Эр-три (СИ) - Гельт Адель - Страница 13

С учетом того, что рабочего блока вычислителя не было видно тоже, оснащение и снабжение простого таможенника вызывало восхищение: прибор, целиком убранный в эфирный план, был штукой удобной, полезной и куда более дорогой, чем новейшая клавиатура.

Беседа прошла легко и просто: затруднение вызвал только один вопрос.

- Otchestvo? - спросил меня таможенный майор, не обнаружив, очевидно, требуемого в моих документах.

- Что, извините? - не понял я.

Мне сообщили, что в советских документах обязательно должно быть Otchestvo, производное от имени отца. Своего рода третье имя, оно замыкало магическую триаду личных данных: в России все было устроено так, что эти данные надо было обязательно собирать, хранить и обрабатывать особым образом, и на этот счет даже имелся специальный закон.

Все это мне, конечно, приветливый майор и поведал, а я решил разъяснить ситуацию.

- Видите ли, господин майор, мое последнее имя, которое Амлетссон… Так вот, я родом из Исландии, что Вам, конечно, прекрасно видно в моем досье. В Исландии я родился и вырос, и Лодур Амлетссон — это, на самом деле, Лодур, сын Амлета. Если пользоваться вашей терминологией, то Амлетссон — это сразу и фамилия, и otchestvo, и иногда из-за этого возникает путаница. - Я скосил взгляд туда, где немногим ранее проявлялся морок дежурного ассистента: еще пара яблок бы точно не помешала, но пока мне их никто предлагать не торопился, поэтому пришлось продолжить объяснение.

- Так вот, в моем случае будет правильным написать Lodur Amletovich Amletov, если я правильно понял структуру принятой в Союзе именной триады.

В итоге решили, что отчество, ввиду его отсутствия, иностранцу можно не использовать, а в графу «уважительная форма обращения» лучше всего вписать просто имя и фамилию: получалось почти так, как принято у местных.

Из зала делегаций на совсем уже советскую территорию вела другая дверь, куда меньшая и совсем непрозрачная. Попрощавшись с майором и выйдя из зала, я нос к носу столкнулся с девушкой Анной: рядом с ней попарно левитировали оба моих чемодана, саквояж и портплед. Скорость получения моего багажа поражала, восхищала и снова заставляла задуматься о том, в каком же, все-таки, звании пребывает моя северная чичероне, но думать об этом не хотелось совершенно, а хотелось, наоборот, есть. Даже жрать, если вы понимаете, о чем я.

- Анна, знаете, у меня есть небольшая физиологическая проблема. Я…

- Уборная расположена справа, в десяти шагах. Мужская отмечена треугольником, направленным углом вниз! - в очередной раз покраснев, сообщила мне девушка Анна Стогова.

- Вы превратно меня поняли. Я очень боюсь полетов, летел двое суток, и совершенно не хотелось есть. Теперь я на земле, мне не страшно, и есть очень хочется. Я зверски голоден, извините!

- А! Такого рода проблема решается легко и очень быстро! Здесь, в здании, три неплохих ресторана, и они работают уже в рамках аркудинской модели, так что там не требуют платы. - девушка глянула на меня гордо и значительно, и вновь зарделась. - Вы ведь, наверное, слышали про реформы Дмитрия Аркудина?

Слышать-то я, конечно, слышал, но относился к слухам предвзято. Огромная страна, полтора года назад внезапно и полностью отказавшаяся от денег в расчетах между гражданами, оставив таковые только для промышленности и внешней экономики… Верилось в такое с трудом, подвох ожидался незамедлительно, и, как мне казалось, суть этого подвоха я понял.

- Я ведь не коммунист и даже не гражданин Союза, Анна! Скорее всего, ваши государственные льготы на меня не действуют, меня просто откажутся обслуживать!

- Все значительно проще, профессор. Вам ведь уже выдали bressport? - уточнила девушка.

- Конечно! Господин майор был страшно любезен и быстр! - я извлек из-под сорочки брелок, висящий на тонкой цепочке рядом с нательным крестом. - Вот он!

Девушка извлекла из кармана магический жезл, выполненный, как, кажется, принято в СССР буквально везде, в манере элегантного минимализма: жезл-концентратор выглядел как длинный и толстый карандаш, только без грифеля и стирательной резинки.

Кончик жезла, направленный куда-то мне в грудь, блеснул зеленым.

- Я отлично вижу, и официант увидит, что Вы — профессор, то есть, занимаете одиннадцатый социальный ранг, в научной службе выше Вас только обладатели двенадцатого ранга, академики. Вам положено три приема пищи в сутки в ресторанах не ниже второго ранга, и неограниченное количество таких приемов в кафе третьего ранга и ниже. - девушка поместила жезл обратно в карман, и сделала приглашающий жест. - Прошу Вас, профессор, проследовать за мной по направлению к ближайшему ресторану!

Я убрал на место брелок паспорта и двинулся за переводчицей. Багаж мой, продолжая левитировать, устремился следом. При этом, я совершенно не ощущал расхода эфирных сил: очевидно, удобное транспортное заклятье было завязано или на саму Анну, или на ее же служебный накопитель.

- Анна, один вопрос, если позволите. - Уточнил я на ходу. - У меня, хм, очень своеобразная медицинская диета. Мне совсем нельзя хлеб, и ем я, в основном, рыбу. Найдется ли что-то такое, без муки, но с рыбой, в местном меню?

- Профессор, мы с Вами в Архангельске. Хлеб здесь, конечно, тоже есть, но вот рыба — она буквально везде!

Поесть удалось замечательно, впрочем, не только поесть.

Сначала оказалось, что девушка Анна прекрасно владеет современным британским, разбавляя, впрочем, речь совершенно советскими позитивизмами. Удалось даже договориться: она не переходит на архаичный диалект, а я никому не рассказываю о том, что общаемся мы на модбритише.

Выяснилось, что выбранный девушкой Анной рыбный ресторан (хорошо, пусть не только рыбный, но и треска, и лосось там были замечательные, почти такие же вкусные, как дома), был назначен еще и местом встречи, и, видимо, именно поэтому моя провожатая выбрала не просто столик у стены, а целую отдельную кабинку на семь персон.

Вторым — сразу после меня — явился еще один иностранец. Был он опрятен и элегантен — той самой элегантностью, которая вызывает стойкое отвращение у любого нормального мужчины. Просто потому, что мужчины так не одеваются, так не следят за ногтями и бровями, так, в конце концов, не пахнут! Принюхивался я, конечно, исподтишка, а видом своим старался излучать дружелюбие и хорошее отношение: чутье подсказывало мне, что с этим господином нам еще прилично работать вместе, и ссориться с порога не стоило, особенно из-за внешнего вида.

Господин, впрочем, оказался товарищем, о чем и заявил буквально с порога.

- Моя фамилия Хьюстон, зовут меня Денис Николаевич — на отличном, хоть и немного американском, британском, заявил вновь прибывший. - Можно и просто Денис, или даже Дэн, или, если официально, то tovarisch Houston.

Протянутую руку я, конечно, пожал, девушка Анна поступила соответственно. «Точно — девушка-офицер!» - немного обрадовалась непонятно чему внутренняя паранойя. Еще она же (паранойя, а не девушка) немного подивилась удивительному несоответствию имени, фамилии, otchestvo и лощеного внешнего вида пополам со слишком хорошим для советского иностранным языком.

- Товарищ Хьюстон — америкнский коммунист, - поспешила пояснить Анна. -Родился и вырос в САСШ, семь лет назад приехал в Союз и попросил политического убежища. Прошел все проверки, получил гражданство и вступил в партию в две тысячи тридцатом. Надежный, проверенный товарищ. Ой. - до девушки вдруг стало доходить, кому и что она рассказывает.

- Вы, профессор Амлетссон, ничего такого не подумайте. Товарищ Хьюстон — в первую очередь, отменный специалист. Не профессор, но в своей отрасли и умел, и признан.

- А я ничего такого и не думаю, - я поспешил успокоить собеседницу. - Специалист так специалист, я рад, только удивился немного в самом начале. Кстати, а специалист по чему конкретно?

Обращался я к девушке, но ответил мне сам Дэн.