Писатель: Назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович - Страница 32

— Нет, — поскромничал я. — Просто я литейщик, и рука у меня тяжелая.

— Это я почувствовала, — проговорила она. — Немножко на себе…

Мы посмеялись.

— И все-таки, смех смехом, — проговорил я, — но если твой муженек способен на такие финты, не пора ли его прижать к ногтю?

Актриса сразу помрачнела.

— Давно пора, — проговорила она, — но я не могу доносить на человека, с которым прожила пять лет.

— Да кто он такой, твой муженек?

— Игрок.

— В смысле — картежник?

— Да, преферансист.

— И его дружки — тоже?

— Тоже.

— Шулера?

— Этого я не знаю, — покачала головой актриса. — Знаю только, что они обыгрывают людей с деньгами. Как правило — приезжих. А если у тех не хватает денег, они их ставят. Забыла слово… Поганенькое такое… Как же это говорят?

— На процент? — догадался я.

Она сразу кивнула.

— Да.

— Так ведь это чистый криминал! — сказал я. — В СССР запрещены азартные игры. А тут — целая банда!

— Я понимаю, — совсем скисла Настя.

— Боюсь, что — не очень… Ты знаешь о преступлении, но не сообщаешь органам. Считай — покрываешь… Понимаешь?

— И все-таки доносить на мужа я не стану.

Она упрямо свела брови. Спорить с ней сейчас явно было не то чтобы ни к чему, а просто бесполезно.

— В таком случае — ты ничего не знаешь. Понятно?

Очень не хотелось портить такой прекрасный вечер, но всё-таки нужно же было донести до актрисы всю серьёзность этих дел.

— Не очень.

— Ну ведь вы же не живете вместе?

— Ну да.

— Значит, ты не в курсе делишек своего муженька… Ничего не знаешь о том, чем он занимается да на что живёт.

— Да, но ведь с этим что-то надо делать? — растерянно переспросила она.

— Я подумаю — что, — сказал я. — Тем более, у меня теперь есть свой счетец к твоему благоверному.

— Ты только будь осторожен, Тёма!.. Они и в самом деле опасные люди.

— Это я уже заметил, — буркнул я. — Как, кстати, их зовут?

— Длинный — это Губарев, Вячеслав Миронович, он какой-то не слишком большой начальник в Горторге. Второй, ты его не видел, он в машине сидел, Алексей Владимирович Панкратов — самый мерзкий из них, он администратор в областной филармонии…

— Ну а твой муженек?

— Корней Николаевич Трегубов, — нехотя сказала Настя. — Свободный художник.

— Где он живет?

— У него мастерская в центре, дом рядом со зданием Художественного института.

— Адреса других? — настаивал я.

— Не знаю.

— Ладно, это уже кое-что…

— Что ты собираешься предпринять?

— Посмотрим, там видно будет, — уклончиво ответил я и поцеловал девушку.

— Ты хоть понимаешь, во что ввязываешься? — с тревогой смотрела на меня она.

Ну что я ей мог сказать? Что в судьбе писателя все взаимосвязано? Отступлю перед угрозой, не смогу себя уважать. Не смогу себя уважать, значит, не смогу писать так, как считаю нужным. Не смогу писать так, как считаю нужным — книги мои не будут интересны читателю, который всегда чувствует фальшь и ложь. Следовательно, вся моя дальнейшая жизнь превратится в череду сделок с совестью и компромиссов, что, в конце концов, приведет меня к краху литературной карьеры. Конечно, я немного преувеличиваю, но суть-то та же. Не стал я все это объяснять Насте, только отмахнулся:

— Не волнуйся, я буду осторожен.

— Ты мой герой… — заигрывающее промурлыкала хозяйка квартиры, и чтение сценария опять пришлось отложить.

Потом мы все-таки вернулись к нему. Судя по прочитанному, фильм должен быть приключенческим. Россия. 1918-й год. Гражданская война. Молодая Советская республика нуждается в золоте для покупки хлеба. Золото есть в Сибири, где помимо регулярных белогвардейских частей действуют многочисленные банды. Коллегия Всероссийской Чрезвычайной Комиссии и лично товарищ Дзержинский отправляют отряд чекистов, во главе с бывшим кронштадтским матросом, а ныне сотрудником ЧК, 25-летним Григорием Фомичом Желтовым (либо Красновым) — фамилию еще не утвердили окончательно. Он должен отыскать пропавший где-то в тайге обоз с золотом.

В фильме должно быть полно стрельбы, погонь, таежных красот — и, конечно, любовная линия. Главный герой безнадежно влюбляется в Екатерину Румянцеву, аристократку и невесту золотопромышленника Севрюгина, чье золото было конфисковано советской властью. Кате нравится бесшабашный революционный матрос, но ответить ему взаимностью ей мешают классовые предрассудки. В итоге она решает, что должна уйти с Севрюгиным за кордон, но при переходе границы жених убивает свою невесту. Катя повредила ногу и стала ему обузой. Желтов-Краснов пытается ее спасти, но не успевает, и она красиво умирает у него на руках. Конец фильма.

Сценарий мне понравился. Мы с Настей отрепетировали сцену знакомства. Получалось у меня, конечно, неуклюже, и моя партнерша то смеялась, то злилась на мою бестолковость, но в конце концов сказала, что сойдет. Тем более, что Желтов и должен быть неуклюжим во всем, что касается ухаживаний за дамочками — и молодцом, когда дело доходит до драки. Я не возражал против такой трактовки образа. Мне она нравилась. Правда, я понимал, что Трегубова пристрастна, а вот что скажет Мякин, когда увидит меня на съемочной площадке? Может, попрет из артистов в первый же день!

Я мог спокойно так рассуждать об этом, потому что никаких актерских амбиций у меня не было. Я писатель — и намереваюсь оставаться им и впредь. А еще я хочу разобраться с Трегубовым и его шайкой. Что-то мне подсказывало, что в покое они меня не оставят. Учитывая, что я встречаюсь с актрисой — ситуация осложнялась. Известно, что лучшая защита — это нападение. Вот только с какого конца подойти к этому делу?

Сам я в преферанс не играл, да и на любые другие игры мне всегда было жалко времени. Нужно найти кого-нибудь, кто играет. А в идеале — пострадавшего от действий этой шайки.

Честно говоря, я никогда раньше не участвовал в криминальных историях так глубоко. И тут еще сработал писательский интерес — автор должен, по возможности, брать сюжеты из жизни.

Вайнеры и Семенов, например, плотно общались с представителями органов. Козачинский, автор знаменитого «Зеленого фургона», сам был бандитом и даже угодил под расстрельную статью, от которой его спас Евгений Петров, брат Валентина Катаева и соавтор Ильи Ильфа. Я уже представлял, как Артемий Краснов сам проведет расследование и изобличит преступников, с последующей передачей их органам предварительного следствия.

И фантазии помогли — шестерёнки в мозгу завертелись. Мне вспомнилась одна история из предыдущей жизни. Приятель Мизина, популярный драматург Сивашов, был ярым преферансистом и просадил не только свои баснословные гонорары, но и дачу, и «Мерседес». Лично я его не знал, но был наслышан.

Уж не Трегубов ли сотоварищи раздел драматурга? А что, очень может быть! Выйти на Сивашова через Станислава Мелентьевича будет нетрудно, а там посмотрим. По крайней мере, с чего начать — я уже знаю. С мыслями об этом я и лег спать. Настя, само собой, положила меня рядом с собою, хотя я предпочел бы, как в прошлый раз, на диванчике. Ну не люблю я спать, когда кто-то дышит мне в спину или тем паче — упирается в нее коленками, даже такими соблазнительными, как у актрисы Трегубовой.

Утром мы разбежались по своим делам. Я — в редакцию, Настя — опять на радио. До работы она меня подбросила. Сегодня я пришел почти одновременно с другими коллегами по отделу прозы. Меня опередила только Валентина Антоновна. Она уже щелкала клавишами, а рядом, на чайном столике, гудела вода, закипающая в суровом электрическом чайнике со спиралью кипятильника. Вчера меня угощали баранками и печеньем, и сегодня, наверняка, угостят, так что надо будет с получки внести свою лепту.

Пришли начальник отдела Синельников и ответственный редактор Криницын. И рабочий день начался. Читая очередной графоманский опус по диагонали, я попутно размышлял о том, как бы мне половчее спросить у главреда контакты Сивашова, не отвечая на лишние вопросы? И мне опять повезло. Среди рукописей я обнаружил пьесу. Автором ее был некий Климкин. Фамилия эта мне ни о чем не говорила, но меня озадачило другое. Я повертел не слишком толстую распечатку в руках и спросил у начальника: