Топить в огне бушующем печали. Том 1 - "P大 Priest " - Страница 97

Довольно скоро на место прибыли сотрудники соседних Региональных оперативных отделов. Именно они задержали несколько влиятельных учеников господина Юэдэ и поставили в известность полицию.

И эти же Региональные отделы быстро собрали неопровержимые доказательства преступлений школы Юэдэ: он обосновался в районе Дунчуань почти сотню лет назад и за это время обзавелся бесчисленной армией учеников и последователей. Развернув свою преступную деятельность, эта группировка оставила столько улик, документов и квитанций переводов между счетами, столько черных кувшинчиков с «чарами» (которые нашлись при обыске), что сомнений в ее причастности не возникло.

Когда информация поступила к Сяо Чжэну, все еще сидевшему на Совете Пэнлай, он немедленно начал действовать: вызвал отряд оперативников (те засели поблизости и только ждали приказа), задержал господина Юэдэ, после чего, покончив с делами, спокойно отбыл вместе с начальником Хуаном. На Совете Пэнлай никто не решился чинить ему препятствий. Все воротилы из тайных школ послушно прикусили языки, боясь ненароком навлечь беду и на себя. Да, у них не было таких ресурсов, как у Юэдэ, они ничего не знали о колдовском искусстве сгинувших во тьме веков шаманов и таких масштабных преступных схем никогда не проворачивали… Но если покопать, наверняка выяснится, что они тоже замешаны в подобных преступлениях.

Покинув Совет, Сяо Чжэн сразу вызвал два подразделения из «Лэйтин» и «Баоюй» – оба той же ночью вылетели из Юнъани в Дунчуань.

Наконец после всех перипетий Сюань Цзи и его коллег отпустили со службы, посадили в минивэн и отправили в городскую гостиницу. До рассвета оставалось всего несколько часов.

По дунчуаньским склонам потекла туманная дымка. Многочисленные взрывы мифриловых ракет разворотили гору с искусственным лесом, и теперь кости шаманов, погребенные в убежище-кургане, оказались под открытым небом. На поверхность вынесло и грот с алтарем, от сводов которого почти ничего не осталось. После очередного камнепада бронзовый гроб опять сбросило в озеро, и он наполовину ушел под воду.

Алоцзинь как будто не пострадал – только по-прежнему багровела маленькая рана у него на лбу. Изначально миловидные и безмятежные черты почти детского лица немного исказились, что придавало Алоцзиню свирепый и пугающий вид. Со стороны казалось, что он барахтается в бесконечном кошмаре, и ему никогда не проснуться.

Но тут вода у гроба, поблескивая в бледных лучах луны, запузырилась. Над горами стали собираться тяжелые грозовые тучи…

В этот раз Сюань Цзи по-настоящему попал в переплет. Сначала выяснилось, что его Меч Судьбы – вовсе не его, а чужие останки. Затем его втянули в крайне запутанные отношения древнего императора и старейшины шаманов… в общем, за какой-то день все представления о морали и нравственности Сюань Цзи, все его знания о мире перевернули с ног на голову и обратно, и так еще несколько раз. Под конец все эти кульбиты так вымотали Сюань Цзи, что он заснул прямо в дороге, в служебной машине.

И когда он погрузился в дрему, луч света, похожий на отсвет фар, скользнул по его лицу. По-видимому, источник этого света находился где-то на западе.

Все это время Шэн Линъюань, прикрыв глаза и отдавшись созерцанию, сидел рядом с Сюань Цзи. Странный луч тоже скользнул по нему, отчего он вздрогнул и, разомкнув ресницы, принялся смотреть по сторонам. Но все было тихо, если не считать феноменально громкого храпа – его издавали молодые служащие нового ведомства Цинпин. Правда, в воздухе повис довольно знакомый аромат… Шэн Линъюань, нахмурившись, повел носом, пытаясь сообразить, что же это такое…

Подумав немного, он не без неловкости освободил свое божественное сознание и снова поглядел вокруг, но так ничего и не обнаружил – только изменившийся до неузнаваемости Дунчуань, обдуваемый загрязненными ветрами. Однако вместе с тем Шэн Линъюань почувствовал, что его затягивает в сновидение маленького демона. Их сознания по-прежнему соединялись, поэтому…

Что ж, Шэн Линъюань никогда не считал себя благородным мужем, до совершенномудрого ему было безумно далеко, и на заповедь «не гляди на то, что чуждо ритуалу» он всегда смотрел сквозь пальцы. К тому же во сне человек абсолютно беззащитен, и тут легко ненароком обнажить свои скрытые помыслы… Да, такую возможность грешно упускать. Руководствуясь этими соображениями, а также поддавшись любопытству, что за клан дерзнул вскормить его останки, Шэн Линъюань все-таки заглянул во сны маленького демона.

Но прежде он отозвал свое божественное сознание из Дунчуаньских земель. Следуя за обрывками фраз, которые беспрестанно крутились в голове маленького демона, Шэн Линъюань начал постепенно проникать в его глубинные помыслы. Но едва он успел вторгнуться, как наткнулся на вздымающуюся до небес стену ослепительно-белого огня. Это было бушующее пламя Наньмина. Волна жара докатилась до Шэн Линъюаня, и у него снова горлом пошла кровь. Он с усилием сглотнул и метнул в стену огня недоверчивый взгляд. Как ни посмотри, но пылающее море сознания заставило его отступить. И на то была веская причина.

Если верить легендам, истинное пламя Наньмина принадлежало огненной птице Чжу-Цюэ, способной сжечь все и вся, природному врагу всякого демона. Впрочем, эти птицы и сами были демонами-яо, пускай и находились в демонической иерархии куда дальше всех прочих и гораздо ближе к божественному началу. От маленького демона смутно тянуло таким же нечистым духом, как и от всех других демонов, хотя он свободно загорался и призывал всеочищающее пламя, способное изгнать любую нечисть.

Чжу-Цюэ… От одной только мысли сжалось сердце. Почувствовав боль, Шэн Линъюань прижал руку к груди. Он помнил, что клан Чжу-Цюэ канул в небытие, так откуда здесь взяться его потомку?

Сознание маленького демона защищало бушующее пламя Наньмина, а сам он «вскормил» его останки посредством Меча Судьбы. Тот, в свою очередь, был металлической природы, а ведь металл и огонь несовместимы… Кто же он такой, в конце-то концов? Размышляя об этом, Шэн Линъюань нахмурился.

А в это время жар огня все нарастал и нарастал, терпеть его было невозможно, и Шэн Линъюань подумал было удалиться, как вдруг уловил несколько слов, что просочились из сна маленького демона.

Как известно, во сне все мысли и образы текут беспорядочно, не подчиняются никакой логике, поэтому речь спящего зачастую незначима и пуста. Однако Шэн Линъюаня скорее поразила не сама фраза, а то, на каком языке она была сказана. Нет, это был не путунхуа, наречие современности, а язык Великой Ци!

Конечно, Сюань Цзи не собирался засыпать, имея под боком злокозненного демона. Поэтому, пока они ехали, он упорно боролся с накатывающей дремой. Под конец, когда он уже почти ничего не соображал, ему почудился странный звук, похожий на треск расползающейся по камню трещины. Уронив голову на грудь, Сюань Цзи лишь успел подумать «Твою-то мать!», как его тут же вырубило.

Во сне он перенесся в далекое прошлое. По-видимому, в период Великой междоусобицы Девяти провинций. Там он был то человеком, то какой-то вещью. То без оглядки бежал, спасая свою шкуру, то яростно сражался. Временами ему мерещилось, что он тонет в море крови, и густой гнилостный смрад пропитывает каждую частичку его тела. Бывало и так, что его охватывала безумная ярость, и тогда он бросался на первого встречного-поперечного и с громогласным ревом рубил всем подряд головы.

Порой среди хаоса, огня и бесчисленных смертей его начинала бить дрожь, и тогда он инстинктивно пытался прильнуть к единственному источнику тепла – к когда-то нежным рукам, должно быть, принадлежавшим ребенку, но теперь их сплошь покрывали ссадины и шрамы. Постепенно эти руки становились все крупнее, пальцы вытянулись, от ран остались лишь рубцы да мозоли. Почему-то Сюань Цзи показалось, что они с хозяином этих рук всегда были друг для друга опорой и многие годы не расставались ни на день.

Но однажды эти добрые руки навсегда отпустили его. Видно, хозяина тяжело ранили, он больше не мог сражаться. Однако Сюань Цзи все равно чувствовал, что эти руки тянутся к нему, пытаются достать из последних сил… вот только ответить на этот призыв он никак не мог, потому что не принадлежал себе. И хотя его охватило невыразимое горе, а тело пронзила страшная боль, Сюань Цзи уносило все дальше и дальше, дальше и дальше…