Дитя Н'аэлора (СИ) - Якубович Александр - Страница 19

Снова звон стали, меч останавливает движение клевца, Урмон пытается пнуть меня ногой в живот. Я отпрыгиваю в сторону, прокручиваю в ладони клевец, поудобнее перехватывая короткую рукоять боевого молота. Проклятье! Я опять оказался в невыгодном положении, только ставки возросли неимоверно, ведь теперь мы перейдем в ближний бой.

Урмон замахивается мечом и наносит один, второй, третий удар. Физической мощи ему не занимать и он делает ставку на грубую силу — просто вымотать меня парированием. Я специально перехватываю клинок противника основанием боевой части молота, отвожу сцепленное между собой оружие влево и свободной рукой, из всех сил, бью прямо в шлем пехотинца. Если бы не свинцовые подкладки в перчатке, я бы сильно повредил левую ладонь, а так по арене разносится только звон металла и тихие шепотки на лавках.

Впрочем, особого урона он не получил. Противник идет в клинч и пытается ударить меня забралом прямо в лицо. Зрители охнули, я услышал пару робких вскриков, но мужчина до меня не дотянулся. Я толкаю его локтем в нагрудник, разрывая дистанцию и освобождая свое оружие.

Урмон делает шаг назад, занимает верхнюю рубящую стойку. Чувствуется то, что большую часть времени он проводит все же с копьем или алебардой. Фехтует он мощно, но топорно, полагается на свой вес и физическую силу.

Очередной размашистый удар, нацеленный на мой голову или плечо. Даже если я попытаюсь парировать его, Урмон сумеет уложить лезвие своего короткого меча мне на плечо и резким рывком вниз вспорет артерии и шею, моя броня просто не выдержит такого протяженного прореза, для этого нужен кольчужный воротник, которого у меня не было. Но я и не собирался парировать.

Вместо отступления я прижимаю клевец к левому боку, делаю шаг вперед и перехватываю руку мужчины за локоть почти в верхней точке. Урмон видит, что будет дальше, судорожно пытается освободить правую руку, а левой — поймать мое оружие. Но я не оставляю ему и шанса.

Острый шип клевца входит в правый бок мужчины прямо под краем нагрудника, пробивает кольчугу и, скрипнув по тазовой кости, погружается в плоть. Боец дернулся, еще раз попытался освободить правую руку. Рывок — клевец, весь в крови, выходит из тела мужчины. На песок пещерной арены падают первые алые капли, а кольчуга и стеганые штаны бойца моментально пропитываются кровью. Я делаю шаг назад, отпуская Урмона, и пока он стоит, замерев и пытаясь осознать, как я сумел так тяжело его ранить, я бью его ногой в грудь.

С тяжелым грохотом Урмон падает на песок, пытается подняться на ноги, упирая меч в пол и используя его, словно посох. Едва противник встает на одно колено, я делаю прыжок вперед. Его обзор ограничен, в глазах скачут черные точки, все его тело кричит о том, что он умирает. Урмон меня даже не видит, он полностью дезориентирован.

Длинный коготь клевца, разогнанный моим размашистым ударом с легкостью пробивает забрало шлема пехотинца, с мерзким хрустом пробивает кости черепа и вонзается в мозг. Урмон несколько раз дергается в предсмертной агонии, замирает, после чего начинает оседать на песок.

С мерзким хлюпаньем я выдергиванию клевец из головы поверженного противника и позволяю бездыханному телу упасть на землю.

— У нас есть победитель! Безжалостный наемник Фиас! — прокатывается по залу крик организатора боя. — Приветствуем победителя!

По лавкам послышалось несколько жидких хлопков, тихо радовались те, кто сделал на меня ставку, хмуро смотрели остальные, кто болел за Урмона. Моя победа со стороны выглядела, по всей видимости, как досадная случайность.

Я же стоял над поверженным противником и смотрел, как его кровью медленно напитывается песок. Не напрямую, но я только что принес жертву Харлу, совершив ритуальное убийство прямо в центре магической печати. В моей груди клокотала глухая ярость, которая рисковала перерасти в чудовищный по своей силе взрыв. В моменте я был готов разнести на части всю эту пещеру, расколоть алтарный камень Харла, на котором я сейчас стоял, натравить самых жутких демонов на проклятых зрителей. Я чувствовал их мерзостное наслаждение убийством и видом пролитой крови.

Да, я тоже проливал и проливаю кровь, целые моря крови. Но я знаю ей цену, я не упиваюсь ею и я не наслаждаюсь процессом. Я — человек, который делает то, что должно. Они — тупые скоты, наслаждающиеся чужими страданиями и смертью. Трусливые садисты, не способные причинить другим вред самостоятельно, они трясут своей мошной для того, чтобы получить столь необходимое им зрелище, ощутить власть. Они считают, что во власти — сила, но я точно знаю, это — груз. Власть есть груз, что давит на твои плечи каждое мгновение, и единственная его задача — сломать тебе хребет. Власть лишает тебя сил, счастья и смысла, дает ложное ощущение могущества, отравляя твою душу. Власть развращает и убивает тебя изнутри, а ты только рад этому. Рад, пока не становится слишком поздно, и вот когда ты просыпаешься и понимаешь, что более ты не человек, даже не животное — ведь только бешеные псы рвут других без причины — то осознаешь, какую цену тебе пришлось уплатить.

Долгий-долгий вдох. Я втягиваю носом воздух, в котором уже повис запах крови моего противника. Это меня немного отрезвляет, приводит в чувство. Я делаю то, что должно. Мне нужно поймать владыку Харла и вырвать ему сердце, иначе кровью пропахнет не только эта пещера, но и все Западные земли, а искать новое место мне не хотелось. Я любил свою башню из черного камня, свою долину и свои редкие визиты в Гирдот.

Довольно быстро меня вывели из клетки, провели тем же длинным коридором и втолкнули в наспех высеченную в камне комнату.

— Фиас, значит? — спросил пожилой мужик, которого я раньше не видел.

И пусть он был тут начальником, в нем нет ни капли магических сил, он пуст, как барабан.

За четверть часа мне обрисовали мою дальнейшую судьбу. Раз в неделю я буду участвовать в этих боях, а за каждый выход на песок мне уплатят по пятьдесят серебра. Этого достаточно, чтобы вести безбедную жизнь в пределах Мибензита и крайне неплохое предложение для смертника. Ну как, смертника. Я должен был провести еще один бой, чтобы «выкупить» свою свободу перемещений.

— Я задолжал сорок монет в кабаке. Свой долг я уже отработал, — ответил я. — Так что давайте мне мои десять монет и разойдемся.

Так бы поступил обычный человек, так делаю и я. Попытаться уйти.

Мужик наклонился вперед и с хитрым прищуром сообщил:

— Э нет, дружок. Ты убил нашего чемпиона, непобедимого Урмона. Так что придется тебе выйти еще разок.

Логики я так и не понял, видимо, они просто мелют любую чушь, лишь бы заговорить зубы.

— И я смогу выходить на песок сколько захочу и каждый раз получать пятьдесят серебра?

— Именно, — довольно кивнул мужчина.

На мой справедливый вопрос к чему такая щедрость, собеседник прищурился и ответил:

— Ты видел, как сражаются рабы?

— Конечно. Неистово и яростно, — ответил я.

— Это когда речь идет о свободе, — цыкнул мужик. — А вот если жить на арене, не видеть солнечного света и знать, что ты на песке и погибнешь, то очень быстро сломаешься. Нам не нужны рабы, нам нужны вольные люди! Которые хотят покрыть себя славой и заработать. Поэтому мы и платим нашим чемпионам!

«Вы платите своим бойцам, потому что Харл не примет в жертву кровь раба. Единственное, что может связывать воина — его слово, но уж точно не кандалы», — подумал я.

— И сколько боев провел Урмон? — спросил я.

— Пятнадцать.

Тяжелый пехотинец устроил серьезную жатву. Пятнадцать трупов только от его крепкой руки.

— Следующая неделя, пятьдесят серебряных за выход. Это отличные деньги для старого рубаки, — продолжал наседать неизвестный, а после протянул мне руку.

Он видел меня в клетке, и понимал, что я опытный воин, а внешность обманчива. Поэтому никаких криков, поэтому никаких угроз. Им нужен новый «мясник» вместо Урмона, которого я отправил в вечную тьму. И лучшая кандидатура на освободившееся место — я.