Красная машина.Юниор 3 (СИ) - Барчук Павел - Страница 24

Поэтому тренер не стеснялся практически совсем. Ну, только что без матерных выражений. Хотя, они где-то все равно ощущались. Такое чувство, будто вот-вот выскочат на свободу.

Я был, кстати, подозрительно спокоен. Даже при том, что впервые играл с юниорами в серьезном матче. Волнение имелось только в предыдущую ночь. Ворочался в постели, думал, как все пройдёт? А еще думал, что дальше? Впервые за все это время я вдруг реально осознал данную мысль — а что дальше? Не в плане хоккея или чего-то еще. Вообще.

Я всю жизнь проживу Славиком? Впереди то еще по идее до хренища лет. Если я изменил ситуацию, которая стала причиной ухода брата из спорта, значит, бухать он не должен. Вернее, я не должен. Е-мое…В общем, мы оба не должны. Это, конечно, хорошо. Соответственно, судьба Славика сложится иначе. Он не умрет с обществе непонятных, асоциальных элементов, в один из дней, когда выпьет больше, чем способен выдержать его организм. Я рад. Очень даже рад. Но со мной-то как дальше?

Если честно, в той гонке, которая продолжалась несколько месяцев, я вообще не думал о будущем. А вот в ночь перед важной игрой прямо растаращило меня к подобным размышлениям. Я отчетливо понял, что не хочу провести Славиком еще несколько десятков лет. Точно не хочу. Вот только варианты какие? Это же не на отдых съездить. Обратный билет в свою жизнь не закажешь. Я, может, вообще там, в будущем, кони двинул. А что? Вполне может быть. Потому и оказался в теле брата. Как там говорят? Типа, отдать долг, исправить содеянное, а потом благополучно отчалить в мир иной. И вот эти мысли об «ином мире» загнали меня в крайне озадаченное состояние. Начал на полном серьёзе думать, не появится ли скоро передо мной белый коридор с поющими голосами и светом в самом конце.

Потом вообще начал представлять, а вдруг это произойдёт в крайне неподходящий момент. Например, во время игры за чемпионский титул. Вот это, конечно, будет номер!

Короче,вместо того, чтоб спокойно выспаться, промаялся я всю ночь, как дурак. Честное слово. По итогу в голову полезла наилютейшая дичь, из-за которой пришлось даже выбраться из постели, чтоб совсем крыша не поехала.

— Ты чего, Белов? — Лапин оторвал голову от подушки и уставился на меня сонным взглядом. — Решил сбежать? Зассал завтрашней игры? Ты там хоть конфеты в тумбочке забери. Вовану мать привезла, а нам сейчас этого нельзя. Степан Аркадьевич потом голову оторвет.

Серега хохотнул над своей шуткой. Естественно, все пацаны знали о предстоящей игре и о моем в ней участии. Соперником выступало «Динамо»-Москва и это далеко не самый простой вариант. Правда, надо отметить, несмотря на подначки, которые закономерно начались со стороны товарищей, но иначе и быть не могло, они искренне за меня радовались.

— Спи…Я…Я в толчок…

— А-а-а-а-а…Медвежья болезнь от нервов началась? — Снова засмеялся Серега. — Ну, это ничего. Это бывает. Лучше сейчас обосраться, чем во время игры. Ты ток смотри, если надумаешь все-таки сбежать, предупреди, я вместо тебя попрошусь тогда выйти.

Он зевнул, перевернулся на другой бок, а потом, накрывшись одеялом с головой, снова засопел.

Я осторожно вышел из комнаты в коридор, остановился возле двери. Подумал, на хрена вообще сюда поперся? Потом от нечего делать реально дошёл до сортира, умылся. Несколько минут рассматривал свое отражение в зеркале.

— Манданулся совсем… Спи, придурок! Иди ложись и спи. А не размышляй о загробной жизни. — Это я сказал своему отражению. Вернее отражению брата.

Одна из дверей кабинок тихо скрипнула и оттуда осторожно выбрался пацан лет двенадцати. Он посмотрел на меня, как на маньяка, а потом бочком, по стеночке двинулся к выходу.

— Бессонница. — Буркнул я ему вслед.

Пацан кивнул и пулей выскочил из толчка. Я снова посмотрел на свое отражение. Волосы стоят дыбом. Глаза красные, бешеные. Еще и сам с собой разговариваю. Я бы на месте этого бедолаги тоже сбежал бы.

Такое себе удовольствие — пошел облегчиться в ночи, а в сортире псих с зеркалом беседы ведёт.

В общем, придя к выводу, что если человек идиот, то это навсегда, я вернулся в спальню и попробовал снова заснуть. Не успел закрыть глаза, как уже прозвенел будильник и пацаны начали копошиться в кроватях. В итоге, первую половину дня я чувствовал себя разбитым и сильно нервничал. Как можно быть таким придурком, чтоб перед игрой вместо крепкого сна заниматься теологическими изысканиями и размышлениями о чёрт знает чём.

Зато, когда отправился на игру, пришло абсолютное, уверенное спокойствие. Будто ничего выдающегося не происходит. Единственное, как назло сильно хотелось есть. Даже не есть, а прямо жрать. Думаю, таким образом выливалось нервное напряжение, которое все равно имеет место быть. Я же не псих, чтоб не понимать, насколько сегодня серьёзная игра. Выйти в составе молодежки ЦСКА, когда я еще пацан — это большая ответственность. Прямо под ложечкой сосало от чувства голода. Терпел. И вообще старался об этом не думать.

За час-полтора до тренировки нельзя принимать еду. Поэтому нормальные люди делают это заранее, а я заранее от бессонной ночи отходил, упорно прогоняя из башки мысли про долбаный белый коридор. Прости Господи…

Перед игрой мы привычно разогрелись на сухой тренировке около часа, затем надели форму, и провели разминку на льду. Все, как обычно. По привычной схеме.

Надо отметить, разминка была отлажена чётко: катание, ведение шайб — у каждого игрока по шайбе, броски, отработка движений вратаря. Шайбы с грохотом ударялись о барьер и молнией летели обратно. Этот методичный звук стал для меня мотиватором, я несомненно взбодрился. Даже перестал загоняться о всякой ерунде. В тот момент мою перегруженную мыслями голову совсем отпустило. Выдохнул и сосредоточился на предстоящей игре.

Все мысли были только о матче. Спокойные, размеренные, адекватные. Вообще, если смотреть со стороны, может показаться, что хоккеисты беспорядочно двигаются по ледовому полю. Но это не так. Каждый ставил себе цель, которая многократно решалась на тренировках. Парни выглядели сосредоточенными, но тоже вполне себе спокойными. Добили подготовку к игре тренировочные буллиты.

Не успел я оглянуться, как раздался сигнал и загорелось табло. Хозяева-Гости. В роли хозяев выступали в данном случае мы. Арена наша, нам и встречать.

Обе команды подкатили к барьеру, к своим тренерам. Я стоял в толпе игроков, внимательно слушая последние указания. И вдруг поймал себя на странном ощущении. Вроде бы сам, я сам, именно я, нахожусь здесь, но с другой стороны, и Славик тоже. Я настороженно прислушался к тому, что происходило внутри. Что, блин, за новшества? Нет, ну бывали случаи, когда я понимал, что во мне в первую очередь играют эмоции брата, его восприятие, например, как с Ленкой или с парнями из воронежской команды, однако сейчас было совсем по другому. Я словно ощущал его внутри себя. И ещё — странное, непонятное чувство гордости.

А потом меня вообще «выкинуло». Или наоборот, «закинуло». Не знаю, какое слово более правильно подходит. Я вдруг увидел двор одной из пятиэтажек, которые находились в моих родных Семилуках. Серые, унылые, из грязного кирпича. Между тремя домами, в центре — старая коробка с изрезанным коньками льдом. Здесь не только играют местные пацаны, здесь еще катаются по выходным все, кому не лень.

В коробке с клюшкой — пацан. Лет десять, может, на вид. Это — Славик. Я его сразу узнал. Он почему-то один. Гоняет с шайбой сначала к воротам, потом откатывается назад. Потом снова летит к воротам. У деревянного ограждения стою я. Алеша. В каким-то нелепом пальто и шапке, натянутой на самый нос. Я помню и шапку, и пальто. Таскал их лет до семи. Сейчас мне — пять. Поверх пальто повязан крест накрест, уходя под мышки, широкий мохеровый шарф отвратительно серого цвета с синими и зелеными полосками. Я повис на бортике, с интересом наблюдая за братом. Он забрал меня из садика. Мать на работе, отец недавно вышел с очередной отсидки. Но его практически никогда не бывает дома.