Алло, милиция? Часть 3 (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич - Страница 22

— И что?

— Ты — первый следователь на моей памяти, кто с азартом вгрызается в раскрытие. Остальные изо всех сил стремились пересесть с глухарей на живые дела с известными злодеями, там работа понятная — законопатить гадов в тюрьму. Не нужно исписывать тонны бумажек на тему «не представилось возможным». Как «следователю уголовного розыска» тебе цены нет.

— Есть. И она слишком высока, — Егор опрокинул, наконец, свою рюмку. — Прикинь, какие рычаги сработали, чтоб Москва построила нашего министра как пацана, поставив в позу профессора Рачковского. Причём, от тебя узнаю от первого. Кстати, не розыгрыш?

— Наглец! Обижаешь?

Из того же портфеля, хранившего пузырь, Вильнёв извлёк папку. Оттуда — приказ на министерском бланке, подтвердивший его слова, только был упомянут ещё Папаныч и несколько других сыщиков. Очевидно, что награждение одного только следака с мотивировкой, принятой для поощрения розыска, выглядело странно, и Чергинец быстренько вписал четверых своих.

— Херово.

— Ну что ещё⁈ — не утерпел капитан.

— Министру могли приказать только из двух кабинетов — Федорчука или отдела административных органов ЦК КПСС, кажется, так это называется. Теперь представь, кто лично отдал приказ союзному министру или административному отделу. Гэбешники, которым я помог схватить комсомольского наркоторговца, получается, вышли на самого Андропова — через своё начальство. Представь, какого калибра эта пушка. Израсходованный снаряд стоит — что тонна золота. И я по гроб жизни буду обязанным КГБ за заступничество. Придётся давать подписку о сотрудничестве, от чего я отбрыкивался. Услышав у Сахарца анекдот про Андропова или даже Ленина, немедленно буду корябать донос. Участвовать в их махинациях, среди которых замена музыканта, чтоб его арестовали за кулисами, просто невинная игра в песочнице. Поверь, за месяцы работы по Бекетову и по взрыву в гастрономе я насмотрелся на них и мечтал свести общение с конторой до минимума. А ты меня толкаешь целоваться с ними взасос.

Вильнёв опешил.

— Я думал, у тебя с ними шоколад.

— Так задружись с ними сам. Помнишь Сазонова, он постоянно бывал в Первомайском, пока раскручивали взрыв в гастрономе? Был подполковником на вторых ролях, сейчас на генеральской должности, начальник управления по городу и области. Могу дать телефон. Предложи свои услуги. Глядишь, отмажут от увольнения, если что.

— Спасибо. Не буду, — капитан налил по третьей.

— А меня почему к этому толкаешь? Поэтому — за здоровье. Но не за моё возвращение в Первомайку.

Закинув в рот кусочек рыбки, Вильнёв поднялся.

— Хорошо, что машину не отпустил. В общем, ты подумай, дверь не закрыта. Твоё удостоверение у меня, хоть сейчас отдам. А даже если не решишь возвращаться, заходи просто так. Что касается КГБ… У тебя есть талант, которого нам не хватает — послать нах всех и вся, если считаешь себя правым. Их тоже пошлёшь, независимо от калибра пушки.

Через пять минут после отъезда «волги» раздался телефонный звонок, в трубке звучал голос Аркадия. Ещё бы каплю паранойи, и Егор вообразил бы, что «семёрка» КГБ ведёт за ним наружное наблюдение. Уж слишком время совпало.

— Добрый вечер. Вильнёв должен был привезти тебе приказ о восстановлении в МВД.

— Привёз.

— Отлично. Завтра отметься на службе, забери удостоверение и пулей лети к нам. В штатском. Дело с великокняжескими детишками набирает обороты. Создаётся оперативно-следственная группа из милицейских, наших и прокуратуры. Пока.

В трубке — гудки. В отличие от Вильнёва, Аркадий не тратил время на уговоры. Приказ — и точка. Как ослушаться людей, имеющих, пусть опосредованно, выход на самого Андропова?

х х х

Заместитель прокурора Минской области курировал, в числе прочего, надзор за следствием и дознанием в УВД Миноблисполкома. Менты между собой ласково называли это подразделение прокуратуры «отдел по борьбе с милицией». Каждый раз, заходя в соответствующий кабинет в Первомайской прокуратуре, хотя бы за банальной санкцией на обыск, Егор чувствовал дискомфорт. Этот чиновник, пусть гнобил милицию в другом регионе, обладал неизмеримо большим влиянием, чем районный, поэтому заранее внушал дискомфорт градусом выше.

Улучив момент, когда неприступная секретарша в общей с прокурором приёмной уплыла в сторону туалетов с чайником в руках, следователь постучался и открыл дверь.

— Пётр Семёнович! Следователь Евстигнеев, Первомайский РОВД. Необходимо побеседовать по факту гибели вашего сына.

Он махнул коркой, возвращённой лишь пару часов назад.

У сидевшего за столом высокого мужчины лет сорока дрогнули руки. Он уронил какой-то документ на стол перед собой. С момента обнаружения парня повешенным прошло восемь дней. Человек явно хотел спрятаться и забыться в работе.

Это не угнанная «ласточка»… Семнадцатилетний юноша, впечатлительный, нервный, отличник, легко поступивший на первый курс благодаря золотой медали, был единственным отпрыском этого советника юстиции, надеждой, перспективой. Так нельзя. Ещё в московской семье Егор знал, сколько всего сходится и сводится, если ребёнок у родителей один. В этой реальности вроде бы имел сестру, никогда воочию не виданную…

И конечно, совершенно недопустимо, чтоб родители хоронили своих детей.

На чисто выбритом лице хозяина кабинета залегли глубокие складки, под глазами — тени. Отец страдал, терпел, не выпячивал муки на всеобщее обозрение, но и скрыть был не в силах.

— Данным фактом занимается прокуратура Октябрьского района. Думаю, в течение десяти дней они вынесут постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Суицид не вызывает сомнений. Настоятельно прошу вас не вмешиваться в процесс. Не делать нам с женой ещё больнее.

Слово «настоятельно» прокурорский произнёс с особым нажимом. Голос был официальный, слова казённые.

— Я представляю оперативно-следственную группу КГБ, прокуратуры и УВД города. У нас есть доказательства, что Илью довёл до самоубийства преступник по кличке «Баклан». Его подлинное имя будет установлено в ближайшие дни. Пётр Семёнович, если отбросить формальности, вашего сына убили — его же собственными руками. А я могу покарать виновного.

— Ничего не понимаю… Он написал в записке: прошу не винить никого… Мы думали, какая-то девушка…

— Ничего подобного. Его шантажировали. В том числе — созданием неприятностей вам. Вымогали деньги. Парень выбрал такой вот путь. Думал, тем самым защитит вас и спасёт от позора.

Советник уже не пытался выгнать Егора за дверь.

— Действительно… В октябре он одолжил у меня тысячу сто рублей. Темнил, сказал — очень надо, потом вернёт. Не вернул, очень переживал. Для нас это существенная сумма. Но — ладно. Полторы недели назад попросил ещё, я отказал… Каюсь, что так и не заставил признаться, на что столько…

— На ставку для участия в незаконных автогонках на стадионе «Заря». Илью пригласили, дали ему деньги. Уверяли: выиграешь вчетверо больше. Естественно, проиграл. Отдавал вашими. Недавно, вы, возможно, в курсе, состоялись очередные гонки на похищенных машинах, — поскольку прокурорский не пригласил присесть, Егор подошёл вплотную к его столу и возвышался, довлея. Ситуация непривычная: сотрудник органов внутренних дел прессовал советника юстиции в его собственном кабинете. — Илью тоже позвали. Там минимальная ставка — тысяча, отказ невозможен, если подписался участвовать хоть раз. Угрожали смертью. Предлагали платить за него, если уговорит отца выпустить кого-то из СИЗО. Или совершить аналогичное злоупотребление.

— Я бы никогда! И Илья знал…

— Поэтому не нашёл другого выхода. Сожалею. Пётр Семёнович! Вы перебирали вещи сына после его кончины?

— Нет! Зоя категорически против. До сорока дней.

— Следователь КГБ запросто выпишет постановление на обыск в вашей квартире. Но я предлагаю поступить деликатнее. Ваша жена…

— Собиралась в Чижовку на кладбище.

— Поехали к вам домой. Аккуратно посмотрим. Если обнаружим что-то, имеющее значение для дела, оформлю допрос вас как свидетеля, добровольно выдавшего вещь сына. УПК дозволяет.