Кража в особо крупных чувствах (СИ) - Волкова Дарья - Страница 37

– Пульс есть. Без сознания. Сильное переохлаждение, – Арсений шумно выдохнул, а Петр добавил: – Задержанные на тебе. Глаз не спускай.

– Есть.

Из ванной принесли несколько горячих влажных полотенец, Петр всех выгнал из гостиной, раздел безвольное тело Эли и укутал ее в едва терпимо горячие полотенца. Эля едва заметно дернулась и застонала.

– Я здесь, – зашептал Петр, наклоняясь к ней. – Эля, я здесь. – А потом разогнулся и крикнул: – Молоко горячее несите!

Напоить молоком Элю так и не удалось, лишь облили ее этим молоком, от чего она снова застонала, но так и не открыла глаза.

– Давайте еще горячих полотенец, эти остыли, – скомандовал Петр. И в этот момент, как райская музыка, за окнами дома завыла сирена скорой помощи.

Приехавшие медики коротко собрали анамнез, за предпринятые действия похвалили. И электрическое одеяло у них с собой было. Эле что-то вкололи, завернули в электрическое одеяло.

– Носилки!

– Я ее сам в машину отнесу.

Невысокий, но крепкий черноволосый доктор кивнул.

– Пойдемте.

И уже в тот момент, когда Петр осторожно опускал Элю на каталку, она вдруг открыла глаза.

– Ты пришел за мной, – едва слышно прошептали ее синюшние губы.

– Да, я пришёл за тобой.

Она выдохнула – и снова закрыла глаза.

– Вы едете? – спросил Петра доктор. Петр отрицательно покачал головой, еще раз посмотрел на лежащую на каталке Элю – и тяжело спрыгнул двумя ногами из машины на землю.

Дверь за ним закрыли и, спустя несколько секунд, замигав голубыми огнями и взвыв сиреной, машина быстро выкатилась за ворота.

Эля в руках у профессионалов. И помочь Петр ей сейчас ничем не может. Сейчас – нет. Чуть позже он приедет в больницу. Но в данный момент ему нужно….

Нужно кое с чем разобраться. И кое с кем.

А если называть вещи своими именами – то необходимо как-то канализировать клокочущую в груди и с каждый вдохом набирающую все большую силу ярость.

Трое суток. Почти трое суток Эля сидела под землей, в тонкой кофточке и джинсах, со связанными руками и заклеенным ртом, когда на улице вот-вот наступит зима.

Они сидела и замерзала, а он пил горячий чай и кушал пиццу. Она сидела и замерзала, а он спал в теплой постели. Она лежала там уже без сознания, в той позе, в какой он ее нашел – завалившись на бок на каком-то деревянном топчане – а он изучал окурок и решал – ее это окурок или нет. А до этого мирно и культурно беседовал с человеком, который все это с Элей и сотворил.

Петр резко развернулся и пошёл к дому.

Конищев и его подруга стояли в гостиной, в сопровождении двух автоматчиков.

Вокруг валялись полотенца и одеяла, на столике так и стоял поднос с не выпитым кофе, на диване темнели пятна от воды.

Петр медленно подходил к стоящей у дальней стены паре. По дороге отпнул ногой одно полотенце, потом другое.

Трое суток. Трое суток в холодном погребе.

– Петр Тихонович! – на последнем метре между Петром и Конищевым, как будто из-под земли, появился Арсений. – Петр Тихонович, я прошу вас, не надо! Не марайтесь. Не надо!

Исчерпав все слова, Арсений уперся двумя ладонями Петр в грудь. Петр остановился.

– Она умирала в нескольких метрах от тебя. Замерзала насмерть. Медленно умирала. Я еще могу понять, когда из-за корысти или в пылу ссоры можно убить даже собственного дядю, – Петр с хрипом выдохнул. – Но как ты мог есть, пить, спать, зная, что паре десятков метров от тебя медленно замерзает насмерть человек?! Это как?!

– Уводите их! – заорал Арсений автоматчиками, когда Петр рванулся вперед. – В машину уводите!

Петр не успел достать до Конищева, в сухощавом Арсении оказалось на удивление много сил. А потом автоматчики и в самом деле увели Конищева и его подругу, и Петр с Арсением остались в разгромленной после обыска и отогревания Эли гостиной вдвоем.

Тишина наступила оглушительная. Петр слышал только свое тяжелое надсадное дыхание.

– Все-все-все… – хрипло и тихо проговорил Арсений, в нарушение всякой субординации похлопав Петра по плечу. – Ну, правда же, все.

Петр шумно выдохнул – и тоже хлопнул Арсения по спине, от чего тот охнул.

– Извини.

– Тяжеловата у вас рука, Петр Тихонович.

– Слушай, а что ты меня все по имени-отчеству и на вы? Всегда? – после адреналиновой встряски голову вело куда-то на пустяки.

– Из уважения.

– А у тебя какое отчество, Арсений? – Петр вдруг понял, что не знает отчества Кораблева. Когда-то наверняка его видел в каких-нибудь документах, но сейчас не мог вспомнить вообще.

– У меня отчество забавное, – вдруг неловко улыбнулся Кораблев. – Милославович я. Меня все детство Жоржем Милославским дразнили. И даже в Академии тоже, представляете?

Петр неожиданно улыбнулся.

– А я не буду. Оставайся Арсением. Без отчества.

– Вот спасибо!

Петр еще раз вздохнул, обводя взглядом гостиную.

– Поехали, что ли, Арсений.

– Поехали, – легко согласился Кораблев. – Только знаете, что, Петр Тихонович?

– Что, Арсений Милославович?

– Вы же обещали!

– Ладно-ладно, – Петр чувствовал, что адреналин упал совсем, и его ведет. Как бы глупостей не натворить. – Я в больницу поеду.

– Вот то же самое вам хотел предложить! Вы в больницу, а я по горячим следам допрошу. Без вас. А вы, глядишь, остынете… – Арсений осекся, кашлянул. – В общем, мы поехали, а вы своим ходом, да?

– Так и сделаем.

Они вышли из дома. Петр заметил, что Слава с Иртышом только-только собираются сесть в машину.

– Слава, погоди!

Петр подошёл к кинологу, доставая на ходу из кармана портмоне. Слава смотрел на Петра слегка ошарашенно, Иртыш – заинтересованно. А потом с охотой подставил голову под большую мужскую ладонь.

В портмоне нашлись наличные, и Петр выгреб их все.

– Держи. Купи Иртышу самого вкусного, что он любит.

После паузы Слава деньги взял.

– Хорошо, Петр Тихонович. Иртыш сегодня и в самом деле заработал положительное закрепление.

– Заработал – не то слово.

Еще раз потрепав Иртыша по бархатным ушам и пожав руку кинологу, Петр пошел к своей машине.

Врач, который занимался Элей в стационаре, оказалась женщиной. Невысокой, хрупкой, деловитой.

– Ни о каком допросе не может быть и речи, – отрезала она. – Девушка без сознания.

– Я здесь не как официальное лицо, – Петр убрал удостоверение в карман.

– А как какое?

– Как муж, – проговорил Петр спокойно и без запинки. – Будущий.

– Вот как… – протянула врач задумчиво. На ее лице явно отразилось изумление. Выдохнула, словно приняв решение. – Ладно. Что вы хотите знать?

– Угроза для жизни есть? – Петр старался сохранять спокойствие, но все, что было еще несколько часов назад выкручено на минимум – теперь рвалось наружу, и вопрос он выпалил.

Пауза в ответе врача была мучительной. А потом женщина покачала головой.

– В данный момент – нет.

– Что значит – в данный момент?

– Неизвестно, как такое сочетание факторов: переохлаждение, истощение, обезвоживание и стресс скажется на организме. Я так поняла, что девушку держали в подвале несколько дней?

– Три, – словно сквозь силу ответил Петр.

– Пневмония – очень вероятный сценарий.

– Но ведь пневмония лечится. Антибиотики там… и так далее.

– Антибиотики антибиотиками, но многое зависит от ресурса организма. А организм очень ослаблен. Мы, конечно, приложим все усилия, девушка молодая… – доктор помолчала. – Должна справиться. Но никаких гарантий я вам дать не могу, – докончила она ровно.

Нет-нет-нет. Что значит – гарантий я дать не могу?! Теперь… теперь точно с Элей не должно случиться ничего плохого. Когда Петр рядом – с ней ничего плохого не случится. И точка. Он – ее гарантия. Надо – мир перевернет.

– Я могу ее видеть?

– Она без сознания.

– Я могу ее видеть? – повторил с нажимом.