Правила Барби (СИ) - Аллен Селина - Страница 49

Барбара

Я устала.

Это не было преувеличением, я действительно чертовски устала. Я устала от обстоятельств, я устала от постоянных мыслей, курсирующих у меня в голове, но главным образом я устала от Фостера. Должно быть, моя несостоявшаяся смерть сильно повлияла на него. Я вернулась из больницы три дня назад и каждый из этих чертовых дней я видела перед собой его лицо и этот странный взгляд, который мне не удавалось прочитать.

Он преследовал меня! Ходил за мной по пятам, словно у него не было других занятий. Я могла выйти к завтраку в девять утра, а могла в двенадцать, неважно какое время я выбирала, он был в столовой, молча завтракал со мной, и отправлялся на работу. Думаете, на этом его странное поведение заканчивалось? Если бы! Вечерами я пропадала в семейном кинотеатре Фостеров и смотрела мультфильмы, и Джефри вдруг тоже просто необходимо было смотреть со мной мультфильмы.

И это еще было цветочками, сегодня Фостер перешел все границы.

Я проснулась среди ночи от холода и заметила тень у стены. Мне стало так страшно, что я вскрикнула и мгновенно села на постели, готовясь бежать прочь из комнаты.

– Тшш, не кричи, – попросила тень, поднимаясь с пола, и только тогда я смогла уловить в этом шепоте нечто знакомое.

Черт бы его побрал!

– Что ты здесь делаешь? – закричала я, прикрываясь одеялом, будто была обнажена, хотя на мне была пижама.

– Я…, – Фостер запнулся. Он возвышался над моей кроватью, словно огромный фонарный столб. – Ты странно дышишь после того как вернулась из больницы.

– У меня был отек гортани, мое ненормальное дыхание – норма. К тому же врач говорил об остаточном кашле. Почему ты решил прийти именно сегодня, я уже три дня дома?

– Я прихожу в твою комнату с самого первого дня, – пожал плечами он.

Меня перекосило от отвращения.

– С первого дня? Ты ведешь себя, как самый настоящий маньяк! – воскликнула я, не в силах сдержать в себе это возмущение. То есть он каждую ночь садится у моей постели и просто смотрит, как я сплю? О, боже, вдруг я храплю, а я наверняка храплю после отека носоглотки и гортани, вдруг пускаю слюни на подушку? Какой ужас! Это гораздо страшнее, чем если бы он был маньяком!

– Это не так, просто… Я переживаю и не могу спать, мне нужно слышать, как ты дышишь, мне нужно контролировать это.

Я прикрыла лицо руками и потерла глаза. Это было так чертовски нездорово, он походил на психопата. Однако беспокойные нотки в его голосе, которые он больше даже не пытался прятать, воспламеняли мое сердце и выпускали на волю чернокрылых бабочек.

И мне мгновенно захотелось растерзать их на кусочки. Я ведь злилась на него с того самого момента как пришла в сознание. Джефри буквально заставлял мое тело гореть от негодования, иначе почему мои щеки были такими горячими в этот момент? Я понимала, что он не подсовывал мне пирожные, он объяснил, что это сделала Челси, и пообещал, что я больше никогда не увижу ее. Он не убил ее, нет, просто изгнал из города. Но как можно было игнорировать тот факт, что именно он затеял эту жестокую игру? Согласись он без условий на брак, не начни издеваться надо мной, все было бы гораздо проще, а я не оказалась бы в больнице под трубками.

Но с другой стороны, он ведь меня спас. И мне следовало быть благодарной.

По моему позвоночнику пробежал холодок. Те секунды, когда я почувствовала первые симптомы анафилаксии, казались мне адом. Моя грудь горела огнем, словно кто-то вырвал парочку ребер и выжигал мои легкие, я не могла вдохнуть и чувствовала, что вот-вот отключусь. И я хотела отключиться, поверьте, это первое о чем вы подумаете, чувствуя нечто подобное. Но этого не происходило, и мне оставалось лишь терпеть и ждать когда для меня настанет конец. Страх был сильным, и глядя на лицо Фостера, искаженное в ужасе, я думала о том, что не выживу.

За всю мою короткую жизнь мне доводилось переживать подобное лишь раз, но тогда – в детстве приступ развивался медленно.

– Джефри, это была одноразовая акция, – нервно усмехнулась я, комкая под себя одеяло. Он переживает за меня, словно я небезразличная ему. Кто, в самом деле будет торчать у твоей постели ночью, вслушиваясь в дыхание? Точно либо маньяк, либо человек который боится, что ты умрешь, когда ты и так чуть не умерла у него на руках.

– Тебе смешно? – недовольно спросил он. Я потерла щеку, чувствуя вмятины от подушки на коже. Хорошо, что в комнате темно.

– Да. Наверняка я была похожа на помидор с закатившимися глазами и распухшим языком, – попыталась пошутить я, на что Фостер издал звук раздражения и приблизился к моей кровати.

– А мне ни черта не смешно, Барбара. Ты едва не умерла.

– Но не умерла же.

– Куда подевался твой бесконечный драматизм?

Я вздохнула и легла на подушку, поворачиваясь к нему спиной.

– Он очень устал и хочет спать, а сидя в темноте у стены с открытыми глазами, ты пугаешь меня, – пробормотала я, глядя на маленькую тумбу у кровати.

Я вспоминала все те немногие ночи проведенные в этой спальне и то, как Джефри пробирался и ложился ко мне. Тогда – пять лет назад он так сильно нужен был мне. И я ненавидела его за то, что все еще нуждалась в нем, как ни в ком другом. Он проник так глубоко, спрятался под моей кожей и не желал отпускать все эти годы. Я могла бы сказать, что не думала о нем, но это было бы самой большой ложью. Я постоянно сравнивала его с другими мужчинами, которых встречала на своем пути, и каждый из них проигрывал Фостеру. Это было так неправильно, я не могла по-прежнему испытывать чувства к нему, ведь это делало меня ненормальной и зависимой. Я должна была бороться с этим, как борются все люди со своими зависимостями. И я боролась, но впервые за долгое время у меня просто не осталось сил на борьбу.

Боже, просто выстави его, пусть он уйдет, Барбара. Ты в нем не нуждаешься.

Но я нуждалась, я так чертовски сильно нуждалась в своем мучителе.

А он не уходил, как и пять лет назад, стоял у моей кровати, словно потерявшийся щенок и не мог принять решения, не мог лечь без моего разрешения, не мог уйти, потому что не хотел этого.

– Если ты так переживаешь, то можешь лечь на другую половину кровати, – стараясь выразить своим тоном как можно больше безразличия, сказала я. – Но клянусь, если утром я проснусь в твоих объятиях, как в любом слащавом фильме о любви, то придушу тебя поясом от халата, Фостер.

Он молчал, а я, зажмурившись, сжимала одеяло у груди, чтобы он не забрал его. Хотя, вероятнее всего, он и не собирался, просто мое сердце в груди колотилось так сильно, что у меня тряслись руки, и я пыталась хоть как-то прекратить это.

Вторая половина матраца прогнулась под его весом, Джефри с кошачьей грацией опустился на кровать, придвигаясь ко мне слишком близко, настолько, что на задней поверхности шеи я чувствовала его теплое дыхание. Моя кожа покрылась мурашками, а когда его запах окутал меня, я едва не замычала от переполнившего мою грудь трепета. Его рука своевольно легла на мою талию, и Фостер прижал меня к себе.

– Я же сказала!

– Ты говорила про утро, но ничего не сказала про ночь.

– Это и ночи касалось, – буркнула я, ожидая, что он скажет мне что-то в ответ, но вместо этого почувствовала, как Джефри вдыхает запах моих волос, а его губы прижимаются к моей макушке. Я пыталась заставить себя оттолкнуть его, но не смогла. На моих губах появилась маленькая улыбка, а рука накрыла его руку.

– Спасибо, – пробормотала я, надеясь, что он еще не успел уснуть.

– За что?

– За то что быстро доставил меня в больницу. – Я нервно сглотнула и уставилась в темноту. Как я могу быть безразлична ему, если ради спасения моей жизни, он бежал от шоссе до больницы? – Прости. Я была зла и напугана, а еще была отекшей и туго соображала. Я сорвалась на тебя, хотя не должна была.