Приключения Буратино. Сборник - Брусницын Алексей - Страница 23

– Их множество! А вам они неизвестны из-за вашей неосведомленности!

– Да у вас даже школы своей нет!

– Наглая ложь! Наша школа происходит от египетской, более древней, нежели греческая! В отряде Моисея было немало искусных врачевателей, которые передали нам свои знания.

– Надо быть воистину слабоумным, чтобы полагать, что главное преимущество науки – это ее древность. Это же нонсенс! Искусные врачеватели… Да если хотите знать, ваши египтяне хороши были только в искусстве мумифицирования своих несчастных пациентов!

Обалдевший от такой наглости потомок Моисея не нашелся, что ответить… К этому моменту он настолько налился кровью, что, казалось, сейчас лопнет. Его оппонент, напротив, был бледен, как покойник.

Иудей заверещал:

– Прошу вас немедленно выйти вон и не мешать мне работать!

Вместо ответа римлянин внезапно дал ему звонкую пощечину, за что тут же получил в ответ неуклюжую, но тяжелую оплеуху. Зрители восторженно взревели, а медицинские светила начали демонстрировать навыки рукопашного боя. Урсусу хватило бы авторитета, чтобы немедленно прекратить свару, но… Гладиаторы и легионеры от всей души потешались. Не часто им приходилось наблюдать за тем, как дерутся между собой представители мирных профессий. Но после пары минут военных действий, сводившихся к тому, что иудейский воин пытался реализовать преимущество в массе и подмять противника под себя, а римлянин, понимая эту опасность, старательно уходил от ближнего боя, выставляя в сторону лица противника острые кулачки, зрители заскучали. Тогда один из легионеров встал между дерущимися и принялся увещевать:

– Господа лекари. Хватит. Довольно! Солидные же люди… Примиритесь.

Господ лекарей не пришлось долго уговаривать, они разошлись в разные стороны, одергивая на себе одежды, ворча под нос и отдуваясь.

– Итак, господа, позвольте мне рассудить вас, – сказал тогда Урсус. – В качестве шовного материала я предпочту шелк мэйд ин Чайна. Надеюсь, этот тот случай, когда китайскому качеству можно доверять.

– Ты не пожалеешь! – обрадованно закричал римлянин, бросая на иудея торжествующие взгляды. – Это лучший китайский шелк. За один моток заплачено шесть сотен казенных динариев.

– А вот операцию я доверю иудейскому специалисту, – продолжил Урсус. – Ибо, полагаю, он лучше знает, какое именно лечение нужно гладиатору, а не легионеру.

Польщенный лекарь даже поклонился немного, пряча довольную улыбку.

– И примиритесь, господа. Как говаривал кто-то из философов, один хороший лекарь стоит тысячи воинов. Не хотелось бы, чтобы такие могучие силы враждовали между собой.

Испросив у Гнея разрешения, Урсус пригласил гарнизонного лекаря на торжественный ужин в ознаменование очередного дня игр. Там эскулапы выпили мировую, а потом уединились в беседке в конце сада, прихватив с собой кувшин фалернского. Из-за стола их выгнали, потому что уж слишком громко принялись они обсуждать преимущества и недостатки различных конструкций пил для ампутации конечностей.

В самый разгар вечеринки Берцеллиус подозвал к себе Урсуса. Когда раб подошел, хозяин, не вставая с ложа, сделал знак приблизиться. Урсус хотел было наклониться, но боль в боку не дала ему это сделать. Видя неудобства гладиатора, ланиста и не подумал приподняться.

– Ну же! – требовательно произнес он и щелкнул пальцами. Сегодня он был пьян больше обычного.

Тогда Урсус, скрепя сердце, встал на одно колено. Гней сказал со скабрезной ухмылкой:

– Эх, Урсус. Завидую я тебе. Сегодня тебя снова кое-кто поджидает…

– Самаритянка? – обрадовался Урсус.

– Нет. С чего ты взял? Не надоела еще тебе эта шлюха? Сегодня благородная римлянка. Вдова того самого легионера, которого ты убил у акведука…

Урсус вскочил. В боку резануло.

– О времена, о нравы! – вскричал он с отвращением. На русском он выразился бы конкретнее…

Гней хохотнул:

– Что ты? Ничего особенного… Понятно, она не очень ладила с супругом и хочет отблагодарить своего избавителя. Матрона получила неплохую компенсацию за гибель кормильца на государственной службе, может себе позволить.

– Я не пойду, – твердо сказал Урсус.

Гней со стуком поставил кубок, который держал в руке. Вино плеснуло на стол. Перекосившись от ярости, он зашипел:

– То есть как это не пойдешь?

– Как ты себе хочешь, а не пойду! – твердо ответил Урсус.

Присутствующие начали обращать на них внимание. Что-то смекнув, Гней сменил гнев на милость. Лицо его разгладилось.

– Будь по-твоему. В конце концов ты ранен. Поправишься – вдвойне отработаешь мой сегодняшний убыток. Ступай!

Он отвернулся и, как будто тут же забыв о своенравном рабе, потянулся к кубку.

Этот разговор окончательно испортил Антону Сергеевичу настроение. До этого он пил и никак не мог прогнать мысли о сегодняшнем убийстве. Утешение, что все нереально, совершенно перестало работать…

А тут еще ему напомнили о том, что убийство это не первое. Оба были совершены в порядке самообороны. Но сегодня… Глядя на то, как умирает в луже крови его враг, Урсус испытал явное удовольствие. Он попытался понять его природу. Вернул в памяти картинку с качающимся мечом и прислушался к ощущениям. Раскаяния или сочувствия точно не было. Зато явно присутствовало злорадство и… да, то самое удовольствие. Как от хорошо сделанной, непростой работы… Как у баскетболиста после заброшенного трехочкового. Вульпес, конечно, был мерзавцем, но заслужил ли он смерть? Что за вопрос? Он сам хотел убить. При этом максимально цинично и подло. Значит, однозначно заслужил! Значит, не из-за чего переживать. К черту всяческие угрызения и рефлексию!

Но вот это вот удовольствие… Первобытная радость убийцы.

«Боже мой, я превращаюсь в чудовище! Или всегда им был, но тщательно скрывал это от себя… И эти люди вокруг. Если они родились в моем воображении, то почему они такие твари? Вульпес – подонок… Гней – гнида. Притворяется добряком, а сам… грязный сутенер! Тиберий… Продал меня, как скотину на убой. Баба еще эта сумасшедшая… Деньги за смерть мужа получила и на них его убийцу себе в постель тащит… Фу. Какая гадость!

Одно из двух. Либо сам я такая же тварь, и мой спящий разум плодит чудовищ, ибо другого не может себе представить. Либо пытается реалистично воссоздать атмосферу этих жестоких времен, когда люди могли вести философский беседы, а после хладнокровно и жестоко убивать…»

Тут к нему подошел охранник и сказал на ухо:

– Урсус. Та самаритянка, к которой мы вчера тебя отводили. Помнишь?

Гладиатор вскинул голову:

– Конечно!

– Она прислала человека, с которым передала вот это, – охранник незаметно сунул ему в руку маленькую склянку из темного стекла. – Это их самаритянское снадобье. Велела нанести на рану перед сном.

Урсус спрятал предмет за пазуху.

– Еще она просила справиться о твоем здоровье. Что передать?

– Скажи, все прекрасно! И… что я снова хочу ее видеть.

Охранник хотел было отойти, но Урсус поймал его за рукав:

– Скажи, зачем ты помогаешь мне?

Тот усмехнулся.

– Я просто хороший человек.

– Благодарю тебя, друг! – с чувством произнес Урсус.

Охранник выдернул руку.

– Какой я тебе друг?! Мне заплатили, дуралей!

При воспоминании об Орит на душе у Антона Сергеевича потеплело.

«Да нет. Не все они так плохи… А та несчастная женщина, возможно, хотела отомстить за смерть мужа и приготовила кинжал или яд для его убийцы.»

Когда пир уже подходил к концу, из сада донесся недурно разложенный на два голоса «Gaudeamus». Высокий, почти женский голос немного картаво, но душевно и с надрывом выводил основную тему, а приятный тенор вторил ему на идеальной латыни.

Из-за ранения Урсус на следующий день был освобожден от участия в играх, а потому проспал почти до полудня. Разбудивший его охранник объявил:

– Гней заботится о тебе, как папа. Он известил твою самаритянку, что ты сегодня свободен. Она ждет тебя к обеду. Я бы на твоем месте уже не завтракал – о самаритянской кухне ходят легенды…