Наполеон - Нечаев Сергей Юрьевич - Страница 54

Как бы то ни было, получив в 19 часов 5 (17) июня депешу от маршала Сульта, Груши понял свои новые обязанности так: теперь не надо было давить на пруссаков в Вавре, а нужно было идти на соединение с центром и левым крылом.

Каково же было положение войск Груши на этот момент?

Генерал Эксельманс со своими драгунами находился непосредственно перед противником под Вавром. Вандам со своим 3-м корпусом, несмотря на приказ, вел бой на улицах Вавра и находился в серьезной опасности. 4-й корпус, за исключением дивизии, которая была с Жераром в Вавре, находился позади на дороге на Сарт-а-Вален.

Что же сделал Груши в этот критический момент?

Он тут же оставил 3-й корпус, который не мог идти на Сан-Ламбер, так как был втянут в бои на улицах Вавра. Галопом он помчался в Ля Барак, находившийся в полутора лье выше по течению от Вавра, надеясь найти там медленно двигавшийся 4-й корпус.

Не увидев там никаких своих войск, он послал навстречу этому корпусу своего начальника штаба с приказом поторопить его и повернуть налево. Затем, желая направить в нужном направлении и 3-й корпус, он снова поскакал к Вандаму. Но Вандам все больше и больше втягивался в бой в Вавре.

В отчаянии от всего этого, Груши лично повел в атаку подошедший полк одной из дивизий 4-го корпуса. К несчастью, эта атака провалилась, а граф Жерар, шедший в атаку рядом с Груши, был тяжело ранен.

Очевидно, что затеянная Вандамом атака Вавра привела лишь к потере драгоценного времени.

Груши хорошо видел, что повсюду, где его не было лично, его приказы не выполняются. Наступила ночь, однако Груши продолжал яростно атаковать. Желая, во что бы то ни стало, выполнить приказ и прийти в Сан-Ламбер, он спешился, со шпагой в руке встал во главе своих колонн и повел их в новый бой. Наконец, ему удалось достичь склона, ведущего к позициям противника, но был уже поздний вечер, и маршал понял, что не может двигаться в полной темноте. Тогда он принял решение разбить лагерь и предпринять меры для возобновления атаки с началом дня.

Затем Груши отправил одного из своих офицеров к генералу Вандаму со следующим сообщением:

Мы вступили в бой в Лимале. Ночь не позволяет нам продолжать его, но мы находимся нос к носу с противником. Так как вы не можете перейти Диль, направляйтесь тоже с вашим корпусом в Лималь, оставив в Вавре лишь столько войск, сколько потребуется для удержания той части города, которую мы занимаем. С рассветом мы атакуем войска, стоящие передо мной, и мы сможем, я надеюсь, соединиться с императором, как он и приказал сделать. Говорят, он разбил англичан, но у меня нет больше новостей <…> Именем родины прошу вас <…> выполнить этот приказ <…> Я отдаю под ваше командование весь корпус Жерара. Я жду вас.

Подведем итог действиям маршала Груши во время этого ужасного и печального дня 6 (18) июня 1815 года.

В начале дня маршал, отдавший накануне вечером приказ идти к Вавру, отправился к 3-у корпусу. В 11.30 он услышал канонаду с левого берега. Генерал Жерар стал настаивать на том, чтобы идти на звуки выстрелов.

Эдит Саундерс описывает это следующим образом: «Поле битвы находилось от них примерно в четырнадцати милях по прямой, и видно было, как клубы дыма поднимаются над горизонтом. Очевидно было, что сейчас между армиями Наполеона и Веллингтона происходит решающее столкновение. Жерар, при поддержке генерала Валазэ из инженерных войск, все еще убеждал Груши выступить в направлении стрельбы. Но генерал Бальтю, командующий артиллерией, возразил, что перевезти пушки по затопленным дорогам, ведущим к Мон-Сен-Жану, будет невозможно»[214].

Генерал Жерар разозлился на Груши, который терзался сомнениями, но не решался двинуться в другую сторону.

– Господин маршал, ваш долг – идти на звук пушек! – кричал Жерар.

На это Груши возражал:

– Император сказал мне вчера, что намерен атаковать английскую армию, если Веллингтон примет бой. Потому все это меня нисколько не удивляет. Если бы император пожелал, чтобы я принял в этом участие, он не отослал бы меня на такое расстояние в тот самый момент, когда идет против англичан.

Эдит Саундерс констатирует: «Ответ Груши был вполне резонным, и если бы Наполеон был более склонен признавать свои ошибки, мы вряд ли узнали бы об этой сцене. Акцент следовало бы сделать не на отказе Груши идти на звук пушек, а на том факте, что Наполеон отправил его слишком далеко, чтобы он мог помочь в битве при Ватерлоо»[215].

Но даже если бы Груши, вопреки приказу императора, пошел на звук пушек, что бы произошло? На этот вопрос в своей книге «Созвездие императора» отвечает российский историк В. Н. Шиканов: «Ну, а если бы маршал прислушался к требованиям своих корпусных командиров и пошел на гром пушек? В этом случае, на поле битвы при Ватерлоо, с разницей в несколько часов, оказались дополнительно тридцать тысяч французов и более семидесяти тысяч пруссаков. Да еще Тильман привел бы по следам Груши двадцать две тысячи солдат. В результате, чудовищная “мясорубка” у плато Мон-Сен-Жан просто приняла бы вдвое большие масштабы и, скорее всего, с тем же финалом. Итак, перед Груши была поставлена практически невыполнимая задача (и к тому же поздно)»[216].

Как бы то ни было, Груши решил не поддаваться эмоциям и продолжить выполнение поставленной перед ним задачи. Различные историки трактуют это решение маршала по-разному.

Академик А. З. Манфред вешает на Груши «всех собак»: «Фатальную ошибку допустил Груши. Преследуя пруссаков, он не заметил, как основные силы Блюхера оторвались от него и пошли на соединение с Веллингтоном. Он сбился с пути и шел по пятам небольшого отряда Тильмана, ошибочно полагая, что он преследует Блюхера. Даже когда корпус Груши услышал звуки канонады сражения при Ватерлоо, вопреки настояниям своих старших офицеров, Груши, выполняя букву приказа, продолжал следовать прежним неверным курсом, удалявшим его от места решающего сражения»[217].

Историк Вильям Миллиган Слоон сомневается: «Если бы Груши двинулся прямо на выстрелы к Мон-Сен-Жану, то ему навряд ли удалось бы изменить этим ход событий. Надлежало идти верст двадцать по самым трудным дорогам. Накануне войска Груши прошли в девять часов немногим более половины этого расстояния»[218].

А вот военный человек майор Анри Лашук оправдывает Груши: «Приказам императора не противятся. Груши было сорок девять лет, тридцать пять из них он воевал. Он был представителем старой школы маршалов и генералов. Как может подчиненному прийти в голову мысль взять на себя инициативу, пусть даже самую небольшую? Император думает за них. Они ждут его приказов и не отваживаются даже спрашивать их. А когда они их получают, они их прекрасно выполняют. Вдохновение на войне запрещено»[219].

Эдит Саундерс подводит итог этой заочной дискуссии следующим образом: «Груши решил не поворачивать на запад. Ему показалось, что безопаснее будет атаковать тех пруссаков, что находятся поближе, в Вавре, чем рисковать отправиться в опасный марш-бросок, который мог прийтись не по нраву императору. Опасности перехода, вероятно, представлялись ему менее значительными, чем опасность не подчиниться Наполеону, поскольку он считал, что в первую очередь должен подчиняться приказам, а приказ был – идти за пруссаками»[220].

В поражении при Ватерлоо виноват сам Наполеон. Прежде всего, он виноват в том, что предоставил 16-часовую передышку пруссакам после сражения при Линьи, а после этого хотел, чтобы их не выпускали из виду.