Моя Оборона! Лихие 90-е (СИ) - Март Артём - Страница 43

После поездки к букмекерам я завез деньги Степанычу, а Фиму высадил в центре города. У него там были какие-то свои, личные дела. Потом я направился домой.

Я ехал по Осипенко и завернул на Дзержинского, погнал машину к перекрестку, на котором стоял мой коммунальный дом. Когда увидел у ворот скорую, то напрягся. Подъехал так, чтобы не преграждать машине отъезд.

У кареты крутились врачи. Петр Ильич с молодым медбратом вел к скорой ослабшую Валерию Павловну. Женщина выглядела скверно: кровь отлила от ее лица, губы посинели и подрагивали. Казалось, у нее не было сил даже стонать от усталости.

— Что тут у вас? — Приблизился я к остальным. — Помощь нужна?

Врач, наблюдавший за тем, как хозяйку квартиры грузят в скорую, покачал головой.

— Внешне похоже на острое пищевое отравление, — сказал врач. — Молодой человек, вы ведь отсюда?

— Снимаю здесь квартиру, — сказал я.

— Как себя чувствуете?

— Вполне нормально.

— Мне крутило живот с утра, — признался Петр Ильич, — но я принял активированного угля, и вроде отпустило.

— Хм, — врач задумался, а потом велел скорее гнать машину в больницу.

К вечеру, когда Сережа со Светой тоже не вернулись домой, мы узнали, что и они тоже попали в больницу. Узнали от матери Светы, заехавшей за вещами для полаты.

— Вроде пищевого отравления, — сказала она. — У них рвота, диарея, ужас!

И правда, все походило на отравление. Я с ними вместе, кстати, не ел, и в основном доканчивал мои консервы, но Петр Ильич грешил на суп, что стоял в холодильнике уже неизвестно какой день.

— Он показался мне несвежим, — прокомментировал старик.

Вечером, когда мы остались в квартире вдвоем, я сел ужинать. Петр Ильич с пустой кастрюлей в руках вошел в кухню.

— Все. Я избавился от этого мерзопакостного супа, — сказал он, ставя кастрюлю на стол и споласкивая руки в умывальнике. — М-да, неприятная вышла ситуация.

Старик засуетился перед кухонным столом, стал искать кружки, наливать воду.

— Неприятная, — подтвердил я, выскребая дно банки с консервами ложкой.

— Ну ничего. Пищевое отравление — вещь несмертельная. Пусть оно даже и острое. Пару дней наших дорогих соседей подержат в палате, и они выздоровеют.

— Я не сомневаюсь, — сказал я. — Кстати, Петр Ильич?

— М-м-м?

— Я все думал о нашей с вами шахматной партии. Думал, где ошибся в первый раз.

— Вот как? — Орудуя над кружками чая быстрыми руками, старик отвлекся и посмотрел на меня.

— Да. Мне кажется, дело было исключительно в потере ферзя. Не отвлекись я тогда на ту ситуацию с конем и ладьей, я бы его не потерял.

— Ну что ж, — Потапин поставил на стол две одинаковые кружки с чаем, — в следующий раз вы так не ошибетесь. Все это — опыт.

— Я знаю, — кивнул я. — В будущем я постараюсь не совершать ошибок в партиях с вами.

— Похвально-похвально. Чай?

— Да, спасибо, — я принял кружку из рук Ильича. Глянул на настенные часы.

Времени подходило без десять девять. Я отпил чай, и мы со стариком повели разговор о прошедшей партии. Говорили недолго. Когда допил, засобирался к себе.

— Ладно, — я встал, — пойду я в свою комнату.

— В чем дело? Устали? — Странно улыбнулся Петр Ильич.

— Немного.

— Это ничего. — Он снова улыбнулся и тоже встал из-за. Глянул на часы. — Без пяти девять. Сейчас вы потеряете сознание, но не умрете, как несчастные Валерия Павловна, Светлана. Или как бедный Сергей.

— Что? — Собираясь уходить, я замер и обернулся к старику.

Петр Ильич смотрел на меня холодным взглядом убийцы.

— Я отравил их, Виктор. Отравил не столь намеренно, но как раз кстати. Теперь дом очищен от посторонних, — будто бы упиваясь собственными словами, говорил Ильич. — И с вами тоже скоро все будет кончено.

Я рванулся к старику. Когда схватил его за рубашку, пуговицы затрещали, обнажив бледную грудь. Большая тюремная татуировка с куполами, красовалась на теле старика.

— Че ты несешь⁈ Кто ты такой⁈ — Крикнул я и с силой прижал Патапина к стенке.

— Можете не стараться, Виктор. — С трудом проговорил он. — Считайте, что вы уже мертвы. Я убил вас пять минут назад.

Я нахмурился, а потом просто насадил старика на кулак. Он ойкнул, согнулся, заплевал себе весь подбородок. С силой я выпрямил его и снова прижал к стене. То, что случилось, было для меня полнейшей неожиданностью. Ильич что, оказался клофелинщиком?

— Говори, мразь, кто тебя подослал, что ты сделал и что тебе от меня надо?..

— Почему… ты не теряешь… сознания?.. — Прохрипел он, когда отдышался. — Клофелин…

Внезапно старик бросил взгляд над моим плечом, и я обернулся. Он смотрел на наши пустые кружки. Одинаковые кружки.

— Я что? Перепутал⁈ Сукин сын, — Злобно оскалился старик. — Ты, и твои ссаные шахматы! Ты заговорил мне зубы!

Внезапно в кухне появился еще один человек. С удивлением я увидел, как к нам вошел тот самый Гоша. На лице Гоши взыграло не меньшее удивление. Мой взгляд быстро поймал обрез в руках бандита.

— Не сработало! — Выкрикнул вдруг дед.

Гоша вскинул свое оружие. Я среагировал на автомате: бросился в сторону, куда-то под стол. Грохнуло так, что по всей кухне прокатилось эхо, задрожали стекла. Что-то упало за моей спиной, словно мешок картошки. Обернувшись, я увидел обезглавленное зарядом дроби тело Потапина.

— Сука, Летов! Хана тебе! — Истерично заорал Гоша.

Следом раздался звук нового выстрела.

Второй заряд дроби угодил в пол и стены. На меня посыпалась штукатурка и пыль, полетели щепки. Чтобы уберечь лицо, я закрыл голову руками.

— Вот сука… — прозвучал голос Гоши. — Сука, мля!

Потом я услышал звук переламываемого обреза. Гильзы рассыпались по полу. Нельзя было терять время.

Оказавшись под столом, я бросил взгляд туда, где, виднелись Гошины ноги. Он суетился, перезаряжая оружие, и сложенный в боевое положение обрез, наконец, щелкнул в его руках.

— Вот сука… везде мозги Химика… Хана тебе, Летов!

Гоша зашагал чтобы обойти стол, я же напрягся, извернулся и пнул ему под ноги табурет, который скрывался под столешницей. Тот полетел сидушкой вперед, и Гоша тут же ступил между его железных ножек, выругался матом, замешкался.

Я немедленно толкнул на Гошу стол. Мебель загрохотала друг о друга. Гоша потерял равновесие. Я выскочил из укрытия, вцепился в дробовик, которым он балансировал, зажатый между обеденным и кухонным столами.

Гоша тоже схватил ствол. Началась борьба. Он был крепким парнем и не собирался отступать, борясь за свою жизнь.

— Пусти, мля! — Кричал он, когда мы стали топтаться на кухне.

Преимущество в силе все равно было на моей стороне. Я налег на стол, чтобы окончательно обездвижить врага. Потом попытался просунуть пальцы в ушко спусковых крючков. Это должно было лишить Гошу возможности нажать на спуск. Получилось только со вторым. Не успел я зафиксировать палец, как раздался третий выстрел.

Гоша вскрикнул, потому что дробовик разрядился почти на весу, из неудобного положения. Импульс отдачи бабахнул меня по рукам. Обрез вырвало, он завалился куда-то назад, загрохотал по полу.

— М-м-м-м… — Замычал Гоша от боли, одернул руки.

Мне тоже было больно, но я собрал всю волю, чтобы не заметить эту боль. Бросился на бандита. Схватив его за лацканы пальто, прижал, размахнулся. Щёлкнуло. Гоша завалился назад от моего удара. Кровь брызнула на столешницу.

— Так это ты, сукин сын, — проговорил я, переводя дыхание. — Ты подослал его?

Внезапно Гоша кинулся на меня. В руках его свистнул кухонный нож. Я машинально закрылся предплечьем, и лезвие больно полоснуло по руке. Отпрянув, я ударился спиной в стену.

Гоша харкнул кровью, пнул стол и освободился. Пошел ко мне с ножом в руках. Замахнулся снизу, целя в печень.

Я успел выставить руку, схватить запястье и заблокировать его удрал. Тогда он взялся за мою одежду, а я за его. Так, несколько мгновений мы топтались, глубоко дыша, отпинывая куски мебели, топча щепки и осколки посуды.