Цена весны (ЛП) - Абрахам Дэниел "М. Л. Н. Гановер" - Страница 82

Маати пришло в голову, что мальчику столько же лет, сколько было Оте в Сарайкете. Не такой широкоплечий, как Ота, которого тогда звали Итани Нойгу и который работал грузчиком на набережной. Самому Маати, который был на четыре года младше императора, едва исполнилось шестнадцать, когда он приехал, чтобы учиться у Хешая и Бессемянного. Моложе, чем Ана Дасин сейчас. Трудно себе представить, что он был так молод.

— Я хочу поздравить тебя, — сказал Маати. — Кажется, Ана-тя — хорошая женщина.

Данат остановился. Отблеск отцовского гнева окрасил лицо мальчика, но не более того.

— Не думаю, что вас радует союз с Гальтом, — ответил он.

— Ты прав, — сказал Маати, — но у меня слишком большой опыт потерь во всем, что касается твоего отца, так что я научился быть великодушным.

Данат почти вздрогнул. Маати про себя удивился, какой нерв он задел, но не успел спросить, как с верхушек деревьев сорвалась стая птиц, более неистово-синих, чем когда-нибудь видел Маати, и кинулась вниз. Птицы кружились друг за другом — черные клювы, влажные глаза и крошечные язычки, розовые, как кончики пальцев. Встревоженный Маати закрыл глаза, а когда открыл их, Данат уже стоял перед ним на коленях. Лицо юноши превратилось в сеть крошечных линий, стало похоже на потрескавшуюся грязь на месте высохшей реки. Тонкие темные волоски поднимались из пор лица Даната. Данат мигнул, и его реснички сошлись вместе, переплетаясь или сжимая друг друга, как деревья в оползне. Маати опять закрыл глаза и прижал к ним ладони. Он мог видеть крошечные сосуды в каждом веке, ряд за рядом, почти до кожи.

— Маати-тя?

— Она увидела нас, — сказал Маати. — Она знает, что я здесь.

Несмотря на это знание, Маати потребовалось пол-ладони, чтобы найти ее. Он обшарил горизонт с востока на запад и обратно. Он оглядел полсотни крыш. Наконец он нашел ее около верхушки одного из дворцов хая Удуна, на балконе из золотого глазурованного кирпича. На таком расстоянии она казалась меньше песчинки, но он отлично видел ее. Волосы распущены, рукава платья порваны. Андат висел у нее на бедре, его черные голодные глаза глядели прямо на Маати. Ванджит кивнула и поставила андата на пол. Потом, медленно и небрежно, она приняла позу приветствия. Маати вернул его.

— Где? Где она? — спросил Данат. Маати не обратил на него внимание.

Ванжит сдвинула руки и тело в позу, которая упрекала и обвиняла. Маати заколебался. Он представлял себе тысячи сценариев встречи, но все они включали слова, которые он мог сказать, и то, что она скажет в ответ. Сначала ему захотелось извиниться, но что-то внутри сознания запротестовало. Ее лицо было маской уверенного в себе гнева, и, к собственному удивлению, он узнал выражение, которое сам надевал на себя в тысяче фантазий. В мечтах он с таким выражением разговаривал с Отой, и Ота просил у него прощения.

Он знал, почему его руки не приняли позу извинения — чей-то голос сказал ему в ухо не делать этого. Она здесь, что увидеть, как он унижается. «Сделай это сейчас, и тебе будет нечего предложить ей». Маати расправил плечи, поднял подбородок и принял позу, которая требовала аудиенции. В позе были нюансы — он не утверждал, что претендует на более высокое положение, как учитель к студенту, но и не обращался, как низший к высшему. Глаза Ванджит сузились. Маати ждал, затаив дыхание и охваченный беспокойством.

Ванджит приняла позу, обещавшую снисхождение к рабу или слуге. Маати не стал поправлять ее, но не стал и отвечать. Ванджит посмотрела вниз, словно андат что-то крикнул или, возможно, сказал, потом приняла позу формального приглашения, подходящего для званого ужина. Только тогда Маати согласился, после чего принял позу вопроса. Ванджит указала на балкон, потом сделала жест, подразумевавший интимность или одиночество.

«Встречайте меня здесь. На моей территории и на моих условиях. Приходите один».

Маати ответил утвердительной позой, улыбаясь себе, как девчонка во дворцах. С физическим ощущением комара, влетевшего в глаз, зрение Маати вернулось к норме. Он посмотрел на Даната.

Юноша выглядел обезумевшим. Он держал в руке шпагу, словно собирался на кого-то нападать, его взгляд метался от дерева к стене, словно он мог видеть то, что видел Маати: луны, шедшие вокруг бродячих звезд, бесконечно малых животных, которые устроились в каплях дождя, или девушку на высоком балконе, с которого можно увидеть полгорода. Маати не сомневался, что она все еще глядит на них.

— Пошли, — сказал он. — Мы закончили.

— Вы видели ее, — сказал Данат.

— Да.

— Где она? Что она хочет?

— Она в дворцах, и нет смысла бегать вокруг, как человек при пожаре. Она может видеть все и знает, куда смотреть. Мы можем застать ее врасплох не больше, чем надоедливая муха.

Маати глубоко вдохнул, повернулся и пошел тем же путем, которым пришел. Не было смысла идти дорогой Оты, и Маати хотел немного посидеть, выпить пиалу-другую вина и, возможно, поговорить с Эей. Он хотел лучше понять, почему смертельный ужас в его груди смешан с восторгом, а страх — с удовольствием.

— Что она хочет? — спросил Данат, ускоряя шаг, чтобы догнать Маати.

— Полагаю, зависит от того, как ты смотришь на вещи, — сказал Маати. — По большому счету она хочет того же, что и все мы: любовь, семья, уважение. Но сейчас, мне кажется, она хочет только одного: увидеть, как я извинюсь перед ней, а потом умру. Самое странное то, что если она даже добьется своего, это не принесет ей покоя.

— Я не понимаю.

Маати остановился. Ему пришло в голову, что даже если бы он сейчас принял бы неправильную позу или неправильное решение, он и мальчик могли бы найти дорогу в лагерь по запаху. Он положил руку на плечо Данату.

— Я попросил Ванджит встретиться со мной сегодня вечером. Она согласилась, но с условием, чтобы там были только мы двое, — сказал Маати. — Я верю, что, как только это сделаю, смогу сказать вам всем, обречен ли наш мир.

— Нет, — сказал Ота. — Абсолютно нет.

— При всем уважении, — сказал Маати. — Ты, может быть, и император, но не тебе решать. Мне не особо нужно твое разрешение, и Ванджит оно тоже не понадобится, совсем.

— Я могу задержать тебя здесь.

— Не можешь, — ответил Маати. Поэт так уверен в себе, подумал Ота, потому что он прав.

Когда Данат и Маати вернулись необычно рано, он понял, что что-то произошло. Причал, который был центром поисков, пустовал с конца обеда. Ана и Эя сидели в тени низкой каменной стены, спали или разговаривали, когда Эя не занималась обломками своего уничтоженного пленения, продавливая воск на копиях сломанных табличек. Лодочник и его помощник оттащили в сторонку сложный механизм, связывавший котел с колесом, и чистили каждую деталь; медь и бронза, железо и сталь лежали на серых кусках брезента и сверкали, как драгоценные камни. Голоса оставшихся стражников сливались с низким постоянным плеском реки и песнями птиц. В другое время это бы успокаивало. Ота, сидевший за полевым столом, боролся с желанием встать, крикнуть или бросить камни в реку. Сидеть, мучить ум деталями города, в котором жил три десятилетия назад, заглушая страх, ослабляло и нервировало. Он чувствовал себя гальтским котлом, который слишком сильно нагрелся и которому не дают остыть; он чувствовал, как припой тает на швах.

Если бы Данат и Маати последовали его плану, они бы вернулись на причал с тропинки, которая бежала на юг вдоль реки. Но они пришли с запада, спустились по широким каменным ступенькам. Данат, на лице которого застыла тревога, держал в руке обнаженную шпагу, о чем, очевидно, забыл. Маати шел медленнее и, казалось, едва не падал, но был странно доволен. Ота положил перо.

— Вы нашли ее?

— Она нашла нас, — ответил Маати. — Мне кажется, она следила за нами с тех пор, как мы сошли с лодки.

Вокруг них собрались стражники. Эя и Ана встали на ноги, поддерживая друг друга. Маати проковылял в центр причала, словно на сцену, и продекламировал свое сообщение. Он рассказал о встрече, о появлении Ванджит и об андате на ее боку. Он принял все позы, которые принял тогда, и повторил позы Ванджит. В конце он объяснил, что Ванджит хочет видеть его — только его одного, — и это должно произойти сегодня вечером.