Мы все умрём. Но это не точно (СИ) - "Aris me" - Страница 109

— Улыбаешься, значит? — ядовито прошипела она, опасно сузив глаза, и Тео почувствовал, как по виску стекла крупная капля пота. Вот теперь, похоже, он доигрался. Он ненавидел её этот взгляд.

— Ты всегда всем улыбаешься! Думаешь, что это невинные дружеские улыбочки, но ты хоть понимаешь, как все эти голодные шлюхи смотрят на тебя?!

Для пущей убедительности она вновь больно сжала пальцами его сосок, и Теодор недовольно поморщился — что-то левая сторона ей сегодня особенно приглянулась. Ведь могла же быть нежнее, ведьма. Нотт крепко стиснул зубы, чтобы не выдать неуместный комментарий. В этой ситуации было бы разумнее хранить молчание и не злить её ещё больше. Алекто медленно приблизила своё лицо и встала на носочки, но даже так эта женщина смотрела на него снизу вверх. Губы Тео вновь дрогнули в усмешке. Ага, ростом ты не вышла, любовь моя, как и всей внешностью.

Алекто понизила голос и угрожающе тихо проговорила:

— Просто признайся.

Нотт устало прикрыл глаза и закусил губу. Обойдёшься. Хотелось побыстрее закончить этот нудный разговор. Он мысленно помолился богам, идолам, покровителям, пообещал, что будет самым хорошим и примерным сыном, станет святым, добрым человеком, лишь бы просто обрести свободу. Но никто не откликнулся. Вторая молитва была о том, чтобы Алекто побыстрее закрыла рот и задрала юбку. Его тело горело и пульсировало. Теодору казалось, если она не дотронется до него сейчас, то его всего разорвёт на кровавые ошмётки. Просто возьмёт и лопнет, как переспелый арбуз, голова, надуются, как воздушные шарики-сосиски, пальцы, остановится и взорвётся сердце… зато наконец-то станет тихо и свободно. А почему бы и нет? Из мыслей Тео вывел протяжный гнусавый крик:

— Амикус!

О, да. Амикус. Только его тут и не хватало. Братца она вызывала по особым, самым важным случаям, которые, к слову сказать, происходили через раз: не так посмотрел, не так ответил, вложил слишком мало любви в интонацию. Видимо, любимая не простила сейчас ему этих маленьких усмешек, и теперь его ждало наказание. Теодор переступил с ноги на ногу. Вот так стоять и ждать, когда Алекто уже закончит прелюдию, было утомительно, но и Амикус вряд ли мог разрядить обстановку. Споткнулся бы он там где-нибудь по дороге и свернул бы уже свою кривую шею. Протяжно скрипнула дубовая дверь. Теодор не сдержал разочарованного стона. В его возрасте можно уже было бы и оглохнуть для разнообразия, но урод всегда чутко слышал, когда сестричка звала его.

— Сестра, моя любимая? — в спальню вошёл высокий, долговязый силуэт. Нотт проследил за перемещающейся по полу тенью, не желая смотреть на его лицо. Амикус сильно напоминал свою сестру, но действие Приворотного на него не распространялось, и от внешности мужчины Теодора откровенно тошнило. Отвращение без единой капли притяжения. Его сальные волосы непонятного цвета, такая же лоснящаяся жиром кожа на лбу и подбородке, мерзкая косолапая походка… — Тео мысленно перебирал, что ненавидел в нём больше всего, когда почувствовал его горячее дыхание на своём затылке.

Определённо больше всего Теодор ненавидел в нём извращённую страсть к наблюдению за играми своей сестрички. Нотт не стал оборачиваться, но по ощущениям расстояние между ними оставалось не больше дюйма. К счастью, руки этот ублюдок пока держал при себе, но запах… Блядь, они вдвоём ели селёдку? Ну конечно, семейный ужин. От него несло ещё хуже, чем от Алекто.

— Мальчик тебя обидел? — скрипучий, отвратный голос у самого уха. Теодор мог поспорить, что урод за его спиной предвкушающе улыбался.

— Ты посмотри! — взвизгнула та и больно ткнула ногтем в кровоточащую рану на животе. Кожу неприятно защипало. Мерлин, да с чего такие возмущения? Почему надпись на спине у неё не вызывала таких эмоций? Теодор повёл плечами, ощутив собранную ткань водолазки. Ах да, просто там Алекто поленилась закатать одежду так же сильно, как на груди. Вскоре её ждал второй сюрприз от Беллатрисы.

Но, в отличие от сестры, Амикус всегда соображал быстрее.

— Ты его всего осмотрела? — вкрадчиво прошептал он.

Ледяные пальцы мужчины скользнули вдоль позвоночника, медленно очерчивая каждую выступающую косточку. Нотт в отвращении сжал зубы. Началось. Лишь бы суметь промолчать.

Амикус положил подбородок ему на плечо и провёл сухими, как пергаментная бумага, ладонями по его животу. Тео напряг все мышцы, словно готовясь к удару. Алекто хоть делиться и не любила, но трогать свою игрушку не запрещала, и никто во всём белом свете не знал, когда она решит остановить эту игру. А пока длинные, с крупными, распухшими суставами пальцы Амикуса проскользили по рельефу раны на животе, очерчивая каждую буковку и медленно собирая слово целиком.

— Так ты у нас милый? — прохрипел он, сползая рукой ниже.

Алекто при этом хмурила брови, а её глаза уже были все мокрые и красные, словно у болезного молочного поросёнка. Такого только добить из жалости. Того и гляди заплачет. Нотт ощутил, как мерзкие паучьи пальцы её брата медленно спустились по обнажённой коже живота к поясу брюк и то, как Амикус очертил ими контур ширинки. Тео судорожно сглотнул. Где твои мозги, любимая, ты злишься, что меня трогал кто-то чужой, но при этом смотришь, как руки твоего брата гладят мой член поверх брюк?

Алекто смахнула шёлковым платочком слезу. Теодор стиснул зубы, глуша в себе желание переломать её брату каждую кость в теле одну за другой. Вместо этого он гордо выпрямил спину, смерил ублюдка презрительным взглядом и пренебрежительно стряхнул с себя его руки. Пора было всё заканчивать и побыстрее, пока игры Амикуса не зашли слишком далеко. Нотт сделал несколько шагов к Алекто, приблизившись к ней вплотную, чуть склонился, провёл кончиком носа по влажной от слёз щеке, и, заглядывая ей в глаза, произнёс:

— Я люблю только тебя, — Теодор старался, чтобы его голос звучал как можно убедительнее.

Кэрроу мокро шмыгнула носом и вытерлась рукавом нарядного бархатного платья, благополучно забыв про платочек в руке.

— Ты врёшь мне! — недоверчиво протянула она.

И Тео ласково ей улыбнулся. Ну конечно, вру. Что мне делать-то ещё? Но меньше всего Нотту хотелось, чтобы она поняла, что влияние Приворотного ослабло, и он снова стал соображать. Ему требовалось как-то продержаться один этот вечер и попросить о помощи. Поэтому Теодор склонился совсем близко и поймал её тонкие губы своими. Алекто моментально обхватила его жёсткой хваткой и впилась голодным, жадным поцелуем, словно только этого и ждала. Мерлин, кажется, она даже втолкнула ему в рот частички не пережёванной рыбы. Тео судорожно сглотнул и попытался подавить тошнотворный спазм.

— Ты сделаешь всё ради меня? — заискивающе глядя ему в глаза, спросила Алекто, а он подумал, что будет весело, если сейчас его вырвет прямо на её чудесное, красное платье.

— Конечно, любовь моя, — искренне соврал Тео.

На самом деле Нотт надеялся, что любимая сейчас задерёт повыше юбку, оголив свои пухлые, розовые ляжки, и они по-быстрому закончат со всем этим допросом. Он спустит в неё и наконец-то сможет почувствовать себя нормальным человеком, а не одержимым одной Алекто голодным псом. Теодор был заперт в собственном теле, как в Азкабане, а она стала его личным дементором. Но, как и всем дементорам, ей отдавал команды кто-то со стороны. Кэрроу перевела нерешительный взгляд на своего брата, поджала губы, подумала мгновение, кивнула и вновь мокро всхлипнула.

— Как ты допустил, что Беллатриса изуродовала твоё тело?!

Теодор устало закатил глаза. Опять двадцать пять. Что ж её так заклинило-то? Сзади снова незаметно подкрался Амикус, и Нотт вздрогнул от прикосновения холодных пальцев к своему телу. Тео безмолвно сжал зубы. Как же он ненавидел, когда его трогали! Глухая, неистовая ярость подобно бурлящему потоку затопила его от макушки до пяток. Теодор с силой натянул ремешок, связывающий руки за спиной, но тот никак не хотел рваться. Амикус вновь заскользил ладонями по груди Тео, и тот подумал, что всё-таки правильно, что он связан, потому что иначе бы уже давно повалил этого урода и впечатал свой кулак в его нос. Мерзкий картофелеобразный носище. До хруста, до алых брызг. Нос. Амикус нежно провёл им по его шее и запустил в ухо свой слюнявый язык-щупальце. Нотта скрутило от омерзения, он не удержался и лягнул тяжёлым ботинком этого похотливого ублюдка. Тот неуклюже отшатнулся и что-то прошипел. Время на разговоры заканчивалось. Нужно было быстро убедить Алекто, чтобы она отозвала свою мерзкую пиявку и скомандовала ему сесть в уголок, на его любимое мягкое кресло, плотно покрытое засохшей спермой и разводами вина.