Ангел - Даймонд Катерина - Страница 20

Щелкнул замок, уличный свет хлынул в прихожую, и Патти резко отбросило назад: тяжелая дверь ударила в скулу, и все лицо словно взорвалось от боли. Секунду спустя Патти распласталась на полу всей тяжестью тела: бедрами, ягодицами и туловищем. Она посмотрела вверх и увидела два лица, совершенно неподвижных. Понадобилось некоторое время, чтобы понять – это маски. Одна с широкой, но изломанной тонкогубой улыбкой, округлыми белыми щеками и густыми бровями. Другая с выражением преувеличенной печали. Не совсем как комедия и трагедия в театре, но очень похоже. Ужас пронзил все существо Патти.

Двое, с головы до пят одетые в черное, прошли мимо нее. Один держал под мышкой Пиклса. Каблуки бесцеремонно прошлись по пальцам Патти. Она попыталась сесть, но все тело болело, в ногах ощущалась необычайная, куда больше привычной, слабость. Пришлось повернуться на бок, чтобы подняться хотя бы на четвереньки. Это не так быстро, но нужно же хоть что-то предпринять. Визитеры перешли в гостиную. Послышались крики Альфа и звуки предметов, разбиваемых о стену. Вопли становились все более отчаянными, и Патти наконец удалось подняться. Все расплывалось, от чрезмерного физического усилия кружилась голова, лицо пульсировало, она чувствовала, как кровь заливает глаз, и ощущала солоноватый вкус на губах.

– У нас нет денег! – выкрикнула она тонким и высоким, совсем чужим голосом.

Чтобы добраться до двери гостиной, потребовалось собрать остатки сил. Патти двигалась, опираясь о стену, и каждый шаг причинял ей боль. Она успела увидеть, как вдребезги разбилась рамка со свадебной фотографией сына, затем настала очередь другого его снимка – в младенческом возрасте. Альф продолжал истошно кричать, когда экран телевизора лопнул под ударом хоккейной клюшки. Пиклс пытался спрятаться под ногами хозяина, поскуливая в поисках защиты. Раздался глухой стук, Патти швырнуло вперед, и она снова упала, теперь на руки, чувствуя нестерпимую боль. Еще один мужчина показался из-за ее спины. На нем тоже была маска, но с другим выражением: не исключено, что с копией исказившей сейчас лицо Патти гримасы. Маска изображала невыразимый ужас. Визгливый смех, донесшийся из-под пластика, завибрировал в голове. Входная дверь осталось открытой. Почему же никто не спешит на помощь? Третий визитер держал перед собой телефон, направив камеру на Альфа, кричащего все более бессвязно. Бандит с улыбающимся лицом на маске с силой опустил клюшку, послышался пронзительный вой: она обрушилась на Пиклса и продолжала подниматься и опускаться, пока не остались лишь звуки тяжелого предмета, бившего по куску сырого мяса, и протяжные стоны Альфа. Песик умер. На мгновение овладевший Патти страх отступил перед яростью, уступившей место неизбывной печали, вытесненной мыслью о муже и ее полной неспособности защитить его, после чего в душу снова ворвался безумный страх.

Она старалась запомнить, выделить особые приметы, но все трое были в черных перчатках и черных ботинках – все на них было черным. Получилось понять только, что их трое и они очень молоды. Их выдавала походка – упругая, свойственная юности. Мужчина со смеющейся маской опустил перчатку в лужицу крови Пиклса. Патти посчитала его мужчиной, хотя свободная одежда не выдавала признаков пола. Зачем он делает это? Зачем они все творят такое?

Перчатка пропиталась собачьей кровью. Пальцы ухватили клок насквозь мокрой шерсти и выдрали его. Патти вскрикнула при виде такой жестокости. Хотелось заорать во весь голос, чтобы ее услышали снаружи, но она боялась, что тогда подонки переключатся на нее. Он принялся рисовать на стене клочком окровавленной шерсти, и со своего места на полу Патти разглядела символ. Словно нечто ирландское, правда, она плохо разбиралась в этом. К тому же перед глазами плыло, а в голове сильно стучало.

Закончив выводить символ, мужчина повернулся к Патти. Она не сводила глаз с крови Пиклса, стекающей по стене, прекрасно понимая, что и сама скоро умрет. Двое в масках вытащили Альфа из кресла и принялись избивать его. Патти теперь просто старалась не слышать страшного шума. Продолжалось это недолго. Старик был слишком хрупок, а убийцы – беспощадны. Патти надеялась, что с ней тоже покончат быстро, когда ее ухватили за волосы и выволокли в центр комнаты. Туда, где лежал жалкий комочек останков Пиклса.

У Патти не было привычки взывать к богу, но она подумала, что если и стоит молиться, то сейчас самое время. Тогда она принялась повторять про себя единственную молитву, которую знала наизусть, и твердила ее, пока все не закончилось.

Снова не спалось. Ночь выдалась душная, и Гэбриел чувствовал себя невыносимо грязным. В тюрьме стоял необычный для такого времени шум. Недавно поступивший заключенный из камеры на противоположной стороне галереи орал во весь голос и колотил кулаками в дверь. Гэбриел спрыгнул с койки, счастливый уже от того, что возмутителя спокойствия не поселили вместе с ним, хотя второе ложе по-прежнему пустовало. Он знал, что скоро его кто-нибудь займет, хотя официально камера считалась одиночной. Гэбриел подал прошение, чтобы ему дали соседа, но его отвергли по неясным причинам: тюремное начальство не обязано объясняться перед заключенным. Он подошел к двери и встал чуть в стороне, чтобы выглянуть в оконце, а самому остаться невидимым. Новичок бился лицом в стекло, по которому уже размазалась кровь. Этот человек выглядел почти невменяемым, но Гэбриел понимал его боль и почти восхищался смелостью, с которой он давал выход эмоциям. Выпустить из себя отчаяние и ярость, а не подавлять их. Гэбриел вспомнил свою первую ночь в тюрьме. Желание уйти от себя, сделать что угодно, лишь бы унять тревогу. Он сознательно блокировал мысли о суициде, поскольку сейчас на самом деле мог найти в нем реальный выход. Известно, что между раздумьями о самоубийстве и его совершением всего один короткий шаг. В некоторых ситуациях ни на секунду нельзя допускать суицид в голову.

Гэбриел не видел, кто из надзирателей прибежал первым, но через мгновение открылась дверь камеры и крики усилились, а потом все затихло. Новичка скрутили и уволокли. Хотелось надеяться, что в лазарет. Теперь он вернется в это крыло не скоро. Вероятнее всего, его поместят в блок Д, где содержатся уязвимые заключенные. Он окажется среди тех, кто может нанести вред себе или кому угрожают другие. К их числу в основном принадлежали педофилы, насильники и люди, на воле систематически избивавшие жен.

Гэбриел опустился на пол и принялся отжиматься, зная, что до завтрака и до момента, когда двери откроют и можно будет выйти пообщаться с соседями из других камер, еще полно времени. Он привык к одиночеству в темноте. Сердце успело настолько очерстветь, чтобы легко с этим справляться.

Делая третий заход на цикл из двадцати упражнений, Гэбриел заметил, что может контролировать дыхание и оно больше не становится хриплым и сбивчивым, каким было, когда он только входил в новый режим тренировок. Он почувствовал, что приступ астмы пытается подняться к горлу, но не прервал отжиманий. Гэбриел радовался и гордился, что смог преодолеть лень и изменить в своем физическом состоянии нечто очень важное. Да, он всегда отличался стройностью и крепостью фигуры, но мог благодарить за это только удачный метаболизм и любовь к пешим прогулкам. В тюрьме он упражнялся больше, чем когда-либо на свободе, и это оказалось на редкость приятно.

Гэбриел распрямился и еще раз выглянул в окошко, чтобы осмотреть видную ему часть крыла. Сейчас он испытывал блаженную усталость и был готов поспать еще часок, прежде чем его разбудят вместе со всеми и потянется повседневная тюремная рутина. И тут надзиратель Джонсон прошел по коридору, открыл дверь камеры Ашера и вошел внутрь. Заинтересовавшись, Гэбриел наблюдал больше десяти минут, прежде чем охранник появился снова. Было прекрасно видно, что, когда Джонсон попрощался и ушел, на лице заключенного играла странная улыбка. О том, что между надзирателями и заключенными могут существовать неформальные отношения, Гэбриел ни разу не задумывался, и сейчас его почти шокировало собственное удивление. Ему необходимо избавиться от последних остатков наивных иллюзий, пока он сам не пострадал или, хуже того, не погиб.