Ангел - Даймонд Катерина - Страница 34

– Вы можете проверить, как у него дела в лазарете?

Барратт едва заметно кивнул.

– Поверь мне, мальчик, что бы у них ни случилось, тебе лучше не ввязываться.

– Так именно из-за меня все и случилось! – От отчаяния шепот Гэбриела стал по-настоящему громким.

– Послушай, если Ашер узнает о нашем разговоре, плохо будет и тебе, и мне, – сказал Барратт. – Я присмотрю за твоим другом, но ты ни в коем случае не должен заводить речь о ночном происшествии ни с кем из охраны. Ашер держит на коротком поводке нескольких надзирателей. А теперь отцепись от моей руки.

– Спасибо. – Гэбриел принял поднос с едой, позволив Барратту закрыть дверь и запереть ее на засов.

Гэбриел взял бутерброд с сыром, а поднос поставил на стол. Бейли заворочался в постели, потом сел и увидел, как сокамерник меряет шагами камеру.

– Откуда у тебя бутерброд?

– На столе есть еще.

– Что случилось? Почему ты мечешься из угла в угол?

Бейли вскочил, схватил сэндвич и запихнул в рот, не дав Гэбриелу ни секунды, чтобы ответить на вопросы.

– Была драка между заключенными. Спаркс сильно пострадал.

Бейли быстро прожевал и проглотил хлеб с сыром.

– Мне нравится Спаркс. Он добр ко мне.

– Мне он тоже нравится. Но сейчас он в лазарете.

– Кто побил его? – Только теперь на лице Бейли отразилась озабоченность.

– Говорят, что Кензи.

– Не может быть! Кензи – хороший человек. Он бы ни с кем не стал драться!

– Я тоже так думаю, дружище.

– Нужно помочь ему. Иначе его переведут в другое место. Посадят в то самое дурное крыло для отпетых негодяев.

– Я не знаю, как ему помочь. Хотел бы, но не могу, и, по-моему, он тоже попал в лазарет.

– Это сделал Ашер. Вот как я думаю, Гэбриел. Ему одному почему-то все прощают!

– Возможно, ты прав. Но предоставь все решать мне, пожалуйста. – Гэбриелу меньше всего хотелось, чтобы Бейли дал и себя втянуть в это и без того сложное дело.

Бутерброда оказалось достаточно, чтобы утолить голод. Урчание в пустом желудке прекратилось. Гэбриел вернулся к двери и осмотрел галерею и часть крыла. Из камеры Кензи и Спаркса как раз выходил уборщик. За собой он тащил тележку на колесиках. Край окровавленной простыни торчал из прикрепленного к ней черного мешка.

В этот момент Гэбриел кожей ощутил на себе взгляд. Он все еще старался рассмотреть происходящее в камере чуть дальше по галерее, но теперь точно знал, что Ашер наблюдает за ним. Гэбриел приказал себе сделать вид, будто ничего не замечает. Он почти физически чувствовал улыбку на лице врага. Искушение перевести взгляд и проверить было велико, но он продолжал смотреть на Барратта, стоявшего рядом с дверью и следившего за уборкой в камере. Гэбриел сумел отойти от оконца, так и не посмотрев в сторону камеры, расположенной почти напротив. Он одержал небольшую победу, проигнорировав Ашера, но настоящей войне еще только предстояло начаться.

Имоджен миновала тюремную проходную у ворот и направилась к входу для посетителей. Она явилась сюда как частное лицо, а не как офицер полиции, поскольку ей показалось, что именно этого хотел Уэбб. Состоявшийся ранее телефонный разговор был очень странным. Некая Сара настоятельно рекомендовала встретиться с Гэбриелом. Но прежде чем детектив Грей успела задать хоть один вопрос, девушка дала отбой, а отследить, кто и откуда звонил, не удалось.

Имоджен показалось, что внутри здания тюрьмы холодно. Вспомнился Дин, и укололо застарелое чувство вины, поскольку она ни разу не навестила его за решеткой. Они познакомились до того, как он сел, и Имоджен расследовала его дело, а позже они вместе пережили нечто ужасное. Дина арестовали и приговорили к сроку, а Имоджен никак не могла заставить себя пойти на свидание. Ей оставалось только гадать, не станет ли это их камнем преткновения. Правда, он до сих пор ни разу не коснулся ее, но Имоджен все равно грызла вина за то, что оставила его одного.

Процедуры регистрации и обыска заняли много времени. Имоджен даже попросили открыть рот и высунуть язык, пока женщина-надзиратель проводила руками по ее телу и запускала пальцы в волосы. Это было не впервой, но от ощущения оскорбленного достоинства и унижения опыт не избавил. Имоджен намеренно оставила полицейское удостоверение в машине. Не стоило выдавать свою подлинную личность до разговора с Гэбриелом, а по тюремным правилам посетительнице и не требовалось указывать профессиональную принадлежность. Имоджен грызло сомнение, не стоило ли рассказать все Эдриану. Но какой от этого был бы толк? Напарник лишь попусту волновался бы за нее.

После обыска ее препроводили в зал свиданий. Имоджен оглядела помещение, нервничая без явной причины: волноваться стоило только из-за возможности быть узнанной одним из посетителей или заключенных, хотя это и маловероятно.

Прошла, как показалось, целая вечность, прежде чем двери открыли и вошел Уэбб. Он выглядел более рослым и крепким, чем она запомнила, – особенно бросались в глаза развитые рельефные мышцы рук. Гэбриел явно работал над своей физической формой. Отросшая шевелюра колыхалась в такт шагам, когда он приближался к столу, за которым расположилась Имоджен. Его зубы были стиснуты, и он тоже внимательно оглядел зал, прежде чем сесть.

– Здравствуйте, Гэбриел.

– Добрый день, инспектор, – тихо ответил он.

Только теперь стали заметны его нервозность и волнение.

– На всякий случай можете называть меня просто Имоджен, – предложила она.

– Спасибо, что пришли.

– Зачем вы хотели встретиться?

– Здесь происходит нечто зловещее и странное. Думаю, мне угрожает серьезная опасность.

– В каком смысле – зловещее и странное?

– В первую же ночь, которую я провел здесь, пропал мой сокамерник, и мне запретили даже упоминать о нем. Приятель сказал, что он в лазарете, но оттуда он так и не вернулся. Никто из надзирателей не смог внятно объяснить его исчезновение.

– Может, его просто перевели в другую тюрьму?

Гэбриел покачал головой.

– Говорю же, здесь творится странное. Он пропал среди бела дня, а ночью они пришли и унесли все его вещи, словно он никогда и не сидел в нашей камере.

– А вы что думаете об этом? – спросила Имоджен, опасаясь, как бы не паранойя дала мотив жалобе.

Она прекрасно знала, насколько страшным местом могла быть тюрьма, где атмосфера не располагала к откровенности и к доверчивости. Заключенные часто страдали от навязчивых идей, переходивших в манию преследования, не в последнюю очередь из-за избытка времени на раздумья в одиночестве.

– Мне сказали, что он попал на больничную койку, после чего его посадили в крыло Д. Но затем случилось новое происшествие.

– Какое же?

– Парня, с которым я дружу, зверски порезал другой зэк, а охранники закрыли на это глаза. Не приняли никаких мер.

– Кого именно?

– Его фамилия Спаркс. Если не ошибаюсь, зовут Дэниел.

Гэбриел снова огляделся и убедился, что никто не наблюдает за ними. Казалось, все в зале слишком поглощены разговорами, но он все равно склонился к Имоджен.

– А с ним как все произошло?

Имоджен невольно перешла на шепот, сознавая, что со стороны и для человека понимающего это выглядит сугубо интимным общением, скрытным и напряженным. Они оба слишком сосредоточились на диалоге.

– Официальная версия – его ранил заточкой сокамерник. Только это чушь собачья. Это сделал другой зэк по имени Ашер. А потом в сговоре с надзирателем сочинил лживую историю, скрыв правду. Они замели следы. Я в этом абсолютно уверен, хотя никто больше не станет говорить с вами откровенно. Похоже, охранники все как один до смерти напуганы.

– Напуганы кем или чем?

– В точности не знаю, но я не чувствую себя в безопасности. Кажется, со мной тоже может случиться нечто действительно скверное.

Имоджен нахмурилась.

– С вами? Кто-то прямо угрожал вам?

– Быть может. Моя подружка рассказала, как к ней приходили с угрозами и сообщили, что брат визитера сидит здесь вместе со мной.