Подлинная история о привидениях Горсторпской усадьбы - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 3
- Предыдущая
- 3/3
— Том, что с тобой, Том?
Лицо у него посерело, глаза смотрели в одну точку, рот приоткрылся от ужаса и изумления.
— Ты видишь, Джек? Ты видишь?
Едва сдерживая крик, Том протягивал к свету кусок обоев, отклеившийся от заплесневелой стены. Силы небесные! Вся его поверхность была усеяна брызгами свежей еще крови! Прямо у нас на глазах вниз скатилась еще одна капля. Мы оба запрокинули головы, силясь разглядеть источник этой чудовищной капели. В лепном карнизе под потолком темнела едва заметная трещинка, а из нее, словно из раны на теле, сочилась кровь. Вот упала капля, потом еще одна, а мы стояли как громом пораженные.
— Уйдем отсюда, Том, — взмолился я: стало невмочь терпеть. — Это Богом проклятое место, уйдем, прошу тебя.
С этими словами я, схватив друга за плечо, повернулся к двери.
— Ну уж нет, — яростно сверкнул глазами Том, стряхивая мою руку. — Я отсюда уходить не намерен. Пойми, Джек, здесь произошло какое-то чудовищное злодеяние, и мы должны докопаться до истины! Возьми себя в руки, старина, нельзя же допустить, чтобы из-за какой-то капельки крови мы отступили! Не удерживай меня! Не на такого напали!
Отшвырнув меня в сторону, он ринулся в коридор.
Проживи я еще сто лет, мне и тогда не забыть этих мгновений. Я как сейчас слышу вой ветра за окнами и вижу сполохи молний, выхватывающих из темноты стены галереи, откуда не доносилось ни звука. В коридоре стояла мертвая тишина, которую нарушал только скрип двери, да тихий шелест накрапывавшего с потолка кровавого дождя. Но вот Том вернулся в комнату. Ноги у него подгибались.
— Надо держаться вместе, — прошептал он с ужасом. — В коридоре кто-то есть!
Словно какая-то злая колдовская сила влекла нас к двери. Мы осторожно выглянули за порог. Как я уже описывал, вдоль одной стены в длинной темной галерее шли многочисленные оконные проемы, сквозь которые лился лунный свет, рисуя на черном полу бледные квадраты. Из дальнего ее конца по этим световым пятнам двигалась чья-то тень: ближе, ближе, ближе. Она то растворялась во мраке, то проступала на фоне освещенного луной окна, то снова исчезала, стремительно к нам приближаясь. Вот между нами четыре лунных квадрата, вот их уже три, два, и наконец в потоке света, бившем из распахнутой двери нашей комнаты, возникла фигура мужчины, который промчался мимо нас и снова растаял в темноте. Я успел заметить, что его старинное платье в беспорядке, а в волосах запуталось что-то длинное, свисавшее, словно ленты, по обеим сторонам смуглого лица. Но лицо, само это лицо! Не знаю, забуду ли я его когда-нибудь! Оно было обернуто ко мне вполоборота, словно бегущий по коридору человек оглядывался, ожидая погони, и весь его облик выражал такую меру безнадежности и отчаяния, такой неописуемый ужас, что сердце мое, несмотря на страх, буквально сдавило от жалости. Мы посмотрели туда, куда был устремлен его взгляд. За ним действительно гнались! Через белые лунные квадраты, то пропадая, то возникая вновь, приближалась еще одна тень. Подобно первой, она возникла в свете, льющемся из нашей комнаты, где горели свечи и пылал камин. Мы увидели женщину, величественную и прекрасную, лет, должно быть, двадцати восьми от роду, в низко вырезанном платье с роскошным, по моде восемнадцатого столетия, шлейфом. На точеной шее под нежным подбородком темнели пятна: четыре небольших с левой стороны и еще одно, покрупнее, с правой. Она прошла мимо, не поворачивая головы, устремив застывший взгляд туда, где только что исчез мужчина, которого она преследовала, и ее тоже поглотила темнота. Через мгновение до нашего слуха донесся пронзительный крик — дикий вопль боли, перекрывавший завывание ветра и раскаты грома. Потом дом погрузился в тишину.
Не знаю, как долго мы простояли на пороге, вцепившись друг в друга. Должно быть, долго, потому что когда все еще не отпускавший моей руки Том, которого била дрожь, шел по коридору, в шандале мерцала новая свеча — старая успела догореть. Не проронив ни слова, мы толкнули полусгнившую входную дверь, под грозовым ливнем перемахнули через садовую ограду, помчались через деревню и — по аллее к моему дому. И только там, в уютной курительной, после того как Том, повинуясь безотчетной привычке, сунул в рот сигару, к нему наконец-то вернулось самообладание. Первыми его словами, обращенными ко мне, были:
— Ну-с, Джек, ты и сейчас не веришь в привидения?
И тут же последовало:
— Проклятье, оставил там любимую трубку! Лучшую! Ну уж нет, сдохну, но не вернусь за ней!
— Да уж, зрелище, конечно, леденящее душу, — вздохнул я. — Как вспомню его лицо… еще ленты эти жуткие… Слушай, Том, а что это за ленты?
— Какие еще ленты? Это же водоросли, ты что, не понял? А такие отметины, как у женщины на шее, мне случалось видеть и раньше, да и тебе, думаю, они знакомы по медицинским штудиям.
— Да уж знакомы. Это следы пальцев. Ее задушили, Том! Не приведи Господи увидеть что-нибудь такое еще раз! Храни Бог!
— Аминь, — отозвался мой друг, и мы расстались.
Поутру, поскольку все задуманное было исполнено, Том отправился в Лондон, а через некоторое время — на цейлонские кофейные плантации, принадлежавшие его отцу. Более судьба нас не сводила. Даже не знаю, жив ли он сейчас, но одно могу сказать с уверенностью: если жив, то не может вспоминать без содрогания ночь, проведенную среди привидений Горсторпской усадьбы.
- Предыдущая
- 3/3
