Холли внутри шторма (СИ) - Алатова Тата - Страница 35

— Тогда мне придется тебя убить, — ответила она легко, но это была шутка. По крайней мере Холли очень на это надеялся. — Милый, я знаю, что это больно, но эту картину надо уничтожить.

— Мою картину, — простонал он, но сострадательные интонации в ее голосе — это было нечто новенькое. Настолько необычное, что казалось куда более ценным, чем картина, о которой они говорили. Новые грани Тэссы Тарлтон, до этой поры неведомые.

Всегда ли люди были столь же непостижимыми, как лучи солнца на изумрудных холмах или хрусталь ручейка среди горных ущелий?

Почему Холли прежде думал, что истинная красота заключена только в природных явлениях, но не в таких невнятных субстанциях, как человеческие души?

Он часто улавливал чужие эмоции и считал, что неплохо разбирается в чувствах, но можно ли было действительно разбираться в этом, оставаясь в стороне и снаружи?

И только здесь, в этом доме, жили люди, которым хотелось забраться под кожу.

Оказаться внутри.

— Холли, — в голосе Тэссы проступили властные нотки, и он немедленно расстроился. Тэсса сострадательная, с которой он познакомился только сегодня, понравилась ему куда больше. — Это не то, о чем мы будем спорить. Ты просто отдашь мне картину.

Сейчас, когда она снова включила эти начальственные замашки, ей больше не хотелось отдать все на свете.

— Перестань, — рассердился Холли, — не говори со мной так. Продолжай гладить волосы и проси ласково, тогда, может, мы и договоримся.

В ее глазах промелькнуло веселье.

— Мы в любом случае договоримся, — сказала она удовлетворенно.

Ну разумеется.

Кто бы посмел ей перечить, особенно когда она усиливала давление. Холли видел такое несколько раз и каждый раз ненавидел это.

Тэсса еще раз взглянула на него с сочувствием, растрепала волосы, чмокнула в лоб, как послушного мальчика, и выпрямилась, выпуская из заточения своей близости.

И Холли остро пожалел, что мимолетное очарование момента закончилось.

— Ну может, мы просто спрячем картину на чердаке или в подвале? — принялся торговаться он. — Там, где никто не увидит? Создадим свою комнату ужасных и прекрасных произведений искусства?

— Которые рано или поздно вырвутся на свободу. Холли, ты можешь пойти погулять, я сама все сделаю.

— Ни за что, — он трагично погладил холст, — я должен увидеть, как мое творение корчится в огне! Это добавит экспрессии в мои будущие работы. Моя прекрасная картина сгорит не напрасно, она станет источником моего будущего вдохновения. Как мать, вскармливающая детей собственной плотью…

— Мне доводилось такое видеть. Не сказать, что очень вдохновляющее зрелище, — невозмутимо заметила Тэсса.

— Фу! — завопил Холли. — Никогда не смей со мной делиться воспоминаниями о своем темном прошлом! Для этого у тебя есть дубина Фрэнк.

— Часть из моих воспоминаний он даже видел в те времена, когда мы обменивались снами-кошмарами.

— Неудивительно, что вы такие мрачные. Без меня вы бы просто провалились в зловонную яму своего прошлого.

Тут Тэсса, вздрогнув, снова уставилась на картину.

Господи, во что они превратили сияющего эльфа Холли? — вот что читалось на ее лице. Утащили его в свое болото, как парочка омерзительных мертвецов.

— Да ладно тебе, — буднично сказал Холли, собирая карандаши, — это не первая моя неудачная картина. Есть, например, «Терни тернеции» о которой я очень жалею. Я бы ее уничтожил, если бы смог найти. В конце концов, я живой человек, а не функция «радость людям». Ты будешь приглядывать за моими картинами, а я — за тем, чтобы вы с Фрэнком держались на плаву. Как тебе такой социальный договор?

— Социальный договор, — повторила Тэсса с горьким смешком. — Говорил бы как есть: Нью-Ньюлин опутал тебя своими сетями так, что уже не вырваться. Нам только кажется, что мы свободны и можем уехать в любой момент. Правда в том, что отсюда никто не уезжает.

— Ричард Вуттон уехал, — припомнил Холли.

— Но оставил свою дочь вместо себя. Наше подводное чудище очень любит компанию, не так ли?

— Все вы, защитники, перегибаете палку, — пожал он плечами.

Она отстраненно кивнула и принялась бережно снимать карину с подрамника. В этом было столько печальной ритуальности, что Холли одновременно ощутил веселье и благодарность. Ему было смешно, потому что вот она, Тэсса, официальный смотритель кладбища во всей красе, знает толк в прощаниях.

Но ее бережность вызывала ком в горле.

Из мастерской Фрэнка Тэсса притащила большой металлический лист и положила на заднем дворе, сверху опустила картину и задумчиво прищурилась:

— Цветы? Прощальное слово?

— Да ну тебя, — обиделся Холли, который теперь распознал насмешку.

И все же он зажмурился, когда Тэсса присела на корточки, щелчком пальцев запустив огонь. Холст занялся медленно и словно бы неохотно, еще сырые краски едва зачадили.

Потом она выпрямилась и оглянулась на него — и у Холли предательски защипало в глазах.

Это было несправедливо.

Разве художник не имеет права на полную свободу?

И как он только позволил сотворить такое со своей картиной?

Что еще за инквизиторская цензура такая!

Тут Тэсса провела по его мокрым ресницам пальцем, который потом зачем-то потрогала языком, словно пробуя его слезы на вкус, и Холли снова немножечко вышел из строя и снова подумал: ну и ладно. Он нарисует другую картину, еще лучше.

Миллион других картин, из-за которых никто не будет плакать.

— Что вы делаете? — раздался резкий женский голос.

Видимо, у Камилы закончилось терпение и она отправилась искать Тэссу, чтобы набрать материала для своих «Расследований».

Холли закатил глаза — вот только расчувствуешься, а тут всякие посторонние.

— Шериф Тарлтон сжигает мою картину, — тут же наябедничал он, — я требую осветить это в прессе! Самодурство нашего руководства достигло своего апогея!

Камилу эта информация нисколько не заинтересовала. У нее под глазом светился фиолетовым внушительный синяк.

Ой-ой.

Это же не то, о чем Холли подумал?

— А я требую, — ледяным голосом отчеканила Камила, — чтобы мне объяснили, что это за камни падали вчера с небес.

— Жемчуг, — услужливо подсказал Холли и спрятался за Тэссу. Прятаться было неудобно, она была мельче. — Розовый.

— Что-то ты бледная, — заметила Тэсса, сверля Камилу взглядом.

Та отмахнулась.

— Холли Лонгли, и почему мне кажется, что без тебя тут опять не обошлось?

— Потому что это мой подарок жителям Нью-Ньюлина, — скромно сообщил он и потупился, ожидая похвалы. И еще было бы хорошо, если бы обошлось без мордобития.

— Подарок? — завопила Камила. — Это, по-твоему, подарок? Да я чуть не умерла, пока возвращалась с берега! Чего ты добиваешься, чокнутый мазила? Угробить всех нас?

— Мазила? — не поверил своим ушам Холли.

— Что-то ты очень бледная, — Тэсса шагнула к Камиле и вдруг, схватив ее за локоть, задрала длинный рукав свитера. Тут Холли едва не шмякнулся в обморок: на тонком запястье присосалась к венам огромная пиявка.

— Мамочки, — пролепетал он и отпрыгнул в сторону, — вот ужас!

— И что это? — задумалась Тэсса, внимательно разглядывая пиявку. — Я ощущаю запах моря и что-то еще… Как будто шум волн.

— Не твое дело, — Камила не пыталась вырваться, понимала, что бесполезно. Но ее лицо буквально исказилось от злости. Вот чего Холли никогда бы не стал переносить на холст.

— То есть в помощи ты не нуждаешься? — Тэсса демонстративно разжала свою хватку и отступила назад.

— Это… — Камила торопливо опустила рукав, — это между мной и Моргавром.

— Вы теперь друзья? Это ты подбросила мертвую рыбину в мой холодильник?

— Какую еще рыбину?

— Камила, — ласково пропела Тэсса, — я ведь могу и Фрэнка позвать.

— С ума сошла? — перепугалась Камила. — Ты же сама говорила, что не будешь его использовать как детектор лжи!

— Я так говорила? — удивилась Тэсса. — Наверное, погорячилась.

— В любом случае, ни про какую рыбину я не знаю, хоть сто Фрэнков позови. А пиявки… я просто надеюсь изменить свою ДНК, кажется, законом это не запрещено, — в голосе Камилы прорезался вызов. — Никого из вас это не касается.