Блестящая девочка - Филлипс Сьюзен Элизабет - Страница 19

• Предыдущая
• 19/105
• Следующая

Еще мне нравится Холден, Из-за Холдена Колфилда[16] , но это мальчишеское имя.

— Ой, остановись. — Белинда шлепнулась на скамейку и попыталась восстановить дыхание. — Фрэнки — совершенно отвратительное имя. Холден тоже. Флер было ближе всего к тому имени, какое мне хотелось для девочки, — Флер Диана. Красивое имя для красивой девочки.

Флер улыбнулась. Белинда считала ее красивой. Мать иногда говорила такое, чего не было на самом деле. Но ей это нравилось.

Внезапно мысли Флер устремились совершенно в другом направлении.

— Ненавижу, когда у меня месячные. Ужасно.

— Ты становишься женщиной, детка, так должно быть.

Флер скорчила гримасу, желая выразить поточнее, что она думает насчет этого. Мать рассмеялась. Флер показала на дорожку, ведущую наверх.

— Интересно, а она счастлива?

Белинде не надо было спрашивать, о ком говорит дочь. Они хорошо понимали друг друга.

— Ну конечно, счастлива. Она принцесса[17] , одна из самых известных женщин в мире. — Белинда закурила сигарету и сдвинула на лоб солнечные очки. — Ты могла видеть ее в «Лебеде» с Алеком Гиннесом и Луисом Джорданом. Боже, как она хороша!

Это ее самая красивая картина.

Флер развалилась на скамейке и вытянула ноги. Они были в бледных волосках и порозовели от солнца.

— А он староват, тебе не кажется?

— Вовсе нет. Люди вроде Рейнера[18] не имеют возраста. Он замечательный, знаешь ли. Просто потрясающий.

— Ты с ним встречалась?

— Прошлой осенью. На ужине.

Она вдруг снова надела очки, и Флер поняла, что мать не очень хочет развивать эту тему.

Флер стукнула ногой, и задник сандалии вдавился в пыль.

— А он?

— Передай мне вон те оливки, дорогая. — Белинда указала на пакет. Пальцы с маникюром были совершенными, ногти по форме повторяли миндалины, а их цвет напоминал зрелую малину. Флер подала.

— Так он был там?

— У Алексея собственность в Монако. Конечно, он был.

— Я не про него. — Для Флер бутерброд потерял всякий вкус, она стала отщипывать от него кусочки и бросать на дорожку уткам. — Я имела в виду не Алексея, а Мишеля, — Обычно она произносила его имя на французский манер.

— Мишель тоже. У него были каникулы.

— Ненавижу его. Просто ненавижу.

Белинда отложила пакет с оливками, не открыв, и глубоко затянулась сигаретой.

— Мне даже плевать, если это грех, — продолжала Флер. — Я думаю, что ненавижу его сильнее, чем Алексея. У Мишеля есть все. Это нечестно.

— Но у него нет меня, дорогая. Не забывай про это.

— А у меня нет отца. Это, конечно, не одно и то же. Но, по крайней мере Мишель может жить дома. Быть с тобой.

— Ну ладно, детка. Мы приехали сюда хорошо провести время. Давай не будем говорить о серьезном.

Флер упорствовала:

— Я не понимаю Алексея, Вообще никого, кто так ненавидит ребенка. Может, сейчас, когда я выросла, меня можно не любить.

Но не тогда же, когда я была младенцем?

Белинда вздохнула.

— Мы с тобой это уже обсуждали. Дело не в тебе. Дело в нем.

Боже мой, как бы я хотела выпить.

Белинда сто раз объясняла, но до Флер не доходило. Как мог отец настолько сильно хотеть сыновей, чтобы отослать единственную маленькую дочку из дома и никогда больше не желать даже взглянуть на нее? Она служила напоминанием о его поражении, объясняла Белинда. А Алексей подобного не выносит. Но даже после рождения Мишеля он не переменился. Белинда объясняла это тем, что у нее больше не может быть детей.

Флер вырезала из газет фотографии отца и хранила их в конверте из оберточной бумаги в дальнем углу шкафа. Иногда ночами, лежа в постели, она воображала, как кто-то из сестер зовет ее вниз, в контору, а там стоит Алексей. Он признается ей, что совершил ужасную ошибку и приехал за ней, чтобы забрать домой. Потом он обнимет ее и назовет, «детка», как называет ее мать.

— Ненавижу его! — заявила Флер. — Ненавижу их обоих. — А потом, чтобы высказаться до конца, добавила:

— Ненавижу свои железки на зубах! Никто из девочек не любит меня, потому что я такая страшная.

— Это не правда, дорогая. Просто ты сейчас мучаешься от жалости к себе. Вспомни, что я тебе постоянно твержу: через несколько лет все девочки захотят походить на тебя. Просто, детка, тебе надо немного вырасти.

Плохое настроение Флер улетучилось. Она любила мать, правда, очень любила.

Дворец семьи Гримальди[19] представлял собой длинное каменное оштукатуренное здание с бесчисленными квадратными башенками, из-за которых, по мнению Белинды, оно напоминало исправительный дом. Флер, мало что видевшая в своей жизни, не была так категорична. Увидев гвардейцев в форме и в тропических шлемах, с накидками в красно-белую полоску, она быстро забыла про свое дурное настроение.

Белинда наблюдала за дочерью, которая металась в толпе туристов, залезала на старинную пушку, чтобы получше разглядеть яхты в море. У нее подступил комок к горлу. Это истинное дитя Флинна.

Та же необузданность, неугомонная жажда жизни, но в более мягком варианте.

Не раз Белинде хотелось выпалить Флер всю правду. Сказать, что ее отцом никак не мог быть Алексей Савагар, что ее настоящий отец — Эррол Флинн. Но страх заставлял молчать. Давно, еще на вершине холма, когда они с Алексеем смотрели на монастырь, Белинда поняла, что с ним нельзя спорить. Только однажды ей удалось его победить. Только один раз он почувствовал себя беспомощным, а не она. Когда родился Мишель.

Они вернулись в отель, Белинда налила себе двойной скотч, потом пошла принять душ, пока Флер мыла ноги. После неспешного ужина и еще одного скотча Белинда раскрыла газету, чтобы досмотреть, какие идут фильмы. Сейчас была очередь Флер выбирать. Девочка остановилась на американском вестерне с французскими субтитрами, Белинда любила Пола Ньюмена[20] , так что ей фильм тоже подходил.

Флер посмотрела уже половину фильма, когда Белинда тоже села перед экраном. Вдруг Флер оглянулась на мать, и та догадалась, что, наверное, сама того не заметив, что-то произнесла.

— Да, мама?

— Нет, нет, — с трудом проговорила Белинда. — Просто…

Этот мужчина…

Флер повернулась обратно к экрану, а потом снова оглянулась на мать, сощурившись.

Белинда изучала человека, только что вошедшего в салон, где Пол Ньюмен играл в покер. Казалось, это невозможно. Она понимала: этого не может быть. И все же…

Все последние годы, казалось, улетучились, растаяли как дым.

Это был Джеймс Дин.

Высокий, гибкий мужчина, нервно перебиравший ногами, словно не в силах был хоть минуту постоять на одном месте, с длинным узким лицом, будто выстроганным упрямой, точной рукой. Черты лица не правильные, заостренные, в них читалась не только надменность, но и уверенность в себе, которая приходит к человеку не сразу, а после долгих усилий. Камера наехала на него и показала крупным планом. Молодой, не больше двадцати трех лет, не так красив, как положено звезде. У него прямые каштановые волосы, длинный нос, узкий с горбинкой, надутые губы. Передний зуб слегка кривоват, с щербинкой. Печально-голубые глаза смотрели на Белинду спокойно.

Она поняла, он не похож на Джимми. Да, было какое-то отдаленное сходство, но он выше и не так красив. А вот впечатление от него то же самое. Именно оно захватило Белинду. Она увидела еще одного мятежника, человека, живущего по своим собственным правилам. Она задрожала.

Фильм кончился, а Белинда сидела не двигаясь, сжимая нетерпеливую руку Флер, глядя на бегущие по экрану титры. Его имя мелькнуло на синем фоне, в возбуждении Белинда прочла: Джейк Коранда…

Она восприняла его появление на экране как сигнал, посланный Джимми. Он предупреждал Белинду: рано терять надежду. Словно сам факт существования кого-то вроде Джейка Коранды доказывал реальность ее мечты. Мужчина отвечает за себя, а женщина — за себя. Джейк Коранда. Вероятно, каким-то странным образом Белинда еще может осуществить свою мечту.

• Предыдущая
• 19/105
• Следующая