и начал заполнять «шапку» объяснения: я, инспектор уголовного розыска… Дальше писать ничего не стал, понимая, что не для того заводилась вся эта комедия. Баранов, видя мои действия и не соображая, как словами можно выразить своё несогласие с происходящим, попробовал этот листок у меня вытащить из-под руки. Того было и надо. Митрофанов тут же вернул себе инициативу:

— Что, Димон, не согласен? Имеешь важную информацию? Хочешь чистосердечно раскаяться? Что ж, добро! В Советском Союзе не только суд, как говорил один знаменитый персонаж, но и милиция — самая гуманная в мире. Будешь вести себя правильно — зачтётся. Расскажешь?

— Расскажу, — глухо сказал Баранов, и из него полилось.

Из путанного монолога Баранова, которому и попить, и покурить дали, чтобы успокоился, получилось следующее.

Недели две назад, незадолго до своей неудачной хулиганки он познакомился у пивной палатки с одним «кентом». Попили пивка, он предложил продолжить. Взяли, что надо, платил «кент» и, и видно было, что он при деньгах.

Тут вмешался Джексон:

— Димон, а что ты всё «кент» да «кент»? Имя у твоего «кента» есть? Так и говори — Анатолий. Или Толян, как ты там его звал?

Это был блеф, но очень удачный. Баранов взглянул на Джексона с испугом, и в глазах его читалось: ну, раз вы и это знаете… Я бы не удивился, если у Баранова проскочила и другая мысль: а может Анатолий тоже задержан и кормит клопов в соседней камере?

Дальше рассказ Баранова выглядел так. Пошли на бережок. А что, погода тёплая. Самое то. Тут он на бережку и сказал, что вода — это вроде как его стихия. Баранов спросил, моряк, что ли? Он ответил, что, мол, типа того. Мужик суровый, пьёт много, но не пьянеет. Потом ещё пару раз встречались. И вот на третьей, пожалуй, встрече, сказал он, что ему переночевать негде, так получилось, баба из дома выгнала. Какого числа дело было, Баранов не запомнил, пил тогда много, но где-то в первых числах сентября.

Он и предложил по пьянке-то дачу родительскую для ночлега. Знал, что стариков там быть в это время не должно. Тогда Анатолий этот исчез куда-то на часок, а потом вернулся со свертком. На даче снова пили, а утром «кент» попросил похранить свёрток, пока он за ним не заглянет снова. Что в свёртке, смотреть не велел, иначе рога обломает. Он вообще страшный человек, как глянет иной раз — до самого нутра пробирает. И спорить с ним в такие минуты совсем не хочется. Баранов дал ему свой адрес, на том и расстались.

А в свёртке, ну как же не посмотреть? Может там отрава какая? Посмотрел, а там в одном пакете деньжищ куча, а в другом — золото: и серьги, и цепочки, и кольца с перстнями, много всего. Не по себе стало, про кражи-то в городе только глухой не слышал. А не выполнить поручение ещё страшнее. Уж больно суров этот его новый знакомый оказался. Да и сидел раньше. Баранов, сам немного посидевший, это вмиг распознал. За что, не говорил. Нет, никаких татуировок у него не видел, ни церквей, ни куполов. Только на руке якорь, вроде на левой. Когда увидел содержимое пакета, стал думать, куда это всё хозяйство деть, никак не придумывается, да с бодуна-то ещё. Сунул пока в диван, хотел потом перепрятать, да сам неожиданно сел. Новый приятель деньжонок-то за услугу немного оставил, вот и пошёл вразнос.

А как очухался, беда. Вдруг родители на дачу приедут, соберутся переночевать, станут диван разбирать, а там… Лучше не думать, что будет. А тут сокамерники начали байки травить про побеги всякие, рассказали и пару историй про фиктивные явки с повинной о преступлениях, которые на самом деле не совершали. Ну, и Баранов решил попробовать. И, удивительное дело, проканало.

Баранов перевёл дух. Он уже выкурил половину принесённой Джексоном пачки сигарет и выпил два графина воды.

— И куда же твой приятель намылился? — задал вопрос Митрофанов.

Баранова аж перевело всего. Было видно, что уж очень ему не хочется числиться в приятелях этого Анатолия. А потом произошла заминка, будто бы вспоминал чего-то Баранов. Или придумывал наспех.

— Так про Адлер что-то упоминал, про море. А больше никаких мест не называл.

— Когда собирался вернуться?

— Да я не знаю толком. Сказал только, жди в любое время.

Митрофанов продолжал с явно недоверчивым видом:

— Ты хорошо тут всё разложил. Только я тебе не верю. Ты как собирался дать знать дружку, где клад-то закопан?

Но на этот вопрос Баранов отреагировал легко, видимо давно придумал подходящий способ:

— Так надеялся, что удастся Лариске, сожительнице моей, весточку передать. Так, мол, и так, товар на даче, где ночевал, под хостой. А уж как хосту найти, пускай сам думает. Тут риска никакого. Лариска вообще не знает, что у моих стариков дача есть.