Знойные ветры юга ч.2 (СИ) - Чайка Дмитрий - Страница 45

— Да что б тебя, Хинд! — заорал Абу-Суфьян, совсем уже пожилой воин, которому пошел восьмой десяток. — Конь-то чем провинился?

Он сплюнул в пыль и криками начал собирать бегущих воинов, строя их в ровные ряды. Он удержал свой кусок лагеря, дождавшись, когда ему на помощь подошел сам Халид, сын аль-Валида со своим отрядом конницы. Римляне медленно, медленно отступали на свои позиции. Они еще не поняли, что Дирар ибн аль-Азвар, чья сестра Хавла сражалась сейчас в лагере, ударил отрядом конницы в одно из сердец римской армии.

— Дайрджан! Дайрджан! — орал он, пробиваясь к друнгарию, тысячнику, одному из командующих правым флангом ромеев. — Иди сюда, сволочь! Бейся со мной!

Телохранители встали стеной, но отборная конница арабов изрубила их, дав возможность Дирару прорваться прямо к командующему.

— Убил! — ахнул Стефан, увидев, как в двух сотнях шагов от него яркий плюмаж на шлеме сначала поник, а потом упал в пыль под копыта коней. — Ох! Это же…! Да как его…! Я ведь часто видел его во дворце!

Так закончился второй день этой битвы, после которой тысячи тел оставались лежащими на земле. И только спасительная темнота позволила безумно уставшим людям разойтись в стороны и начать хоронить своих убитых. Ведь по завету Пророка это нужно сделать до захода солнца. Не самая плохая мысль, учитывая, как жарко бывает в Сирии в середине августа…

17 августа 636 года. Там же. День третий.

Ваган вновь нащупал слабое место, и ударил между правым флангом и центром, прямо в то место, где смыкались корпуса Шурахбиля и Амра. И снова йеменцы приняли главный удар, и снова наемники-славяне прорвали их ряды.

— А ведь мы почти родня, — грустно думал Стефан, — вот смешно будет, если именно они меня и убьют. — Он видел, как мускулистые полуголые бойцы, одетые в одни лишь холщовые штаны, сначала засыпали бездоспешных арабов тучей дротиков, а потом ударили в копья, проломив их строй. Мечей у них было мало. Так мало, что почитай и не было совсем. Зато были топоры и булавы, которые заработали в сотне шагов от того места, где стоял бывший доместик императрицы. Жуткий хруст черепов и звериный вой косматых бородачей привел в ужас слугу императора. Неужто остатки бойников пришли сюда из Греции вместе с армией императора? Он так и не узнал этого, потому что вновь подошла кавалерия Халида и в очередной раз вытеснила армию ромеев из лагеря.

Разрозненные отряды арабов опять собрались в строй и двинулись на отряды северян, к которым подошла на помощь отборная армянская тысяча. Армяне не дали истребить славян, к которым, откровенно говоря, до этого боя никаких теплых чувств не питали вовсе. Как, впрочем, и к исаврам, и к данам и к гассанидам. Но тут было некогда вспоминать стычки у лагерного котла. Тут все дрались за свою жизнь.

Совсем скоро две армии вновь встали там, где и началась эта битва три дня назад. Стоило ли это таких жертв? Этого Стефан не понимал, зато понимал, что прямо на его глазах меняется мир. К лучшему или худшему, он еще не знал, зато видел совершенно отчетливо, что привычная жизнь уже никогда не станет такой, как прежде. Римский мир, казавшийся незыблемым, словно горы Тавра, рассыпался на мелкие осколки прямо на его глазах. И эти осколки глубоко ранили его сердце. Ведь он был воспитан, чтобы служить этому миру. Он жил ради этого. Он, как и любой императорский евнух, не мыслил себя вне его. Ведь римский мир был смыслом всей его жизни, его высоким служением, а сам доместик Стефан был его неотъемлемой частью. Кем он станет, если привычный порядок дел рухнет? Этого доместик не знал. Скорее всего, он станет просто никем.

Бой длился до темноты, и снова ни к чему не привел, кроме новых тысяч погибших, которые усеяли поле боя. Страшное зрелище представляют собой людские тела, когда по ним в очередной раз пронесется тысячный отряд конницы. Сколько раненых остаются после такого в живых? Да почти что и никого. Железные копыта строевых коней превращают тело человека в кровавое месиво, не давая ни малейшего шанса спастись.

И вновь люди, бившиеся целый день, копали ямы и раздирали свои шатры на саваны, чтобы достойно похоронить новых мучеников, ушедших прямиком в рай. Спасительная темнота подарила покой лагерю, где был слышен лишь непрерывный гул, состоявший из тысяч стонов и тысяч молитв. До следующей битвы оставалась одна ночь.

1 Автор рекомендует либо совсем не читать статью в Википедии, где описана данная битва, либо прочесть ее как сугубо юмористическое произведение. Никакие двести тысяч воинов император Ираклий выставить просто не мог. И уж точно, арабы в то время не могли бы собрать сорок тысяч всадников в одном месте. Размер римской армии в сорок тысяч человек указан у Феофана Исповедника, а количество вообще всех сил арабов оценивается современными исследователями в 25–27 тысяч. Скорее всего, и тех и других было еще меньше из-за неизбежного дезертирства и нестроевых потерь, но приведенные цифры близки к реальности.

2 Командующий левым флангов ромеев Канатир — это не имя, а титул — Букинатор, трубач. Его имя не сохранилось. Имя другого командующего, Дайрджан — это искаженное военное звание друнгарий, тысячник. Замена личных имен титулами — обычное явление в источниках того времени.

3 Абу-Суфьян из мекканского бану Омейя — самый страшный и самый последовательный враг Пророка Мухаммеда, который позже стал его соратником. Сын Абу-Суфьяна Муавия стал пятым халифом и основал династию Омейядов, приведшую Арабский Халифат к высшему пику своего развития.

4 Согласно арабским источникам, Хинд в этот момент прочитала возвышенные стихи, которые вдохновили ее мужа на подвиги. Но автор позволил себе усомниться в этом и слегка реконструировал диалог, придав ему хоть какое-то правдоподобие.

18 августа 636 года. Долина реки Ярмук. Сирия. День четвертый, или День Потерянных Глаз.

Луки у арабов были полным дерьмом. Это понимал даже Стефан, проведя с ними немало времени. Напротив, луки у римлян били дальше, а сами стрелки оказались куда лучше. По крайне мере, кто-то надоумил их, и они вместо того, чтобы засыпать армию мусульман тучей стрел, как делали это обыкновенно, начали бить прицельно, прямо в лица врагов.

Пехота сходилась бурными волнами, которые раз за разом разбивались о врага, словно о скалы. А из строя в лагерь тянулся ручеек раненых, множество из которых получили ранение в глаза. Фронт арабов опасно прогнулся, и армяне вновь подошли к границам лагеря. Женщины стали сбиваться в кучки и обсуждать что-то, суматошно размахивая руками. Раненых было так много, что даже Абу Суфьян сидел, привалившись бессильно к куче своих пожитков, пока жена промывала ему зияющую рану на месте левой глазницы. Какой-то меткий ромей достал и его тоже.

— Опять в лагерь ворвались! — удивился Стефан, хотя в последние дни это событие происходило так же регулярно, как восход солнца. То есть, каждый день.

Славяне и армяне прорвали редкую шеренгу йеменцев и вновь подошли к тому пригорку, где сидел Стефан.

— Хавла? — изумился доместик. — Вот ведь отчаянная баба!

Сестра Дирара ибн аль-Азвара взяла меч из руки убитого воина и повела в атаку женщин, вооруженных камнями и кольями. Невероятное зрелище, от которого Стефана даже передернуло. Слишком уж жутко выглядела толпа этих баб, которые шли защищать своих детей и израненных мужчин, лежавших тут и там. Их бегущим мужьям ничего не оставалось, как влиться в этот людской ком, который рос с каждым шагом. Хавла, истошно завывая, зарубила какого-то воина, но тут же сама упала под ноги другим, получив удар мечом по голове. Римлян вновь вытеснили на позиции, а Хавлу женщины уложили на землю и начали причитать. Она была недвижима, а повязка на ее голове промокла от крови.