"Зарубежная фантастика 2024-1" Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Баркер Клайв - Страница 140

Идаан не помнила, как растолкала остальных. Она поняла, чего хочет, лишь когда перекатилась через перила и упала. До пола было недалеко — не больше роста двух мужчин, — и все же в реве и хаосе казалось, что падение длится вечно. Удар сотряс ее до костей. В щиколотке вспыхнула боль. Идаан, забыв про все, кинулась со всех ног мимо пораженных утхайемцев. Вокруг одни мужчины, бессильные, беспомощные, застыли как статуи. Идаан знала, что кричит — ощущала крик горлом, слышала в ушах. Крик казался безумным, но это не имело значения. Она видела перед собой цель, и гнев наполнял силой ее шаги. Ота Мати, выскочка, забрал у нее любимого.

Адра и Даая лежали ничком на полу, воины прижимали их спины коленями. В руке Адры был меч. Потом перед Идаан всплыл, как рыба из пруда, Ота Мати, ее брат. Она кинулась на него, скрючив пальцы как когти. Она не видела, как между ними встал андат. Идаан наткнулась на массивное холодное тело, огромные руки охватили ее руки, а широкое нечеловеческое лицо склонилось к ее лицу.

— Прекрати, — сказал андат. — Толку не будет.

— Так нечестно! — закричала она, лишь теперь понимая, что шум затих и ее слышат, но не могла остановиться, как не могла научиться летать. — Он поклялся меня защищать. Поклялся! Так нечестно!

— Как все в этом мире, — согласился андат, увлек ее в сторону, поднял, будто ребенка, и прислонил к стене. Идаан начала погружаться в стену, как в грязь. Она сопротивлялась, однако большие руки были неумолимы. Она кричала и пиналась, уверенная, что камень сомкнётся над ней, как вода, а потом затихла. Пусть ее убьют, пусть придет смерть.

Пусть все кончится.

Руки опустились, и Идаан обнаружила, что не может двигаться, что она в плену камня, который вновь затвердел. Она могла дышать, видеть, слышать. Она открыла рот для крика, хотела позвать Семая. Молить о пощаде.

Размягченный Камень приложил палец к ее губам.

— Толку не будет, — повторил андат, повернулся и тяжело зашел на кафедру, где его ждал Семай. Идаан видела не брата, занявшего место оратора, а только Семая. Тот на нее не смотрел.

Ота заговорил, и воздух прорезали слова, ясные и крепкие, как вино.

— Я Ота Мати, шестой сын хая Мати. Я не отказывался от права на престол. Я не убивал и не замышлял убийства братьев и отца. Я знаю, кто это сделал, и встал сегодня перед Советом, чтобы доказать, кто виновен, и взять принадлежащее мне по праву.

Идаан закрыла глаза и расплакалась от отчаяния. Как ни странно, ей стало легче.

— Я заметил, что ты ни слова не сказал о гальтах, — произнес Амиит.

Комната ожидания, куда отвел их слуга, была открытой, светлой и выходила окнами в сад цветущих лиан. На низком столике стояла серебряная миска с водой, где охлаждались свежие персики. Амиит облокотился о перила. Он выглядел спокойным, хотя Ота заметил пену в уголках его рта и дрожь в руках. Амиит волновался не меньше самого Оты.

— Это ни к чему, — сказал Ота. — Те, кто замешан, и так знают, что их использовали. Они уже боятся. Сколько надо будет ждать?

— Пока Совет не решит, казнить тебя как убийцу или сделать хаем Мати, — сказал Амиит. — Ты прекрасно себя подал.

— Как-то в вас мало уверенности.

— Все будет хорошо, — заверил его Амиит. — У нас поддержка. У нас поэты.

— И все же?

Амиит выдавил из себя смешок.

— Вот почему я не играю в хет. Когда берутся за последнюю фишку, я уверен, что что-то просмотрел.

— Надеюсь, сейчас вы ошибаетесь.

— Если я прав, моим волнениям конец. Меня казнят вместе с тобой.

Ота вгрызся в персик. Пушистая кожица защекотала губы, но вкус был сладким и насыщенным. Ота со вздохом выглянул наружу. Над садовой стеной виднелись башни, а за ними — голубое небо.

— Кстати, если победим, тебе придется их казнить, — заметил Амиит. — Адру и его отца. И твою сестру Идаан.

— Ее — нет.

— Ота-тя, и так будет сложно. Утхайем тебя примет, потому что им некуда деваться. Однако тебе не будут рукоплескать как спасителю. Киян-тя — женщина из простой семьи, хозяйка постоялого двора. Ты не завоюешь ничьей поддержки, оказав милосердие женщине, убившей твоего отца.

— Я хай Мати, — сказал Ота. — И буду решать сам.

— Ты не понимаешь, как все сложно.

Ота пожал плечами.

— Я доверяю вашим советам, Амиит-тя. Доверяйте и вы моим решениям.

На миг распорядитель заметно скис, но тут же рассмеялся. Оба замолчали. Да, так и есть. Не время проявлять слабость. Ваунёги убили двух его братьев и отца, пытались убить и Маати. А за ними — гальты. И библиотека. Какая-то книга, свиток или манускрипт стоили всех этих жизней, денег и риска. К тому времени, как солнце скроется за горами, Ота узнает, наделят ли его властью уничтожить Гальт, превратить их дома в шлак, а города — в руины. Одно слово Семаю — и все случится. Нужно будет лишь забыть, что и у них есть дети и жены, что гальты, как и хайемцы, любят и предают, лгут и мечтают. А ему совесть не дает казнить убийцу собственного отца.

Он укусил персик.

— Молчишь, — тихо заметил Амиит.

— Думаю, как будет сложно.

Ота доел мякоть, выбросил косточку в сад и ополоснул руки в миске с водой, откуда взял персик. К двери подошли стражники в церемониальной кольчуге и мрачнолицый служитель Совета в простых черных одеждах.

— Ваше присутствие требуется в зале Совета.

— Скоро увидимся, — сказал Амиит.

Ота одернул одежды, глубоко вдохнул и принял позу благодарности. Служитель молча отвернулся, и Ота последовал за ним в конвое стражников. Они шли медленно и торжественно через пустые залы с высокими потолками и стенами серебреного стекла. Стучали сапоги, позвякивала кольчуга. Постепенно воздух заполнили ропот голосов и людской запах, смешанный с ламповым маслом. Служитель в черных одеждах повернул за угол и распахнул двери в зал Совета. На кафедре стоял Господин вестей.

На отдельном возвышении ждало черное лаковое кресло — трон хая Мати. Ота держался прямо, так, словно в голове его не роились мысли, словно душу не разрывали противоречия. Он подошел к кафедре и поднял глаза. Господин вестей оказался ниже, чем Ота думал, но его голос разнесся далеко.

— Ота Мати! Признавая вашу кровь и право на престол, мы, высшие семейства Мати, решили распустить Совет и уступить вам трон, принадлежавший вашему отцу.

Ота принял позу благодарности и лишь потом осознал, что она слишком небрежна для такого торжественного момента. Отбросив эти мысли, он вошел на возвышение. На второй галерее захлопали, и вскоре воздух задрожал от рукоплесканий. Ота сел на неудобное черное сиденье и провел взглядом по залу. Тысячи лиц, и все повернуты к нему. Старики, юноши, дети. Знатнейшие семьи города и дворцовые слуги. Одни ликуют, другие потрясены. Кое-кто, как показалось Оте, почернел от досады. Ота увидел Маати и Семая с андатом. Столы Камау, Ваунани, Радаани, Сая и Дайкани окружили радостно кричащие люди. Стол Ваунёги был пуст.

Не все поверят, что он невиновен. Не все поклянутся ему в верности. Ота смотрел на эти лица и видел перед собой годы собственной жизни в тесных рамках ежедневных нужд.

Он уже знал, сколько услышит смешков за спиной, пока не свыкнется с новыми обязанностями. Ота попытался принять вид одновременно милостивый и серьезный — и даже не усомнился, что не преуспел.

И ради этого, подумал он, я отказался от всего мира.

А потом в дальнем конце зала он увидел Киян. Она, пожалуй, одна не рукоплескала. Только тепло и чуть снисходительно улыбалась. Ота смягчился: среди бессмысленного ликования и пустой радости Киян — его тихая гавань. Теперь ей ничто не угрожает, они вместе, и их ребенок будет жить в безопасности и любви.

Если трон хая — расплата за все это, такую цену он готов заплатить.

Когда Маати Ваупатай снова поехал в Мати, стояла зима.

Дни были краткими и морозными, небо часто загораживала ширма облаков, плавно переходящая в горизонт. Снег давно покрыл дороги, реки и пустые поля. Возчик гнал собачью упряжку по толстому слою ледяной глазури. Маати сидел на санях с навощенными полозьями, втянув руки в рукава и поплотнее завязав капюшон, чтобы воздух успевал нагреваться. Маати помнил: главное — не вспотеть. Мокрая одежда сразу замерзнет, а это немногим лучше, чем бегать по сугробам голышом.