Царь нигилистов 4 (СИ) - Волховский Олег - Страница 36

— Компенсации тоже могут украсть, — заметил Завадский.

— Конечно, — кивнул Саша. — У нас все могут украсть. Но смотри выше. А студенческий контроль на что? Я бы вообще, скажем, каждый три месяца проводил анкетирование среди студентов по каждому кафе. «Одобрить, дать шанс, пнуть под зад (поставить галочку в нужном месте)». Но не думаю, что будут халтурить. Еще поборются за право написать на вывеске: «Поставщик Императорского московского университета, держу кафе на первом этаже главного корпуса». Вы только в разные столовые разных трактирщиков зовите, чтобы они друг с другом конкурировали. Можно это устроить, Аркадий Алексеевич?

— Думаю, да, только нужен кто-то, кто будет договариваться с трактирщиками.

— Вот! А попросить отвечать за связи студенческого совета с бизнесом я и планировал Анатолия Мамонтова.

— Хорошо, — улыбнулся тот.

— Любите вы англицизмы, — заметил Завадский.

— Люблю, не без этого, — признался Саша.

— Вообще-то мой отец тоже был купцом, — вмешался Столетов. — Правда, третьей гильдии. Держал бакалейную лавку.

— О! — сказал Саша. — Для наших скромных целей это даже лучше. Значит, будете с Анатолием подменять друг друга. Надеюсь, что никто из ваших родственников, господа участники студенческого совета, трактир в Москве не держит.

— А чем это плохо? — спросил Завадский.

— Конфликт интересов, — объяснил Саша. — Тяжело не подыграть родному человеку. Кстати, свяжитесь с Николаем Ивановичем Пироговым, у него большой опыт борьбы с коррупцией на низовом уровне в армии. Что-нибудь умное обязательно посоветует. Он мне много порассказал, но лучше напрямую, не хочу работать испорченным теле… телеграфом. С Пироговым можно связаться через моего друга Николая Васильевича Склифосовского.

— Через меня тоже можно, — заметил Альфонский, — мы знакомы.

— Нет, через вас нельзя, — сказал Саша, — я ничего против вас не имею, Аркадий Алексеевич, но конфликт интересов.

— С коррупцией? — переспросил Завадский. — Я в общем догадываюсь, что это…

— Думаю, вы правильно догадываетесь, — сказал Саша. — Использование служебного положения в своих интересах. Воровство, откаты, мздоимство, лихоимство…

— Откаты? — спросил Потехин.

— Это когда коммерческая фирма получает государственный заказ и отдает часть своих доходов тому чиновнику, который одобрил заказ, — пояснил Саша. — Кстати, будьте к этому готовы. Господа трактирщики, боюсь, без меня догадаются. А Николай Иванович занимался пресечением воровства продуктов у раненых в госпиталях. То есть практически наша тема.

— Можно пару слов от казеннокоштных студентов, Ваше Высочество? — спросил Столетов.

— Нужно, Александр Григорьевич, нужно! В чем проблема?

— До прошлого года у студентов были комнаты на последнем этаже главного корпуса, но теперь нас выгнали на «вольные квартиры».

— В университете не хватало аудиторий, — пояснил Альфонский, — нам пришлось это сделать.

— Понятно, — кивнул Саша. — А «вольные квартиры» наверняка дороже.

— Да, — кивнул Столетов, — но дело не только в этом. Во-первых, они дальше, и нам приходиться либо брать извозчика, либо ходить пешком. Больше второе.

— Ага! — вздохнул Саша. — Извозчик до́рог, а общественного транспорта не существует в природе. Омнибус? Конка? Дилижанс? Вообще ничего?

— Омнибусы только в Питере, — сказал Столетов. — А конка — в Североамериканских штатах.

— В Париже уже есть конки, — поправил Мамонтов.

— А дилижансы ходят между городами, — добавил Завадский.

— А у нас только линейки, — добавил Столетов. — И они все равно дороговаты. И маршрутов мало. Легче пешком дойти.

— Объясните мне, страшно далекому от народа, что есть «линейка»? — попросил Саша.

— Это такие длинные дрожки на 10–15 пассажиров, — сказал будущий физик, — ходят от Красной площади до Камер-Коллежского вала.

— Грязные и с тощими лошадьми, — уточнил Завадский.

— Понятно, — кивнул Саша. — Обдумаю. А во-вторых?

— В студенческих нумерах можно было собираться, встречаться, там были кружки, — объяснил Столетов.

— Ясно. Где теперь организовывать диспут «Бакунин против Маркса» и «Маркс против Прудона»!

— Ну, почему обязательно? — смутился Столетов. — Там литературный клуб был.

— Вообще-то я совершенно не против подобных дискуссий, — заметил Саша. — Может быть в процессе спора до кого-то дойдет, что призрак коммунизма он кровав, черен и гремит костями.

— Чудище озорно, стозевно и лаяй, — усмехнулся Завадский.

— Я бы не иронизировал, — заметил Саша. — Когда этот товарищ придет к власти, будет не до иронии. И первыми под каток попадут такие люди, как вы, Владислав: честные и смелые.

— Да я не коммунист, — сказал Завадский.

— Слава Богу! Слов нет, как вы меня порадовали. Итак, нужна общага?

— Общага? — переспросил Потехин.

— Общежитие для студентов, — пояснил Саша, — Дом студента, корпус со студенческими номерами.

— Да, — кивнул Столетов.

— Я вас услышал, — сказал Саша. — Буду думать.

Когда они вышли из университета, уже смеркалось. Саша любезно простился со студентами и пошел к ректорскому дому с Витей и Альфонским.

— Ваше императорское Высочество, — тихо сказал ректор, — я совсем не причастен к этим безобразиям. Меня можно упрекнуть, разве в недостаточном внимании к качеству студенческой еды. И я, разумеется, раскаиваюсь.

— Аркадий Алексеевич, я знаю, как всё устроено, — парировал Саша. — Буфетчик платит дань эконому, а эконом — тому, кто выше. Возможно, как это не печально, мой сводный дядя тоже в этом участвует. Но, как приверженец принципа презумпции невиновности, я не хочу никого обвинять огульно. И, если ситуация за месяц изменится, я не буду давать ход делу. А, если не изменится, я узнаю.

— Я понял, — вздохнул Альфонский.

— Поверьте, у меня нет ни малейшего желания видеть профессора на каторге, и я не получу от этой картины ни грамма удовольствия. Моя цель исправить ситуацию, а не репрессировать кого-то, поэтому я предпочитаю менять систему, а не сносить головы. И надеюсь на ваше содействие. Но, если вдруг все будет по-прежнему, придется искать причины.

— Не останется, — пообещал ректор.

Небо было ясное. Выше догорающей полосы заката горел тонкий месяц и две первых ярких звезды.

— Которая из них Венера? — спросил Саша.

— Сейчас та, что ближе к горизонту, — ответил Витя. — Юпитер выше. Хотя бывает и наоборот.

И ответил он таким голосом, словно был готов расплакаться.

— Мы как раз хотели вам спутники Юпитера показать, Ваше Императорское Высочество, — тем же тоном продолжил сын ректора.

— Давайте, — кивнул Саша.

— Обсерваторию создал ректор нашего университета Иван Алексеевич Двигубский, — устало объяснил Альфонский. — И поручил нашему выпускнику магистру математики Александру Бугрову. Результаты наблюдений публиковались в газете «Московские ведомости». Но Александр, к сожалению, рано умер.

— Болезнь? Несчастный случай? — спросил Саша.

— Покончил самоубийством.

— Почему?

— Никто не знает, — сказал Альфонский. — Он подавал надежды, опубликовал пару научных работ, готовился ехать учиться за границу и потом получить профессорское звание. У нас тогда выходил журнал «Новый магазин естественной истории, физики, химии и сведений экономических». Там была опубликована его статья о солнечном затмении в августе 1820 года. И ровно через год после затмения он застрелился.

Саша внимательно посмотрел на ректора. Не зря он это рассказывает…

— Мне кажется, как бы не было плохо, всё может измениться, — заметил он. — Поэтому мне всегда горько о таком слышать. А что за журнал?

— Из лучших научных изданий России. Между прочим, там была опубликована первая работа Герцена, когда он ещё не оставил науку ради политики.

Они поднялись на террасу, Витя настроил телескоп, и Саша посмотрел в окуляр.

Вокруг яркой белой звезды в наклонную линию выстроились четыре маленьких звездочки: две с одной стороны и две с другой.