Очи черные. Легенда преступного мира - Руссо Виктория - Страница 17

— Мне кажется, он вам будет впору.

Михаил замер, уставившись на комплект, потому что в руках она держала одежду, от которой Лье когда-то избавилась.

— Если вас не устраивает, я посмотрю что-нибудь у мужа… Он правда ниже ростом…

— Что вы, это — прекрасные вещи! Я немного растерялся, потому что давно не носил чистую, отутюженную одежду. Еще и мужскую!

Еще раз поблагодарив чудесную женщину, он простился, пообещав, что будет идеальным жильцом. А если приведет компанию пьяниц и бандитов, то попросит их вести себя тихо, потому что у него прекрасные соседи. Женщина захихикала и, пожелав хорошего дня, почти покинула его логово, но Михаил поспешно ее окликнул, уточнив:

— А до меня здесь кто-то жил?

— Да, молодая девушка — Ольга. Очень приятная. Всегда платила вовремя.

— Одна?

— Поначалу одна, а потом к ней приехал брат. Только я-то слышала, чем они занимались, и знаю, что он ей не родственник! — понизив голос, произнесла соседка.

— И куда она съехала?

— Сказала, что выходит замуж, и жених везет ее в Крым — у него там огромный дом. Надеюсь, она счастлива!

Михаил снова погрузился в раздумья и мечтания. Он представлял, как Лье хозяйничает в домике у моря, который совсем не был огромным.

— Хотя… смотря с чем сравнивать! — выдохнув он, посмотрев по сторонам.

Старьевщик его не сразу узнал и долго с подозрением разглядывал. Мужчина был болен и с последней встречи сильно сдал — поседел, ухудшилось зрение и память. Еще осенью он выглядел лет на десять моложе. За спиной стоящего в проеме двери старьевщика была огромная комната, заставленная разным хламом.

— Мишка! — наконец воскликнул он и сильно закашлял. — Разваливаюсь я… Видать, скоро пора придет преставиться…

— Поживешь еще, дядя Митяй!

— Ты если работу ищешь — так я тебе не помощник. Закрыл свою лавку, теперь мое добро со мной.

— Мне бы обувь прикупить, — произнес Михаил, кивая на свои калоши. — И пальто теплое.

— Это что на тебе? Женское? — присматривался опытный торгаш, заметив, что материал хорошего качества.

— Сейчас что-нибудь подберу, постой тут. Впустить не могу — не люблю чужих в своем доме.

Дядя Митяй всегда был немного странным. Скупая чужие вещи, а затем их перепродавая, он опасался, что имеет дело и с душами людей. Он ощущал себя посредником, собирателем частичек душ.

— Вот ходит человек в сюртуке… день ходит, два, год… И часть судьбы этого человека пронизывает невидимыми нитями этот сюртук. Я не ношу вещи с чужого плеча — не хочу примерять чужую жизнь. Вдруг она намного хуже и тяжелее, чем у меня?!

Михаил кивал, слушая его слова, но не воспринимал их серьезно. Для него одежда была просто тряпкой и могла быть новой или поношенной — не более того.

В коридоре пахло кислой капустой и лекарствами. Вся квартира, в которой жил старьевщик, состояла из нескольких комнат, в которых жили разные люди. Раньше здесь было шумно: скандалила супружеская пара, кричал сумасшедший старик, плакал младенец. В этот раз царила тишина, будто кроме дяди Митяя никого и не осталось. Ноги Михаила затекли, он попытался пошевелить пальцами, заключенными в калоши меньшего размера. Он пробежал всего несколько кварталов по снегу, но ноги все равно замерзли. Наконец двери открылись и на пороге «пещеры» с залежами появился запыхавшийся, но счастливый дядя Митяй. Видимо пожилой болезненный мужчина перетряхнул горы барахла, прежде чем подобрать подходящие вещи. В лавке у него все было расфасовано на мужское-женское-детское, зимнее-летнее, для худых-тучных и т. д. Он всегда знал, где что лежит и находил необходимую вещь в считанные минуты, гордясь своими способностями и организованностью. Старьевщик подал Михаилу старенькую чиновничью шинель, валенки и почти новые сапоги, в которые молодой мужчина тут же втиснул ноги — обувь была точно по размеру.

— Исхудал ты, мои мальчик, — произнес он, — наблюдая, как тот облачается в еще годные к носке вещи. Спохватившись, старик исчез и вернулся спустя пару минут с каракулевой мужской шапкой.

— Голову тоже беречь надо! — назидательно произнес старик и, перекрестив его, прослезился, сетуя на то, что это их последняя встреча. Денег торговец не взял, заверив, что пытается перед смертью сделать как можно больше хороших дел.

— Ты за меня помолись, Мишка — это и будет платой! — произнес он дрожащим голосом, скуксившись. — Я уж и гроб себе прикупил… Пусть, думаю, будет. А то ведь время такое — бросят в яму с кем-нибудь — и поминай, как звали. А я хочу по-человечески!

— Что за день? — радовался Михаил, покидая переулок. В его руках были калоши, и женское пальто. Он подумал, что может выручить за них хорошую сумму и прокутить ее в каком-нибудь кабаке. Ведь должны же быть какие-то радости у человека, чья жизнь в последнее время омрачена неприятными мыслями и безрадостными событиями. Но перспективе праздника он радовался совсем не долго, на его пути возникла преграда — его старый знакомый, глухой «Герасим».

— Василий, — выдохнул он, пятясь назад. Молодой человек запустил в него сначала одной калошей, затем другой, чем только разозлил здоровяка. Он накинул на грабителя пальто и тот на мгновение замешкался, это позволило Михаилу выгадать несколько минут — он мчался без оглядки и через четверть часа был на центральной улице. Переведя дух, мужчина пошел по людной улице, на всякий случай, осмотревшись, нет ли за ним слежки. Он никак не мог понять, почему прохожие улыбаются, глядя на него. Наконец Михаил сообразил, что держит в руках только один из двух валенок, — сбегая от Василия, он понес значительные потери. Увидев вывеску «Трактир», мужчина обрадовался и торопливо поспешил к нему, желая перекусить и немного расслабиться, пропустив пару стопок.

Стоял гул. Среди столиков шныряли половые, разнося выпивку. Михаил никак не мог обнаружить свободный стол, все было занято.

— Садись, — вкрадчиво произнес кто-то, дернув его за рукав. На него взирал бледный худощавый молодой человек в круглых очках. Михаил доброжелательно улыбнулся и плюхнулся напротив незнакомца.

— Владимир, — серьезно представился тот и, узнав имя нового знакомого, очень обрадовался, предложив выпить за знакомство.

— Что вы думаете о новой экономической политике? — уточнил собеседник у Михаила, после того как они выпили за знакомство. — Вы не считаете, что нас с вами дурят? Правительство снова у власти, возрождается капитализм, против которого мы с вами сражались не один год! Каково это — быть в дураках? Мы с вами дураки!

На мгновение Михаил пожалел, что присел за столик к чахлому мужчине, чьи измышления и бесконечное «мы с вами» начали раздражать его с же первых минут.

— Если честно, я не слежу за жизнью страны, — нехотя произнес мужчина, расстегнув шинель, выданную старьевщиком. — Закончилась гражданская война — и я рад. Проливается меньше крови — эти новости тоже меня согревают. Я против насилия — так воспитан. Можете меня за это ненавидеть!

— Судя по шинели, вы — бедствующий чиновник, как и ваш покорный слуга, — слабым голосом произнес молодой человек, поправив скатившиеся с носа очки. — Мы с вами стали жертвами большого обмана. Нас призвали сражаться за свободу, а не воспевать смерть. Вы убивали когда-нибудь?

— Нет.

— Я тоже, — вздохнул Владимир, затем наклонился вперед через стол и прошептал: — У меня даже пистолет есть, но я не в состоянии его применить! Я бы с удовольствием применил оружие против классового врага.

Этот неожиданный поворот беседы очень нравился Михаилу. «Поистине, сегодня очень удачный день!» — подумал он и, заметив, что выпивка у его нового знакомого заканчивается, призвал полового, у которого стребовал ужин на двоих и графин водки. Владимир запротестовал, но тот уверил его, что вечер — длинный и он, кажется, знает одного классового врага, который в свое время избежал справедливого суда. «Да здравствует Фани Каплан!» — мысленно провозгласил Михаил, радуясь, что придумал название своему хитроумному плану.