Писатель: Назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович - Страница 42

Мне все равно надо было что-нибудь съесть, поэтому я вошел на кухню, поздоровался с соседом. Тот кивнул и продолжил созерцать бутылку. Я открыл холодильник, обнаружил в нем кастрюлю с пюре и тарелку с котлетами. Поджег газ над конфоркой, поставил сковородку, бросил на нее кубик маргарина. Через десять минут пюре и пара котлет были разогреты. Я не стал заморачиваться с тарелками, водрузил сковороду на алюминиевую подставку и сел напротив Телепнева. Тот безучастно взглянул на меня, потом встал, взял еще один стакан и наполнил его.

— Что произошло, Савелий Викторович? — спросил я, расценив этот жест как приглашение к диалогу.

— То, что я старый дурак, — как-то горестно пробурчал он. — Давайте выпьем, Тёма!

— Ну, если вам от этого на душе станет легче, — откликнулся я. — Вы есть не хотите?

— Есть? — удивился сосед. — Не знаю…

— Так, Савелий Викторович, — решительно произнес я. — Я выпью, только если вы поедите. Договорились?

Телепнев кивнул. Я взял тарелку и еще одну вилку, выгреб из сковородки половину пюре и одну котлету. Поставил перед ним. Сосед поковырял вилкой, нехотя отщипнул кусок котлеты и запихнул в себя.

— А теперь рассказываете, что стряслось?

— Я поговорил с ва-вашей… родственницей, — не прожевав толком кусок котлеты, произнес он. — Предложил ей руку и сердце, а также — свою комнату, постоянную прописку и сбережения, которые у меня есть на книжке…

— И что она вам сказала в ответ?

— Она… мне… отказала…

Он схватил свой стакан и одним глотком опустошил его. Я из вежливости лишь пригубил. Не хотелось, чтобы развезло на старых дрожжах. Да и пить я сегодня не собирался — уж не каждый же день.

— Конечно, я понимаю… — продолжал Телепнев. — Мне больше сорока, а ей и двадцати нет… На что я рассчитывал?

— Савелий Викторович, — обратился я к нему, понизив голос. — Хотите услышать добрый совет?..

— Ну, хочу, — нехотя, словно обиженный ребенок, буркнул он. но ушки навострил.

— Обратите внимание на Марианну Максимовну! — сказал я. — Она ведь совершенно замечательная женщина, да просто красавица!.. К тому же — хозяйственная… И у себя в театре, я уверен, на хорошем счету.

— Думаете, она простит мне мое увлечение? — с надеждой спросил сосед.

Интересно, он из-за чего больше переживает? Из-за отказа Наденьки или от того, что, увлекшись ею, обидел Юрьеву? Похоже — второе. И это весьма неплохо.

— Если любит — простит, — уверенно произнес я. — И знаете, Савелий Викторович, если вас все срастется и вы поженитесь с Марианной Максимовной, я сделаю вам свадебный подарок!

— Какой же?

— Зачем молодоженам жить в отдельных комнатах? — проговорил я. — Переезжайте в мои комнаты, а мы, с Надей займем ваши — раздельные.

— Вы очень добры, Тёма, — растроганно пробормотал Телепнев.

— И не тяните! — напирал я. — Сделайте предложение Марианне Максимовне сегодня же. И с её согласием… можете переезжать.

Он вскочил, опрокинув бутылку. Хорошо, что я успел ее подхватить.

— Вы правы, Тёма! — крикнул он. — Это разрубит все узлы!.. Надо… Надо что-нибудь приобрести…

Он заметался по кухне, будто стоящий подарок мог найти прямо здесь, среди тарелок и жестянок с перцем.

— Купите кольцо, — продолжал раздавать я бесплатные советы. — Цветы. Все, как положено. Такой момент должен быть красивым.

— Да-да, конечно…

И его будто ураганом выдуло из кухни. Я не спеша доел свою порцию, а остальное убрал обратно в холодильник. Пора было собираться к драматургу в гости. Одевшись, я вышел на улицу и не спеша побрел к остановке троллейбуса. Я нисколечко не жалел, что предложил соседям две своих комнаты. Я верил, что не прогадал. Во-первых, мне не нужно будет все время помнить о том, что в смежной комнате живет юная девушка, и не иметь возможности находиться у себя просто в трусах, по-домашнему. Во-вторых, я был уверен, что дела мои станут идти все лучше и лучше. И в недалеком будущем я-таки обзаведусь собственной квартирой.

Троллейбус довез меня до остановки перед домом Драмлита. Я вышел и не торопясь направился к подъезду, не обратив никакого внимания на то, что возле того стоит милицейский «УАЗик» и целая толпа народу.

— Гражданин, вы куда? — преградил мне дорогу старшина. — Вы здесь живете?

— Нет, — пробормотал я. — Меня пригласили в гости.

— Кто именно? — уточнил милиционер.

— Сивашов, — брякнул я.

— Та-ак, — протянул тот. — Задержитесь, гражданин!.. Безбородько, подойди!

Один из милиционеров, что стоял у подъезда, подбежал к нему.

— Да, товарищ старшина!

— Сбегай наверх, скажи следователю, что есть свидетель.

Безбородько окинул меня веселым взглядом и отправился исполнять приказание. Я понял, что свидетель — это я. Вот только — чего?

— Что стряслось, старшина?

— Скоро узнаете, — буркнул он.

Вот так влип! Нежели — убийство?

Из подъезда довольно быстро показался тот самый милиционер Безбородько, а за ним — невысокий мужичок, в кожаном пальто до пят и в шляпе. Он приблизился к нам, и старшина доложил:

— Товарищ Кондратьев, вот этот гражданин шел к Сивашову.

— Следователь прокуратуры Кондратьев, — отрекомендовался человек в шляпе. — Предъявите документы, пожалуйста!

Я вынул редакционное удостоверение. Он раскрыл его, изучил и вернул мне.

— Вы работаете в издательстве, товарищ Краснов?

— Точнее — в отделе прозы журнала «Грядущий век», товарищ следователь прокуратуры, — ответил я.

— Какое отношение вы имеете к Сивашову?

— Он наш автор.

— Разве он прозаик?

— Отдела драматургии у нас в редакции нет, поэтому пьесы, написанные в прозе — это забота нашего отдела.

— Понятно, — кивнул Кондратьев. — А с какой целью вы собирались посетить Сивашова сегодня, в субботу?

О том, что драматург обещал обучить меня игре в преферанс, я говорить не стал. Слишком скользкая тема.

— Деловой визит. Я хотел поговорить с ним о пьесе, которая готовится в публикации в нашем журнале. Точнее, о редакторских правках, которые наш отдел намеревался внести в его произведение. Сивашов, знаете ли, не очень любит, когда меняют его тексты, пусть и незначительно.

Я поводил рукой в воздухе — мол, писатели, богема.

— Вам руководство поручило провести эту беседу?

— Нет, это полностью моя инициатива.

Это было вполне правдоподобное объяснение. Я вполне мог бы поговорить с Сивашовым по поводу его пьесы, пронизанной фальшью и состряпанной кое-как. Если драматург жив, он не сможет это опровергнуть. А если — уже нет, тем более.

— Оставьте свой домашний адрес и номер телефона, если есть, старшине, товарищ Краснов, — сказал следователь. — Вы можете понадобиться, как свидетель.

— Простите, товарищ Кондратьев, а что случилось?

— Случилось то, что вам не придется поговорить с драматургом Сивашовым об его пьесе.

Произнеся эту сакраментальную фразу, прокурорский работник вернулся в дом.

Тогда я поинтересовался у старшины:

— Товарищ милиционер, так что же случилось с драматургом Сивашовым? Неужели убили?

— Я не уполномочен отвечать на такие вопросы посторонним.

— Я и не посторонний вовсе. Говорю же, мы вместе работали.

— Короче, его нет в живых. Это не секрет, конечно.

— Значит, убили, — вздохнул я, поглядывая на реакцию старшины.

— Послушай, парень, — зашевелил усами милиционер, — Следствие и без тебя разберется в причинах смерти. Не мешай работать.

Мне хотелось все-таки узнать правду, и я попытался «прорваться через кордон» хитростью:

— А вам там понятые не нужны? На осмотре места происшествия? Могу поприсутствовать…

— Понятые уже имеются, — буркнул старшина, — иди домой, парень, только данные свои продиктуй мне сначала.

Я сказал ему свой домашний адрес, уточнив, что телефона у меня не имеется, и побрел прочь.

Вот это поворот! Был драматург и сплыл… И как раз после моего визита к нему и расспросов. Совпадение? Хрен его знает.