Медовый месяц - Филлипс Сьюзен Элизабет - Страница 1

• 1/104
• Следующая

Всю эту весну Хани[1] молилась Уолту Диснею. Сидя на кровати, стоявшей в глубине ржавого старого трейлера, расположившегося среди сосен за третьим холмом аттракциона американских горок «Черный гром», она молилась Уолту Диснею, а иногда и самому Иисусу Христу в надежде, что хотя бы кто-то из этих великих поможет ей. Через провисшую занавеску она смотрела на клочок ночного неба, едва различимый сквозь кроны сосен.

— Мистер Дисней, это опять Хани. Я знаю, что парк развлечений на Серебряном озере не очень-то здорово выглядит сейчас, когда уровень воды понизился и видны все пни, да еще «Бобби Ли» сидит на дне озера прямо в конце дока. Может, за всю прошлую неделю в нашем парке побывало не больше сотни человек, но не всегда же так будет!

С тех пор как в газете «Демократ» округа Паксавачи были напечатаны слухи о том, будто люди из компании Уолта Диснея подумывают о покупке парка развлечений на Серебряном озере, чтобы соорудить на его месте южнокаролинский вариант Диснейленда, Хани не могла думать ни о чем другом. Ей было уже шестнадцать, и она знала, что молиться мистеру Диснею — чистейшее ребячество (не говоря уже о том, что подобное поведение непростительно для баптистки из южного штата), но неудачи довели ее до отчаяния.

И она принялась перечислять преимущества, с которыми непременно нужно было познакомить мистера Диснея:

— От нас всего час езды до границы между штатами. И если поставить хорошие указатели, то все, кто направляется в Миртл-Бич, наверняка остановятся здесь со своими детишками. Если не считать москитов и высокой влажности, наш климат можно считать сносным. Озеро может стать просто замечательным, если ваши служащие заставят компанию «Пурлекс Пэйнт» прекратить сбрасывать в него ядохимикаты. И те люди, что продолжили дело после вашей смерти, могли бы купить его просто за бесценок. Не могли бы вы повлиять на них? Не могли бы хоть как-нибудь указать им, что парк развлечений на Серебряном озере — это как раз то, что они ищут?

Эту мешанину молитвы с торговой презентацией, которую возносила Хани, прервал слабый нудный голос ее тетки:

— Хани, с кем это ты там разговариваешь? У тебя что, парень в кровати?

— Да, Софи, — ухмыльнувшись, ответила Хани. — Тут их у меня с дюжину наберется. И один как раз собирается показать мне свой маятник.

— О Боже, Хани! Как ты можешь так выражаться? Это нехорошо.

— Извините.

Хани знала, что поддразнивать Софи не следовало, но не могла отказать себе в этом удовольствии, когда тетка начинала сильно допекать. Это случалось не так уж часто и ни к чему хорошему не приводило, но, когда Софи слишком надоедала своей заботой, Хани едва не начинала верить, что это ее настоящая мать, а не тетка.

Из соседней комнаты донесся взрыв хохота, коим аудитория программы «Тунайт шоу» отреагировала на шутку Джонни о земляных орехах и президенте Картере. Телевизор у Софи был включен постоянно. Она не уставала повторять, что это помогает ей отвлечься от тоски по голосу дядюшки Эрла.

Эрл Букер умер полтора года назад, оставив Софи владелицей парка развлечений на Серебряном озере. Нельзя сказать, что при его жизни она была уж очень оборотистой, когда же он умер, стало еще хуже, и всеми делами пришлось заправлять Хани. Отойдя от окна, она подумала, что Софи наверняка скоро заснет. Тетка никогда не засиживалась за полночь, хотя и вставала не раньше полудня.

Хани откинулась на подушки. В трейлере было жарко и душно. И хотя на ней были только майка с рекламой пива «Буд-вейзер» да трусики, особого комфорта она не ощущала. Раньше у них был кондиционер, но он вот уже два года как сломался, так же как понемногу ломалось и все остальное, а до починки не доходили руки.

Глянув на циферблат часов, стоявших недалеко от кровати, которую она делила с дочерью тетки, Шанталь, Хани почувствовала укол беспокойства. Сестре уже пора быть дома. Сейчас понедельник, ночь, парк закрыт, и там совершенно нечего делать. Шанталь была центральной фигурой в запасном плане Хани, разработанном на случай, если служащие компании мистера Диснея не купят этот парк, и Хани не могла допустить, чтобы сестра пропадала неизвестно где, пусть даже только сегодня вечером.

Спустив ноги на растрескавшийся линолеум, она дотянулась до выцветших, некогда красных шорт, которые носила днем. Сама она была мелкокостной, небольшого росточка, а эти шорты перешли к ней от Шанталь. Они были слишком широки в бедрах и висели мешковатыми складками, а ноги торчали из них, словно пара зубочисток, и казались еще более худосочными, чем в действительности. Но тщеславие было одним из тех немногих пороков, которыми Хани не обладала, поэтому она не обращала на такой пустяк никакого внимания.

И хотя сама Хани этого не замечала, но все же какой никакой, а повод для тщеславия у нее имелся. Это были отороченные мохнатыми ресницами голубые глаза под темными дугами бровей. И это личико в форме сердца с маленькими скулами, усеянными веснушками, и некое крошечное, дерзко вздернутое подобие носика. Но она еще не совсем доросла до размеров своего рта, широкого, с полными губами, всегда напоминавшими ей большую старую рыбу-прилипалу. Сколько Хани себя помнила, ей никогда не нравилась ее внешность, и не столько из-за того, что люди принимали ее за мальчика, пока у нее не развилась грудь, сколько главным образом потому, что никто не желал воспринимать всерьез особу, слишком смахивавшую на ребенка. А поскольку Хани позарез было нужно, чтобы ее воспринимали всерьез, она делала все возможное, чтобы скрыть все свои физические достоинства за неизменно враждебным хмурым взглядом и воинственным настроем.

Сунув ноги в сплющенные голубые тапочки на резиновом ходу, давным-давно принявшие форму ее подошв, Хани прошлась руками по коротким всклокоченным волосам. Она проделала это не столько для того, чтобы пригладить их, сколько чтобы почесать на голове место укуса москита. Ее волосы, под стать имени, были светло-коричневого цвета. От природы они были волнистыми, но Хани редко когда предоставляла им возможность виться. Напротив, она не упускала случая обкорнать их, используя любое попадавшееся под руку достаточно острое орудие, будь то перочинный ножик, фестонные ножницы или на худой конец нож для чистки рыбы.

Закрыв за собой дверь, Хани выскользнула в короткую узкую прихожую, застланную циновкой, разрисованной коричневыми и золотистыми ромбами, заодно покрывавшей неровный пол территории, на которой не только спали, но и ели. Как она и предполагала, Софи уже уснула на своей старой кушетке, покрытой изношенной тканью рыжевато-коричневого оттенка, украшенной выцветшими рисунками вывесок таверн, изображениями орлов с американского герба и флагов с тринадцатью звездочками. Перманент, который Шанталь сделала матери, получился не очень удачным, и жидкие, цвета соли с перцем, волосы Софи казались пересохшими и слегка наэлектризованными. Она была чуть полновата, и под ее трикотажной сорочкой вырисовывались груди, развалившиеся по обе стороны туловища, словно налитые водой воздушные шары.

Хани посмотрела на тетку с привычным смешанным чувством раздражения и любви. Именно она, Софи Мун Букер, должна заботиться о своей дочери, а вовсе не Хани. Именно ей следует думать, как оплатить все эти накапливающиеся изо дня в день счета и как сохранить семью, не скатившись на подачки этой раздолбанной системы соцобеспечения.

— Я выйду ненадолго.

Софи всхрапнула во сне.

Спрыгнув с раскрошившихся бетонных ступенек, Хани вдохнула напоенный влагой ночной воздух. Снаружи трейлер имел на редкость неприятный синеватый, цвета яйца малиновки, оттенок, несколько скрашенный ностальгическим налетом древности. Ее тапочки утонули в песке, между пальцами набился гравий. Удаляясь от дома, она втянула носом воздух. Июньская ночь была наполнена запахами сосны, креозота и того дезинфицирующего средства, что используется в туалетах. Но все перебивал отдаленный затхлый запах Серебряного озера.

• 1/104
• Следующая