Все разбитые осколки (ЛП) - Уайльд Риа - Страница 33

— Боль необходима в спальне так же, как и удовольствие, — объясняю я. — Между ними есть тонкая грань, не нужно многого, чтобы одно стало слишком сильным и превратилось в другое.

— Тебе это нравится? — спрашивает она. — Причинять боль?

— Мне нравится наказывать, — признаюсь я. — В основном тебя.

— Почему?

— Потому что ты заставляешь меня чувствовать.

Она кивает, как будто понимает, и расслабляется, пока я связываю ее запястья и прикрепляю их к крюкам, установленным на столбиках кровати.

— Не переживай, Эмери, — говорю я ей, связывая лодыжки, а затем накладываю повязку на глаза и провожу пальцами по изгибу ее лица. — Будь моей хорошей маленькой шлюшкой.

По ее едва заметному кивку я отступаю от кровати, любуясь своей работой. Ухмылка растягивается на моих губах.

Моя. Все, блядь, моя.

Глава 28

༺Эмери༻

Резкий выдох вырывается из моих раздвинутых губ. Тело напрягается, когда всплеск боли проникает в левую грудь, начиная с ноющего, торчащего соска. Это был укол, шок, но затем боль изменилась, превратилась в мучительное удовольствие, которое сбило с толку мой мозг.

Я чувствую руки Атласа, пальцы проходят по моей слишком чувствительной плоти, а затем я вздрагиваю, когда прохладный металл проходит по моей груди, вгрызаясь в сосок, и тоже самое происходит справа. Я задыхаюсь, моя спина выгибается от боли и удовольствия от зажима.

— Каково это, красотка? — шепчет он.

— Хорошо, — это слово вырывается с дрожащим дыханием и звучит неубедительно.

— Ты должна сказать мне, чтобы я остановился, если будет слишком сильно.

Я киваю, ослепленная легким слоем материала, который он наложил на мои глаза. Все вокруг обострилось, и какая-то часть меня хотела сойти с ума от потери зрения и отсутствия подвижности, но я не лгала, когда говорила, что доверяю ему.

— Я должен услышать это, светлячок. Ты должна мне сказать, ты понимаешь?

— Да, — дрожит мой голос. — Я понимаю.

Я чувствую, как напрягаются мои мышцы, когда его пальцы проводят по центру моего живота.

— Вижу тебя такой, светлячок, — хрипит он. — И не могу насытиться.

— Атлас, — вздохнула я. — Прикоснись ко мне, пожалуйста.

Его глубокая усмешка посылает тепло в мой живот и покалывание по бедрам. Мне нравилась эта чертова усмешка.

— Я скоро вернусь, — он прижимает поцелуй к моему животу.

— Что? — вскрикиваю я.

— Терпение, светлячок, — говорит он на прощание.

Я слышу собственное дыхание в ушах, моя кровь бьется, как тысяча военных барабанов. В животе образуются узлы, в груди все сжимается. Он ведь не оставил бы меня так, верно?

— Атлас? — спрашиваю я через несколько минут.

Было только молчание.

Где-то рядом с дверью скрипнула половица, и я машинально повернула голову на звук — другие органы чувств взяли верх, ведь зрения у меня не было.

— Атлас?

Тихие, ленивые шаги раздаются в мою сторону, легкий шорох одежды заставляет волосы на затылке встать дыбом.

Когда слова не были произнесены, а тишина затянулась, я сглотнула, страх затянул узлы.

— Атлас?

Что-то аккуратно ставят на тумбу рядом с кроватью, судя по звукам, стакан с чем-то звенящим внутри.

Я чувствую его присутствие, а затем его губы слегка касаются моих. Мимолетное прикосновение, которое заставляет меня бороться с ограничениями, чтобы угнаться за знакомым вкусом Атласа.

Он не награждает меня еще одним поцелуем. Вместо этого он отходит, только чтобы вернуться через секунду, и что-то ледяное касается изгиба моей груди. Настолько холодное, что я вскрикиваю от ощущения этого прикосновения к моей разгоряченной коже.

Лед. Это был лед на моей коже, тающий на моей плоти, когда Атлас проводит им по одной груди, дразня сосок и зажим, и холод дает мне чувство облегчения от тупой пульсации там. Но он постоянно двигает им, вокруг одной, потом другой, вверх по ключицам, вниз между ложбинками грудей, по ребрам, пока не опускается на живот, на мой пупок. От холода я задыхаюсь, мышцы напрягаются от шока. Он проводит им по моему телу, смачивая кожу с каждым проходом тающего кубика.

Но когда он опускает его мне между ног, моя спина выгибается дугой на матрасе, ощущения совершенно иные, чем когда-либо прежде.

— Продолжай стонать, детка, — прохрипел он, забираясь на кровать, и матрас просел под его весом. — Звуки, которые ты издаешь… — простонал Атлас. — Они делают меня таким чертовски твердым.

Лед скользит по моей киске, охлаждая жар, который я ощущаю там, но ничего не делает, чтобы утолить жгучее возбуждение, заставляющее все мое тело дрожать. Мои соски пульсируют от восхитительной боли, каждое нервное окончание, кажется, загорается одно за другим. Он двигает лед, пока я не чувствую, что он прижимается к моему входу, и мое тело автоматически сжимается, когда он проталкивает его внутрь.

Я вскрикиваю, не в силах остановиться.

— Посмотри на себя, моя идеальная маленькая грязная шлюшка. — он следует за кубиком льда, вводя лишь один палец. — Только для меня, ты понимаешь?

— О боже! — я хнычу, когда он добавляет второй.

— Отвечай, — грубо требует он, проводя пальцами по растаявшему льду, от которого все стало мокрым, мои бедра и кровать под моей задницей.

— Только… — вздыхаю я, пытаясь сжать бедра, нуждаясь в большем. — Для тебя.

— Именно так.

Я чувствую руку между моих ног, которая погружается в меня, его пальцы сгибаются, чтобы провести по этому сладкому месту внутри, дразня его, чтобы заставить меня стонать. И когда на меня обрушивается внезапный поток ледяной воды, я впадаю во внезапный оргазм, который затягивает все вокруг. Моя киска дико сжимается вокруг его пальцев, а затем его рот оказывается на мне, язык проникает внутрь, нагревая кожу. Когда его язык щелкает по моему клитору, пальцы не прекращают ритмичные толчки, входя и выходя. Где-то я слышу свой крик, крик о большем, крик о пощаде, но он толкает меня дальше, лижет меня, пробует на вкус, прежде чем медленно опустить меня.

Ослепленная и слабая, я чувствую, как он отцепляет одну из моих ног, обхватывает меня за колено и поднимает ее вверх, пока она не упирается в его голое бедро. Я была в таком забытьи, что не могла сказать, когда он снял одежду, но он снял, и его твердый член уже толкался в мою чувствительную плоть, моя киска пульсировала и сжималась вокруг него, более чем готовая и желающая принять его.

Он застонал, погружаясь в меня, все его тело напряглось, пальцы сгибались там, где он все еще держал мою ногу, открывая меня еще больше, чтобы я могла принять его значительную длину.

— Черт возьми, — рычит он. — Блядь. Так хорошо, светлячок. Ты создана для меня.

— Да, — кричу я, обхватывая ногой его спину, чтобы еще больше притянуть его к себе. Я хотела видеть его, смотреть на него, пока он трахает меня вот так. Словно прочитав мои мысли, он внезапно срывает повязку с моих глаз, свет шокирует, но мужчина не останавливается.

Его бедра впиваются в мои, наши тела сталкиваются, прежде чем он вытаскивает член и снова вставляет. Снова и снова. Он вдавливает меня в матрас, мое тело сотрясается от каждого глубокого толчка. Это было дико и прекрасно, это было похоже на грех в самом святом смысле. Я бы поклонялась этому мужчине. Поклонялась ему всеми способами, которых, как он считает, он не заслуживает. Я бы целовала каждую трещинку в его душе и скрепляла эти осколки вместе. Пусть он использует меня, питается мной, если ему так этого хочется.

Я чувствовала себя связанной с ним так, что это казалось невозможным, как будто наши души всегда были обречены на встречу.

Мы нуждались друг в друге.

Его губы внезапно прижались к моим, его член медленно, но глубоко входил в меня, и я почувствовала, как снова напряглась, предвкушая оргазм с каждым толчком и движением его бедер.

Я не ожидала, что все произойдет именно так.

Влюбиться в сводного брата — худшее, что я могла сделать, и все же я ничего не могла с этим поделать. Он держал мое сердце в своем кулаке, владел мной полностью и бесповоротно, а я ничего не могла сделать, чтобы остановить это.