Имперец. Том 4 (СИ) - Кощеев Владимир - Страница 50

Здесь Анне пришлось лишь поджать губы, потому что, увы, князь был прав. Конечно, она бы никогда не стала вредить Кириллу, но и бросить младших бы не смогла. Никогда.

— Так что я подумал и нашел прекрасное решение всей этой проблемы, — проговорил Нахимов. — Я предлагаю роду Румянцевых войти младшей ветвью в род Нахимовых. Ты формально опекун, и можешь подписать документы. Я — получить одобрение императора на такое слияние. Твой брат получит деньги, связи, гарантии безопасности. Твоя голова не будет болеть об их благополучии, а если и будет, то в рамках всего нашего рода. Как тебе предложение?

Румянцева ответила не сразу. Девушка замерла, просчитывая в голове варианты. Князь хотел обезопасить сына и свой род от вреда, который могла бы принести девушка, если бы у нее были нехорошие намерения. Ввести Румянцевых в род Нахимовых, значит, буквально, вручить благополучие ее семьи в руки князей. Экономические заложники, по сути.

Но у девушки не было дурных планов. Она, возможно, и не любила Кирилла так, как любила Мария Максима или Дарья Алексея, но тоже любила. Благодарной, искренней любовью, какой только может любить израненная душа своего спасителя.

Так что, по сути, она ничего не теряла. Она выигрывала.

Но князь всего этого не знал, а потому проверял ее. Предлагая огромные возможности, которые имеют смысл, только если Анна действительно искренна. Виталий Константинович — опытный политик, мудрый глава рода и на самом деле любящий отец. Ведь задача князя — обезопасить семью и передать наследнику род богаче и крепче, чем получил сам.

— Это невероятно щедрое предложение, — медленно проговорила Анна, улыбнувшись князю Нахимову. — И я не вижу никаких причин отказываться от него.

— Чудесно, — улыбнулся мужчина.

И девушка сделала вид, что не заметила, как он затаил дыхание, ожидая ее ответ.

Императорский Московский Университет, Александр Мирный

Семинар по истории государства Российского проходил в небольшой аудитории на сорок человек. Я не был большим любителем этого предмета, поскольку в прошлой жизни мне посчастливилось пожить сразу в нескольких исторических событиях, и я прекрасно понимал, что история в учебниках — вещь относительная.

Как говорил мой товарищ, школьный учитель истории — десять лет назад я читал совершенно другой предмет!

Так что на этой паре я традиционно падал на заднюю парту и изображал мебель. А когда вдруг случались горячие дискуссии в духе «Почему современники не оценили реформы Энского на рубеже таких-то веков?», героическими усилиями прятал усмешку.

Так что когда в аудиторию зашел Осип Карлович, наш семинарист, до ужаса напоминавший мне Остапа Бендера из киноленты Гайдая, я готов был подремать или полистать лекции по следующему предмету. Как вдруг эта пародия на великого комбинатора с лицом похоронно-прискорбным заявила:

— Как вам известно, в соответствии с указом Его Императорского Величества от двадцать первого февраля настоящего года, наш с вами университет обязан повысить качество вашей магической подготовки, — произнес Осип Карлович. — В связи с этим господин ректор принял вынужденное, хотя и весьма спорное решение, сократить часы непрофильных предметов. Увы! Ректорский приказ для вашего факультета коснулся нашего прекрасного предмета.

Студенты, конечно же, преподавательской печали не разделяли. Гораздо интереснее пару лишних часов на полигоне магическую мышцу покачать, чем рассуждать о реформах Энского и мнениях общества на этот счет. Но кто-то из вежливости спросил:

— А почему именно историю?

Осип Карлович поджал губы и недовольно пояснил:

— Считается, что вы получили достаточно сильную базу в школе, чтобы не уделять дополнительного внимания истории еще и в университете.

— А с историей права так же? — раздался девичий голосок, полный надежды.

— История права — ваш профильный предмет, Жмурова, — процедил семинарист. — Если вы этого до сих пор не знаете, я начинаю сомневаться, что вы выбрали верный факультет.

Девчонка насупилась, но задирать преподавателя не стала.

— И возвращаясь к нашему многострадальному предмету, — продолжил преподаватель, — я решил, что раз уж у вас достаточно сильная школьная база, то сейчас мы проведем опрос. Тот, кто ответит хотя бы на три моих вопроса, получит зачет автоматом.

Группа подобралась. Автомат — это всегда хорошо! Особенно всего-то за три вопроса. Ну что там можно спросить по истории? Дату какого-нибудь сражения или восшествия на престол, мотивы очередного Энского или еще что. Одногруппники предвкушали легкий зачет, и настроение в целом в аудитории улучшилось.

Ровно до того момента, как не зазвучали первые вопросы.

— В ХХХХ году произошел бунт тридцать четвертого Грузинского полка по причине плохого снабжения солдат продовольствием. Кто выступил в качестве медиатора конфликта?

Студенты ненадолго замолчали, кто-то пытался быстренько погуглить под столом, но это же не дата, надо максимально четко сформулировать запрос, чтобы найти нужную фамилию.

— Что, никто не знает? — прищурился Осип Карлович.

— Ушаковы? — раздался чей-то неуверенный ответ.

— Подплыли на военном флоте по горным ручьям, надо полагать? — ехидно спросил Осип Карлович.

— Великий князь Романов! — предположил кто-то.

— Какой конкретно? — приподнял бровь педагог.

Какой конкретно ему, конечно же, не уточнили.

— Еще варианты будут? — недовольно спросил Осип Карлович.

Тишина затягивалась, пришлось спасти ситуацию:

— Иван Александрович Багратион выступил медиатором, — ответил я, за что получил очень удивленный взгляд семинариста.

— Верно, — произнес Осип Карлович несколько растерянно. — А почему он выступил медиатором?

— Потому что взбунтовавшееся подразделение должно было выдвинуться на Москву и пройтись по его территориям, — сказал я.

— Ве-е-ерно, — прищурился мужчина. — И как ему удалось остановить движение частей?

— Он пообещал, что головы виновных в плохом снабжении будут красоваться на пиках рядом с головами бунтовщиков.

— А кто был виновен в плохом снабжении? — почувствовав достойного собеседника, оживился мужчина.

Я улыбнулся и показал Осипу Карловичу четыре пальца. Четвертый вопрос не входил в условие получения зачета.

— Нет в вас жажды знаний, князь Мирный, — недовольно цокнул преподаватель. — Но зачет вы действительно заслужили. Я рад, что среди первокурсников есть хоть кто-то, кто действительно желает учиться. Александр Владимирович, подойдете за оценкой, когда начнутся экзамены. Как я и обещал, вам будет проставлена соответствующая отметка. Остальным советую крайне серьезно готовиться, — он недовольно оглядел аудиторию, — будет крайне обидно покинуть стены элитного университета из-за незачета по непрофильному предмету.

Императорский Московский Университет, полигон, Александр Мирный

— Дмитрий Евгеньевич, Орлова сказала, что у меня осталось очень мало времени на открытие стихий, — я подошел к тренеру после того, как он раздал задания Ивану и Василисе.

— М-да? — недовольным тоном проговорил он, не смотря на меня, а наблюдая за ребятами. — А больше она тебе ничего не сказала?

— А должна была? — я тоже посмотрел, как Иван, позавчера открывший Землю, пытается с ней управиться, а Василиса только пробует открыть.

— Ну, мало ли, о чем вы там воркуете.

— Дмитрий Евгеньевич, — укоризненным тоном произнес я.

— Вечно вот бабы лезут, куда не просят, — поморщился Разумовский, проигнорировав мою реплику.

— Вы могли бы сами мне об этом сказать, — заметил я.

— Мог бы, — пожал плечами мужчина. — А зачем? Чтоб ты начал суетиться? Ошибки на твоем этапе развития магического дара фатальны, Мирный. Смертельно фатальны.

Разумовский был один из тех немногих, кто игнорировал титулы у своих студентов. Думается мне, потому что «Новиков, у тебя из какого места руки растут⁈» звучит органичнее, чем «Боярич Новиков, не изволите ли прекратить вытворять ерунду?».