Пчелиный волк - Веркин Эдуард - Страница 28

• Предыдущая
• 28/96
• Следующая

– Если бы, – вздохнула Сирень. – Дело гораздо хуже. Дрюпин решил работать над железной рукой…

– Ему обычной руки уже не хватает, – сказал я. – Подавай ему железную…

– Ты не дал мне договорить. Ладно бы, если он просто хотел представить себе железную руку. Все еще хуже. Он стал считать себя воплощением Фридриха Барбароссы.

– Кого?!

Забавно. Оказалось, что Сирень девочка не только умная, но еще и с юмором.

– Фридриха Барбароссы, – повторила Сирень. – Императора Священной Римской империи.

– Он же вроде утонул?

– Утонуть-то утонул… Но наш Дрюпин недавно прочитал одну историческую книжку, там приводилась одна немецкая легенда. Будто Фридрих Барбаросса не утонул, а просто спит на дне реки, поджидая урочного часа. И вот Дрюпин решил, что воплощение Фридриха – это он. Может, поговоришь с ним?

– Поговорю. – Я зевнул. – Конечно, завтра поговорю…

– Надо сегодня. А вдруг с ним заскок сделается?

– Ну, пошли. Окажем срочную психологическую помощь нашему безмозглому другу.

И мы отправились к Дрюпину.

Дрюпин открыл дверь, взволнованный такой.

– Проходите, – прошипел. – Проходите, глушилка включена.

Мы прошли. Уселись на диван. Дрюпин забрался в койку.

– Час назад с «Бурелома» вывели…

– Вывели? – уточнил я. – Как вывели? В наручниках? В кандалах?

– Нет, конечно, не в кандалах. Просто. Просто он вышел, а рядом с ним эти самураи.

– Как он выглядел?

Сирень пожала плечами.

– Нормально выглядел. То есть если ты хочешь узнать, были ли следы пыток, так нет. Но это ведь и не важно…

– Это важно, – перебил я. – Сколько ему лет?

– Лет четырнадцать, не меньше. Может, больше. Японцы проводили его до пятого блока. И все.

Мы молчали.

– Откуда он? – Дрюпин зачесал подбородок. – Откуда этот парень? Ван Холл никуда ведь не улетал? «Бурелом» стоял на приколе…

– Это ни о чем не говорит, – сказал я. – Экраноплан большой, в него хоть двадцать человек влезут. Так что пленник мог легко все это время содержаться на «Буреломе». Без напряга. Может, там даже походная тюрьма есть, мы же там не были.

Дрюпин промолчал.

– Тут готовится что-то… – сказал я. – Что-то нехорошее. Я чувствую. Что это за установка? Вы знаете, какие слухи ходят про это место?

– Какие? – насторожился Дрюпин.

– Тупые слухи, – усмехнулась Сирень. – Что установка открывает портал в ад.

Дрюпин побледнел.

– В ад? – спросил он шепотом.

– В ад, в ад, – подтвердила Сирень. – Ван Холл хочет устроить конец света. Но не простой. Не обычный конец света. Без атомных бомбардировок, без вирусов, без всей этой дурацкой техники. Чтобы открылись врата ада и вышли из них твари…

– Понятно, – остановил ее Дрюпин. – Понятно. Не надо продолжать.

– Бред полный, – засмеялась Сирень. – Чепуха. Никакого ада нет. А установка… Про установку надо выяснить.

Она была права. Только не про установку выяснить, надо вообще выяснить. Про все надо выяснить. Все про все.

– Не знаю, как насчет установки, – сказал я. – Но вспомните красную тварь. Красная тварь – она точно из ада… Дрюпин, ад идет за тобой!

– Давайте не будем гадать, – предложила Сирень. – Давайте узнаем, что за парня привезли в пятый блок. А потом подумаем.

– Слушай, Сирень, – начал я медленно, – а помнишь ту ночь…

– Если ты хочешь спросить, похож ли был на тебя ночной гость, то ответить на этот вопрос я не смогу. Потому что не знаю. Я его не разглядела.

Не хочет про это говорить. А если не хочет – вряд ли что-то удастся вытянуть. Я переключился на Дрюпина:

– Дрюпин, знаешь, что Варгас мне рассказывал?

– Что?

– До нас он работал на Гаити. Там тоже была лаборатория, так там один ихний доктор построил аппарат для скрещивания людей и снежных барсов. И Варгас считает, что наша установка – не что иное, как регрессор.

– Чего? – не понял Дрюпин.

– Того, – передразнил я. – Установка, которая запускает эволюцию в обратную сторону. То есть. Помещают тебя под эту установку, ну, и поехало. Сначала ты превращаешься в неандертальца, затем ты превращаешься в обезьяну, затем в барсука, ну и так далее. Пока не становишься таким вот ящером с красной шерстью.

Дрюпин сидел с открытым ртом.

– Ты же видел этого ящера, – подмигнул я. – Он тебе никого не напомнил?

– Это все ерунда…

– Ерунда так ерунда. А вообще, Дрюпин, даю тебе день. Завтра ты должен придумать.

– Что придумать?

– Придумать, как пробраться в пятый блок. Придумай, а я пока пойду. Подвергну душу отдыху.

Я постучал Дрюпина кулаком в плечо, послал Сирени воздушный поцелуй и отправился в свои пенаты. Играл перед сном на флейте, составлял в уме перечень фруктов, которые можно легко купить на рынке Икитоса в это время года. Потом стал было снова придумывать имена, но вовремя вспомнил, что решил с этим завязать, и стал просто лежать и думать о будущей встрече со своими пращурами. Хорошо бы их посадить в регрессор, превратить в мопсов, а потом выводить гулять на поводках и в строгих ошейниках, а если не будут слушаться – лупить их хлыстом по пяткам.

Успокоившись этими мыслями, я уснул и спал мирно, безо всякой сновидческой рефлексии.

Но утром следующего дня проснулся в скверном настроении.

Ничего необычного в этом не было, я всегда просыпаюсь в скверном настроении, даже если сплю головой на восток и силовые линии проходят через мозг как положено, а не поперек.

Жизнь с утра тяжела, с утра мне бы съесть немецкого салата с ветчиной и кукурузой, но этого салата я не ем никогда. Потому, что у нас никто не знает, как его готовить. Как-то раз в «Гнездышко Бурылина» приехала делегация дружественных немцев. Дружественные немцы привезли нам хорошую, дорогую обувь, которой сносу нет, привезли крупную, но безвкусную германскую чернику, а один, его звали почему-то Кай, приготовил салат. Он назывался «Золото Рейна» – и это был самый вкусный салат, который я пробовал в жизни. В него входила кукуруза, ветчина, а названий других продуктов я не знал. Я хотел спросить у Кая рецепт, но немцы неожиданно уехали.

А в кулинарных справочниках этого салата не было. И поэтому с утра мне всегда хочется кого-то убить. Если бы чья-нибудь добрая душа поднесла мне с утра «Золото Рейна», я бы гораздо спокойнее относился к человечеству. Был бы гуманистом, честное слово.

Варгас уже ждал меня в тире, дул, как всегда, свой кактусовый сок, курил золотистые сигары, мечтал о жарком солнце юга. Мы постреляли немножко, Варгас убил меня четыре раза, я его ни одного. Потом почти два часа подряд я тупо стрелял по мишеням, поскольку в стрельбе главное – тренировка, кажется, я уже говорил.

После стрельбы Варгас раскрыл мне пару секретов. Я спросил, почему он не хранит секреты, тот ответил, что секреты – это не старые подштанники, хранить их нечего. Учитель и должен передавать ученику секреты. К тому же я напоминаю ему его самого в молодости, когда он еще не убил пятьсот человек, не считая негров и китайцев, и не разочаровался в жизни. Тогда он был молод, не курил и звали его не Варгас, а Жетулио Варгас, в честь президента Бразилии. А потом он первое имя отбросил, потому что оно звучало несерьезно, а с именами шутить нельзя, имя – серьезная вещь.

– Будешь выбирать имя – подумай много, – посоветовал Варгас.

Потом мы пообедали расстегаями с квасом, подремали, после чего Варгас отправился в тир дальше полировать свое смертоносное искусство, я же в гимнастический зал учиться боевому фехтованию.

Фехтование у нас преподавал один японец со сложным именем Инзицабуро Кобринуобокава, сокращенно Кобракава, мастер меча. Меня убили три раза, и пришло время развить не только мышцы, но еще и мозги. Я отправился в библиотеку, чтобы почитать старые умные книги. В библиотеке меня не убили ни разу, поскольку убийства в библиотеке не предусматривались.

Сразу после библиотеки шли занятия по подводному плаванью. В третьем корпусе здоровенный бассейн, в нем акулы с выдранными зубами, раз в три дня мне выдают нож и запускают в воду. Два часа я отбиваюсь от голодных акул, в этом мало веселого.

• Предыдущая
• 28/96
• Следующая