Царь нигилистов 4 (СИ) - Волховский Олег - Страница 50

— Отпускаете на свободу?

— После того, как отработают выкуп, — признался Гучков.

В семьи можно было поверить, ибо возраст рабочих начинался лет с десяти, если не младше. Не ткачей, конечно. Это для продвинутых. Так: корзины с пряжей и нитями принести и отнести.

На берегу Яузы красильня. Ну, понятно, отходы производства в реку сливать. В воздухе стоит запах масла, смешанный с чем-то растительным и химическим.

Здесь больше женщин, тоже крестьянского вида: в сарафанах и платках. И девочек на подхвате.

— А сколько часов рабочий день? — спросил Саша.

— Смены по шесть часов, — отчитался Гучков.

— Всего шесть часов в день? — удивился Саша.

— Нет, шесть часов — это смена, — терпеливо объяснил хозяин. — В сутках две смены. Рабочий отрабатывает шесть часов, возвращается домой, занимается своим бытом, спит, а потом у него следующая смена.

— И сколько же он спит? — мрачно поинтересовался Саша.

— Три-четыре часа, — признался Гучков. — Но потом ещё, после следующей смены, всего восемь.

— То есть рабочий день — двенадцать часов, — вздохнул Саша.

— Вам кажется, что это много, Ваше Высочество? — спросил Гучков.

— Не то слово! — поморщился Саша.

— Ну, что вы! — возразил Ефим Федорович. — Это у нас двенадцать. А бывает и по четырнадцать. Да что! У некоторых до 18 доходит.

— Интересно, на каторге больше или меньше? — поинтересовался Саша.

— Ваше Императорское Высочество! Несколько лет назад фабрику осматривал Великий князь Константин Николаевич. Ему всё очень понравилось!

— Не удивлен, — хмыкнул Саша.

Значит, у Гучкова образцово-показательная фабрика, которую начальству показывают. С коротеньким рабочим днем в 12 часов и чистенькими цехами. Что же у остальных-то!

И дядя Костя ничего не заметил, потому что для него это нормально.

— Дети тоже работают по 12 часов? — предположил Саша.

— Да-а… но у них же работа лёгкая.

Саше так не показалось.

— А рабочие в городе живут? — спросил он.

— Нет, в основном здесь, при фабрике. Я вам покажу.

Они вышли на воздух, и Саша смог вдохнуть полной грудью.

— Пойдемте, сначала я покажу вам нашу больницу для рабочих, — предложил хозяин.

Понятно! Гучков уловил настроение гостя и решил показать соцпакет.

Больница была маленькая, на 15 коек, но видимо, и это было круто.

— У нас ещё есть училище на 140 мальчиков, — похвастался Гучков.

Училище оказалось двухэтажным деревянным бараком, которые ещё и в начале 21-го века можно найти в России, особенно в регионах. Классы были большие, а обстановка напоминала картину Маковского «В сельской школе»: никаких тебе парт, один большой деревянный стол с деревянными лавками. И дети разного возраста в одном классе.

— А для девочек школы нет? — спросил Саша.

— Построим! — пообещал Гучков. — Кроме того, у нас есть бани для рабочих.

Бани оказались небольшим, зато кирпичным строением. У входа по случаю субботы толпились рабочие, и из трубы шёл дым.

Хозяин изящно обвел вокруг и, не заходя внутрь, подвел к длинному зданию с застекленными стенами и крышей.

— А это оранжерея моего батюшки.

— Та самая?

— Да!

В нос ударил божественный апельсиновый запах. В темно-зеленой листве деревьев висели оранжевые плоды в обрамлении белых цветочков, что поразило Сашу до глубины души. Он думал, что растения цветут и плодоносят одновременно только в даосском раю.

Гучков нарвал штук пять покрупнее и поярче.

— Угощайтесь Ваше Высочество!

Саша вежливо взял один.

— Благодарю, — сказал он. — Остальное отправьте ко мне с лакеем.

Сочный апельсин легко чистился, разламывался на крупные дольки и даже не был по-тепличному безвкусен.

Они прошли через ажурную арку, увитую мелкими белыми розочками, и апельсиновая роща сменилась лимонной, а потом ананасными грядками, где золотые плоды сидели в розетках широкой и остроконечной, похожей на осоку травы.

Ефим Федорович выбрал ананас покрупнее и поспелее. Саша кивнул. И плод перекочевал к лакею.

А фабрикант выбрал ещё один, менее внушительный, для Гогеля.

Всё-таки в оранжереях всегда слишком жарко и душно, и Саша был рад снова оказаться под открытым небом.

Недалеко от выхода располагался солидных размеров особняк с портиком и колоннами.

— Мой дом, — сказал Гучков. — Могу ли надеяться видеть вас у меня на обеде?

— Можете, — кивнул Саша. — Прямо на работе живете…

Фабрикант скромно улыбнулся и показал рукой куда-то в заросли деревьев на берегу пруда:

— У меня и дача здесь. Можно потом откушать чаю на даче.

— Это все замечательно, — оценил Саша. — Но вы мне обещали помещения для рабочих показать. Было бы очень любопытно…

Они прошли мимо длинных складов с двускатными крышами и оказались перед деревянным бараком.

— Это казарма для рабочих, — пояснил Гучков.

Слово «казарма» Саше сразу не понравилось.

Они вошли внутрь, и Ефим Федорович открыл дверь в большую комнату метров в тридцать-пятьдесят.

Первое, что бросилось в глаза — печка с плитой, на которой женщины в сарафанах и лаптях готовили еду, которая пахла не то, чтобы совсем отвратительно, но посредственно. К вони похлебки примешивался запах пота и давно немытых ног.

Женщины оторвались от работы и поклонились в пояс хозяину и его спутникам.

На веревках, протянутых через всю комнату, сушилась одежда. Ни простыней, ни пододеяльников, ни наволочек — только портки, мужские и женские рубахи и нижние юбки.

— Ефим Фёдорович, а почему они на улице белье не сушат? — удивился Саша. — Сухо же.

— Боятся, что украдут, — объяснил купец. — Они спят-то в сапогах… у кого есть.

Вдоль стен были выстроены деревянные нары в два яруса, на которых собственно и спали. Вперемежку: мужчины, женщины, дети. Прямо в одежде и без всякого белья. Просто положив на голые доски армяк, кафтан или ватную кацавейку.

Счастливых обладателей сапог можно было по пальцам пересчитать. Расстаться с дорогостоящим предметом гардероба никто не решался. Да и лапти предпочитали не снимать.

Между нарами в центре комнаты располагались длинные деревянные столы и несколько лавок.

Вся обстановка живо напомнила Саше камеру где-нибудь в Бутырке. Только что без решёток.

— У нас чисто, — похвастался Гучков, — два раза в неделю подметаем, даже клопов нет.

Саша оценил. По слухам, клопы водились даже в Зимнем. Саша их не застал, поскольку в начале пятидесятых, когда Мама́ поселилась в отремонтированных для неё комнатах, была предпринята масштабная кампания по борьбе с насекомыми, и порошки персидские и турецкие закупались в товарных количествах.

А может Саша просто спал хорошо по молодости и завидному здоровью, так что не замечал паразитов.

Зато клопов Саша помнил по советскому детству, когда эти гады любили селиться под обоями в углах комнат.

Словно услышав хвастливую реплику хозяина, по полу прошествовал здоровый рыжий таракан. Саша вспомнил советские инстинкты и молниеносно наступил на него сапогом.

— Тараканщика надо вызывать, — вздохнул Гуков. — А с другой стороны, тараканы-то чего? Тараканы, они от богатства, Ваше Высочество. Это клопы от бедности.

Надо заметить, что тараканы тоже водились в императорских дворцах. Даже имелся штатный придворный тараканщик: новоладожский крестьянин Василий Лебедев. Бизнес его был настолько успешен, что сей предприниматель завел свой магазин и выстроил двухэтажную школу на собственные деньги.

Но дворцовые тараканы вели себя скромнее, и светлое время суток под ногами не шныряли.

Несколько участков на нарах было отгорожено дощатыми перегородками высотой около метра и завешено сомнительной свежести тряпицами. По аналогии с СИЗО Саша предположил, что это.

— За занавесками семейные? — спросил он.

— Да, — кивнул Гучков. — Вообще, занавески не по правилам, но идем навстречу. У нас есть комнаты для семейных, но не всем хватает.