Как рушатся замки (СИ) - Вайленгил Кай - Страница 7

Он не услышал.

— Сто плетей.

Приказ прозвучал без намёка на эмоции. Блеф. Знакомый с ним определит без подсказок: капитана переполнял гнев.

—У Пугала тяжёлый удар. Не сдюжит, – возразил ему неизвестный.

— Заодно установим лимит выносливости, – отрезал мужчина.

Третий – безымянный виновник сцены – в разговор не встревал. Речь велась о его судьбе – куда подевалась спесь, враждебность?! Растворилась перед ликом капитана «Призраков»? Болтать разучился ни с того ни с сего? Ей до крайности требовалось увидеть обидчика беспомощным – таким, какой она чувствовала себя перед ним. Тяжёлые веки, как нарочно, отказывались подчиняться.

Лишь в скрежете окованных сталью ботинок отразилась разгадка «онемения» мужчины: он потерял сознание. Стон, расслышанный девушкой, принадлежал ему. С ним определённо не церемонились.

К виску приложили мокрую тряпку. От жжения Эйвилин всхлипнула. Ручеёк жидкости заскользил по коже, осел на губах. Не вода – краппа. Сладковатый вкус напитка ни с чем не спутать.

— Хьель бэттэ, – прошипели над ней. – Потерпите.

— Ругаешься на малийском? Ну что за человек-открытие! – обозначила присутствие возвращённая обратно в заточение магиструм.

Шпильку проигнорировали.

— Элерт… – Принцесса сглотнула: имя капитана враз обратилось многопудовой ношей. – Элерт, ты… заберёшь меня?

Он мягко погладил её по волосам.

— Нет.

Короткое и отрывистое. Безжалостное.

— Нет?

Почудилось, что на неё навалилась неподъёмная плита. Лёгкие настаивали на вдохе – она не сумела его сделать. Дыхание перехватило. В разваливающемся на осколки мироздании от крушения её удерживала хрупкая соломинка. И эта соломинка надломилась у середины.

— Вам не разрешено покидать Сатгрот до специального распоряжения. У меня нет полномочий посодействовать Вашему вызволению. – Он помолчал и добавил: – Ради Вашей безопасности: не совершайте глупостей. Не угрожаю – прошу на правах старого друга.

Эйвилин затрясло. Происходящее не походило на правду. Элерт не с ней – морок, порождение разыгравшейся фантазии. Тени подземелья оживали, обретали очертания родных людей. Сводили с ума. Неужто она не проходила через подобное? Не отпугивала кошмарные наваждения, говорившие об измене и зазывавшие в могилу? Её Элерт – настоящий Элерт — был верен императорской семье. Он не мог командовать мятежниками. Он не бросил бы его «маленькое Высочество» на милость Азефа Росса.

Она открыла глаза. В голубоватом свете фонаря красивые черты мужчины казались острее. Каштановая прядь выбилась из хвоста, но он не потрудился заправить её назад.

— Не верю. Ты не он. Он не предатель.

Выражение осталось непроницаемым. В Эйвилин волной поднялась злость.

— Он не предатель! – завопила она, стиснув полу шинели. – Отец воспитал его, вырастил! Он любил его! Элерт бы умер за него – на его стороне! Убирайся! Передай Россу, что меня не провести дешёвыми фокусами! Ты не Элерт! Он бы не обманул доверие своего императора!

Мужчина покосился на неё с удивлением. Поднялся.

— Ваш отец был знатной сволочью, принцесса, – сказал он усмехнувшись. — Для Вас это новость? Умоляю, не смотрите на меня с осуждением! В наших с ним отношениях верности никогда не подразумевалось. Я не любовница-содержанка — без него не пропаду.

Выдернув край шинели из хватки Эйвилин, он взялся за ручку фонаря. Туда-сюда качнулся луч.

— Они погибли из-за тебя, – процедила девушка.

Бывший друг побарабанил пальцами по косяку.

— Ошибаетесь. Они погибли из-за неспособности пойти на компромисс с народом. Спасение утопающих… ну Вы в курсе. Им частенько предлагали спасательный круг.

Камера захлопнулась. Исчез свет – надзиратели унесли даже факел. С лестницы долетела насвистываемая Элертом мелодия гимна.

— Издевается, сукин сын, – констатировала магиструм.

Эйвилин захохотала – надрывно, истерически. Кулаки в бешенстве заколотили по земле.

— Ненавижу. Убью.

«Ненавижу!»

Соседка не прерывала. Судя по интонациям, с которыми она обращалась к мужчине, намерения у пленниц сходились.

========== Глава 5. Как отказываться от подачек ==========

Комментарий к Глава 5. Как отказываться от подачек

За кого положено болеть – за героев или их врагов?

Необходимость выговориться натолкнулась на барьер в виде несловоохотливого настроения магиструма. На излияния Эйвилин она реагировала либо односложными «угу», «да», «эх», либо сохраняла видимость безучастности. Монологи принцесса не переносила с детства: после них возникало отвратительное ощущение опустошённости – потому вынуждена была смириться с незаинтересованностью соседки в общении и утихнуть. Эмоции, охватившие её после встречи с капитаном «Призраков», постепенно рассеивались. По мере их исчезновения внутри накапливалась свинцовая усталость. Былое рвение к борьбе – подумать только, она держалась за него ещё утром! – дотлевало жалким угольком. За что она намеревалась сражаться? Что собиралась «отвоёвывать», пока Элерт виртуозной отмашкой не выбил из-под неё опору? Честь родителей, народ, традиционные порядки? Родителям на месть наплевать: неотпетые останки догнивали в какой-нибудь яме. Подданные – граждане, поправила она с иронией – «освобождения» от тирании революционеров не ждали: для необразованной черни никакой разницы, перед кем стягивать шапки.

«Власть монарха священна!» – настаивали на проповедях церковники.

«Священна, – соглашались люди. – Священна, покуда нам не надоест».

«Император дарует защиту и процветание!»

«Мало!»

«Император превозносит справедливость закона!»

«Мало!»

Напрасно Элерт распинался о компромиссе. Покойный отец шёл на уступку за уступкой: Парламент, налоги, партии, свободы – чего бы ни запросили бушующие массы. Бесполезные послабления. С народом нельзя договориться. Он понимает язык страха. Губительный просчёт для короны – договариваться с теми, по ком рыдали пули. Мягкость отца сыграла с ним злую шутку. С ними.

— Занимаешься самобичеванием или теряешься в вариантах расправы над Господином-Ничего? – внезапно заговорила магиструм.

— «Господин-Ничего»? – не поняла Эйвилин.

— Капитан не-помню-как-звать, с которым ты ворковала о причинно-следственных связях.

Принцесса потёрла ушибленный при падении подбородок.

— Каких связях?

— Ну-у, – протянула девушка и, изобразив плаксивость, затараторила: – «Почему ты бросил нас?», «Предатель!», «Как ты посмел!», «Он дорожил тобой!».

Тон сменился на вычурно-высокомерный:

— «Я с рождения мечтал предать императора». «Твой папочка – зло во плоти». «Сиди в темнице, прекрасная госпожа, и молись за мою доброту!» – Девушка кашлянула. – Господин-Ничего приблизительно так выразился? Я пр…

— Его зовут Элерт, – перебила Эйвилин.

От смущения запылали щёки. Поправка вырвалась невольно, как само собой разумеющееся. Имя, недавно любимое и вожделенное, вызывало трепет. Вместо того, чтобы забыться кошмаром, оно разносилось в голове настойчивым гулом: громче, громче, громче.

— Элерт, – промурлыкала магиструм. В нарочитой нежности сквозила острота лезвия, режущего вены. – Кто он?

На секунду Эйвилин засомневалась, надо ли отвечать.

— Капитан «Призраков», – вяло поделилась она и пояснила: – Элитный отряд Его Величества. Идеальные солдаты. О них слышала?

— Я не о «Призраках» спросила, – напомнила девушка. – Друзьями были?

— Были.

«Друзьями?»

Неугомонная магиструм прыснула.

— Прекрати! Мы не на допросе. Я намереваюсь выяснить, чего ожидать от этого парня.

— Убьешь его?

— Планирую.

Поправив набитую соломой подушку, принцесса улеглась на койку. От замысла веяло безумием.

— Он «Призрак». Элерт Катлер. Убьешь? Не смеши. Каким образом ты убьешь кого-то неуловимого? Он сменит одежду – и ты не распознаешь его ни на расстоянии, ни вблизи. Господин-Ничего – правильное прозвище. У «Призраков» нет внешности.

— Но ты узнала его.