Жека 2 (СИ) - "Arladaar" - Страница 41

— Это трудно… — задумалась Ирина. — Придётся искать доступ к бумагам, которые в компетенции главного бухгалтера и главного экономиста.

— Придёшь в выходные. Или вместе давай придём, я возьму ключи от кабинетов. Охрана-то моя, — усмехнулся Жека. — Прошерстим по быстрому. Я вчера был в старом АБК, а там кооператорам сдают помещения, и всяким фашистам. Доход себе, а расход нам. Я подозреваю, здесь много таких схем.

— Хорошо. Когда начнём? — согласилась Ирина.

— В ближайшую субботу. Вот тебе небольшой аванс, — Жека положил перед молодой женщиной 500 рублей, и бросил на них первую попавшуюся под руку бумагу. — Ладно. Мне пора. Поедем с Николаичем на комбинат. Посмотрю, как дело идёт.

— Ну чё? Поехали? — зайдя к Николаичу, Жека посмотрел на часы. — Одиннадцать уже. Ты совет акционеров позвал? Совет трудового коллектива? На два часа дня?

— Обзвонил сегодня с утра, — недовольно откликнулся директор, вставая с кресла, и беря в руку портфель. — Я искренне не понимаю, зачем ты заигрываешь с рабочими. Я уже давно в строительстве, и знаю, что это за публика. Они тебе гору обещаний надают, а потом на попятную. Я сколько раз говорил с мастерами, чтоб они доводили до сведения рабочих, что ни забастовки, ни митинги, никогда, и ни к чему хорошему не приведут.

— Ты с ними говорил как с наёмными работниками, — возразил Жека. — Кстати, мне нужна будет списочное количество трудового коллектива на момент акционирования.

— А зачем тебе это? — замер директор. — Я тебе и так скажу. 252 человека. Это весь персонал, включая инженерный корпус, мастеров, прорабов и дирекцию.

— А затем, что нужно произвести эмиссию пакета акций, принадлежащих трудовому коллективу. Так… С 63 штук вашей доли уставного капитала, получается 252 акции стоимостью 250 рубля каждая. С этого будем плясать.

— Подожди, подожди! — возразил директор. — А зачем дробить их? Эти акции принадлежат трудовому коллективу! Как единоличному собственнику! Ты же не хочешь свои акции дробить?

— А с чего ты взял, что эти акции мои? — усмехнулся Жека. — Ими обладает ТОО «ИнвестФонд». Он выступает как единственный акционер. А согласно его уставу, отчуждение долей учредителей невозможно. Наш пакет акций невозможно поделить по закону, получается.

— Зачем проводить эмиссию акций? Что это вообще?

— Чтобы люди распорядились ими. Ты основы рыночной экономики-то хоть знаешь? Газеты хоть читал? Согласно закону об акционерных обществах, у каждого члена общества должна быть возможность распорядиться своими акциями по желанию. Может, человеку не нужна его акция. Может, мы кирдыкнемся через месяц. И тогда этой акцией только жопу можно будет подтереть, — вкрадчиво заявил Жека. — А так… Ну… 250 рублей это ползарплаты считай что. Нахаляву не хило? А их ведь можно и дороже купить? Вдруг кто-то из своих же рабочих по 300 рублей купит? Или по 1000 рублей?

— И чего ты добьёшься этим?

— Ничего! — как отрезал Жека. — Положено по закону, значит, надо. Всё. Хватит разглагольствовать! Поехали!

А хмырь-то на серой «Волге» ездил! Причём новой! «Вот на такую херню и уходят деньги» — мрачно подумал Жека.

Комбинат угрюмо нависал над городом. А нависал, потому что построили его во времена Сталина, и построили в первую очередь, во время большой волны индустриализации начала 30-х. Прямо посреди пустого места. Сейчас возможно ли представить, чтоб приехали строители со всей страны на телегах, побросали кирки и лопаты на землю, и в голом поле возвели за 3 года гигант металлургии? Не какой-то свечной заводишко, а именно громадный комбинат с полным передельным циклом, начиная с железной руды, и заканчивая металлопрокатом? Во время войны комбинат наладил выпуск броневой стали для уральских танков, за что получил звание «Имени В. И. Ленина» и два ордена — Ленина и Трудового Красного Знамени. Гордо смотрелись большие гранитные буквы в имени вождя революции рядом с громадными барельефами орденов, отлитых из чугуна, и висящих над главной проходной. И тридцатьчетвёрка на гранитном постаменте, как будто взмывшая в воздух, тоже смотрелась гордо и величаво.

Потому и казалось, что комбинат нависал над людьми — город построили намного позже, чем комбинат. Первые строители жили в землянках и рабочих бараках. Как только комбинат заработал, стали строить и город, естественно, поближе к месту работы. Чтобы строители коммунизма ходили на работу пешком, по заводскому гудку. Старый центр находился всего-то в 3-х километрах от металлургического гиганта. Именно в нём находились самые шикарные здания города в стиле «сталинский ампир». Унылые хрущобы, а тем более, речка с рядами девятиэтажек времён застоя и перестройки, находились значительно дальше. Но даже оттуда было видно громады кауперов доменных печей, газгольдеры доменного газа, высоченные трубы батарей коксохима, мартенов, и ТЭЦ.

— Пропуск не надо на территорию оформлять? — спросил Жека у Николаича.

— Нет, — удивлённо отозвался директор. — Это же служебная машина. У неё на стекле пропуск приклеен.

Подъезжали к комбинату, и Жека обратил внимание на 5-ю домну. Такое ощущение, что и конь не валялся. Чёрт… Надо бы с проектом ознакомиться хотя бы, чё они там затеяли… Машинально Жека заметил, что над заводоуправлением реет красный флаг СССР. Странно. По всему городу уже были триколоры РСФСР.

— Тут много ветеранов, фронтовиков, — кивнул головой Николаич, заметив, куда посмотрел Жека. — Трудовые традиции сильны. Это государство в государстве.

— Чё в капремонт домны входит? — спросил Жека.

— Замена печной кладки в первую очередь, — откликнулся директор. — Замена газоходов, ремонт кауперов, ремонт железнодорожных путей, ремонт разливочного крана, ремонт цехового пролёта.

— И чё, всё это мы будем делать? — удивился Жека.

— Не всё. Есть система субподряда. У нас двое субподрядчиков. Трест «ВостокДомнаРемонт» и трест «СибирьМеталлургМонтаж», — внушительно просветил директор. — У них есть специалисты со всей страны, многие командированные. С нашей стороны — обеспечить оборудованием, техникой, стройматериалами. Ремонтный комплект — газоходы и каупера здесь, на комбинате, в цехе металлокострукций, изготавливают.

— Всё готово уже? Из конструкций? — озадаченно спросил Жека.

— Не готово, — покачал головой директор. — Ещё частично демонтаж идёт. Кирпичную кладку мы точно поменяем, железнодорожные пути тоже, кран и пролёт отремонтируем — наверняка. Каупера и газоходы пока на рассмотрении. Сейчас ещё идёт проверка по металлоконструкциям, может, они послужат какое-то время. Специалисты светят рентгеном и ультразвуком на всех уровнях.

— А почему не поменять сразу?

— Сильно дорого изготавливать и монтировать. Есть возможность обойтись малой кровью. Доменное производство устаревшее. Сейчас весь мир на электросталь переходит. Не надо ни домен, ни мартенов, ни коксохима. Электросталеплавильный и здесь есть. Плавят высоколегированную сталь и нержавейку, но есть у директора мысля всё производство перевести на электросталь и кислородные конвертеры. Домна нужна лет на 5–10 от силы.

Въехали в тоннель, ведущий к главным проходным. Волга свернула направо, в первую подземную проходную, на миг остановилась перед опущенным шлагбаумом, а потом поехала дальше, на выезд из тоннеля, уже по заводской территории. Жека с интересом смотрел по сторонам. Они тут были на экскурсии пару раз, ещё в школе. Смотрели как льют чугун в изложницы в литейном цехе, как везут ковши с жидким чугуном в мартены, как катают сталь — из простых блюмсов делают рельсы, швеллер, балки.

— Вырастите, придёте сюда работать! — смеялся экскурсовод, пожилой мастер в белой замасленной каске и войлочном сталеварном бушлате. — Работы на всех хватит!

Вот Жека и пришёл сюда, только в качестве коммерческого директора подрядчика. И точнее, не пришёл, а приехал на персональной директорской Волге. Пока машина ехала по заводской дороге между цехов, железнодорожных составов, эстакад и прочего, случайно увидел отца. Шёл со столовой, наверное — время обеденное было. Чапал родитель по тротуару в синей спецуре и грязной каске, не смотрел по сторонам. Работал он прокатчиком в сортопрокатном, катал на прокатном стане сортовой металл — швеллера, уголки, балки. Вроде и зарплата приличная, в самое сытое время до 500 рублей доходила, но пять детей сводили на нет всю высокооплачиваемость труда. Вот такие хитросплетения судьбы. Отец всё ещё пролетарий, а сын уже директор…