Шелест 3 (СИ) - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич - Страница 13

— Скорее всего, Иван Митрофанович, — сделал я свои выводы.

— Что-то ещё? — спросила она.

При этом склонила головку на бок, словно хотела сказать, что если на этом всё, то у неё есть о чём меня порасспросить.

— Я так понимаю, что обретение рода теперь позволяет вам набирать вассалов.

— Это так.

— В таком случае, не подскажете ли, кого вы планируете удостоить подобной чести?..

Разумеется ей интересно, как я сумел за короткое время, столь сильно развить свой дар. Но и поднятые мною вопросы занимали её в не меньшей степени. Так что нам нашлось о чём поговорить, вплоть до вечерних сумерек, когда мы съехали с наезженного тракта и углубились в лес.

Мы успели дойти до конечной точки ещё до того, как лес окутала темнота. Среди плотно стоящих деревьев обнаружился добротный шалаш, с загоном в котором находилась одна овца. Рядом коновязь с кормушкой наполненной сеном, и фыркающая лошадь. Когда мы приблизились из-за кустов навстречу нам вышел Угол, с двуствольным ружьём на сгибе руки.

— Как дела, Угол? — спросил я у боевого холопа.

— Всё в порядке, Пётр Анисимович. Как ты и говорил, вчера он полностью обратился, — с поклоном ответил Антип.

— Обратился кто? — вздёрнула бровь Мария.

— Оборотень, в волколака, — коротко пояснил я.

— Хочешь сказать, что ты сумел поймать оборотня и держал его на цепи, пока он не обратился в волколака? — удивилась она.

— Нет, Мария Ивановна. Я обратил в оборотня одного московского душегуба, и теперь он послужит для роста вашего дара.

— Ты что сделал? — ошарашенно спросила она.

— Уверяю вас, это далеко не единственное чему вы ещё удивитесь, — с улыбкой заверил я.

— У меня к тебе о-о-очень много вопросов, — качая головой произнесла она.

— Я понимаю. Но для ответов время ещё не настало. Угол, выводи его.

— Тут такое дело, Пётр Анисимович, но со вчерашнего вечера он уже не больно-то меня слушает. Я даже не кормил его сегодня, боюсь, что кинется.

— Понятно. Ладно, тогда я сам.

Шалаш оказался с секретом. В том плане, что под ним находился подвал, а вернее эдакая нора, с укреплёнными с помощью Силы стенами. Нет, я не научился накладывать плетения которые могли бы подпитываться самостоятельно. Не сказать, что я над этим не думаю вовсе, но решение само пока не нашлось, а заниматься научными изысканиями… Нет, однозначно это не ко мне. Скуката же.

Так вот, я мало, что выкопал подземную комнату, но и с помощью плетений сумел уплотнить грунт настолько, что он по прочности может соперничать с тем же силикатным кирпичом. Вот только влаги боится куда больше него, хотя какое-то время вполне себе и будет сопротивляться.

Отворил грубо сколоченную массивную дверь, и спустился по ступеням в провонявший подвал. Волколак учуяв меня радостно заскулил. Ч-черт, ненавижу этот момент. Если бы точно не знал бы, что на руках этого убийцы кровь десятков невинных душ, то пожалел бы его, а себя возненавидел.

И ведь не хотел опять этим заниматься, но придётся. Да и при подготовке офицеров не избежать этой пакости. Я видел как четверо сильных одарённых шутя обратили в бегство целый полк, и что от него вообще могли остаться лишь крохи, не останови Голицына истребление уже бегущих. И отказываться от такой силы попросту глупо.

Я вывел зверя наружу и надел наголову мешок. Не то опять станет строить жалостливые глазки. А Долгорукова, при всей её решимости, всё же девица.

— Мария Ивановна, просто выстрелите ему в лоб, — произнёс я.

— Для Лизы ты тоже обратил сам?

— О её усилении дара должны были узнать все, поэтому за того волколака я заплатил. Вы же напротив, до поры не будете показывать своё усиление. А там, найдём любое удобное объяснение.

— Я случайно приметила у одного из твоих холопов узор «Повиновения». И мою охрану не взяли. Всё это для сохранения тайны?

— Именно. Но мы теряем время, а между тем скоро стемнеет, заниматься же разделкой лучше при свете дня.

— Хорошо, — решительно встряхнулась Долгорукова.

Вскинула пистолет и выстрелила. Рука её, надо сказать, была тверда, а потому и зверя свалила враз. Не имеет значения, что била она в упор. Доводилось мне видеть как мазали даже в такой ситуации. Вот с разделкой туши вышли некоторые сложности, пришлось подсказывать, что и как следует делать, при этом оставаясь лишь безучастным наблюдателем. Настоящие сложности возникли лишь когда дело дошло до глотания желчи. Марию буквально трясло от отвращения, и помочь ей в этом я никак не мог, потому как мои советы попросту не действовали.

— Хорошо. Просто выбросьте её, — наконец произнёс я.

— Как выбросить? — удивилась она.

— Этот мешочек представляет ценность только для вас, для любого другого в лучшем случае бесполезен, а то и яд. Этот момент я как-то не уточнял. А ещё минут через десять, когда остынет, и вам уже не поможет. Так что, просто выбросьте. Есть другой способ развития дара. Значительно дольше этого, но есть. Придётся просто отодвинуть наши планы на пару-тройку лет.

Долгорукова сжав губы с тонкую линию посмотрела на меня каким-то решительно обречённым взглядом, а потом быстро сунула мешочек в рот. Её скрутило в рвотном позыве практически сразу, как и Лизу, но коварное средство успело проскочить по пищеводу и не собиралось исторгаться наружу. А после Марию скрутило от боли, а моё сердце защемило от желания ей помочь и невозможности это сделать.

Пока она решала для себя глотать желчь или нет, холопы убрали тело волколака в подвал. И теперь, временно передав её на попечение Хрусту, я занялся заметанием следов. Для начала задействовал телекинез и вернул в подвал извлечённые оттуда уплотнённые бруски грунта. Затем разрыхлил как их, так и стенки со сводами, отчего шалаш заходил ходуном, но через минуту всё уже пришло в норму. Несколько минут, и всё закончилось.

— Хруст, приготовьте ужин, барашка не трогайте, завтра пустим под нож, чтобы накормить Марию Ивановну. Да и после нам с ней понадобится.

— Слушаюсь, — ответил тот, кивнув товарищам.

Я подхватил Долгорукову, занёс в шалаш и пристроил на единственном лежаке, застеленном овчиной. Сам же приготовился к суточному бдению рядом с ней, в попытках хоть как-то уменьшить её страдания. Как же долго и тягостно тянулись эти сутки. Только и того, что была отдушина пока я уходил в изнанку, трудиться над ростом вместилища. А потом вновь устроился рядом с ней, в бесплодных попытках хоть чем-то помочь…

— Добрый вечер, ваше высочество, — заметив, что она открыла глаза, произнёс я.

— Здравствуйте Пётр.

— Как вы себя чувствуете?

— Хочу есть. Очень сильно хочу есть, — прислушавшись к себе и смущённо улыбнувшись, произнесла она.

— Ожидаемо, — подмигнул я, и позвал. — Клим, её высочество проснулась.

— Уже бегу, — тут же отозвался Хруст.

Меньше чем через минуту он появился с кружкой полной тёплого бульона, и парящим мясом на деревянном блюде. Я с облегчением наблюдал за тем, как она жадно выпила бульон, а затем навалилась на мясо. И что интересно, Мария как-то умудрялась жадно поглощая еду, оставаться всё так же утончённой, сохраняя достоинство и женственность. Как ей это удаётся, чёрт его знает.

Уверен, что порода тут всё же ни при чём, и это врождённое. Ну хотя бы потому что я сам вращаюсь в дворянском обществе и вижу их в самых различных ситуациях. Воспитание и образ жизни конечно же берут своё, но мне не припоминаются те, кто мог бы держаться подобно тому, как это удаётся Долгоруковой.

Наконец она утолила голод и подмигнув мне, поудобней устроилась на лежаке и скользнула в изнанку. Правда пробыла там недолго, едва ли минуту, как вновь вернулась в обычный мир, и разочарованно вопросительным взглядом уставилась на меня.

— Что-то не так? — обеспокоился я.

А ну как она передержала желчь и та успела остыть настолько, что вся моя подготовка и ночное бдение пошли прахом.

— Всё не так, — вздохнула она.