Маша без медведя (СИ) - Войлошникова Ольга - Страница 37

— Это что такое?

— Как тебе сказать… Когда стараются сидеть неподвижно и ни о чём не думать.

— По-моему, дурацкое занятие.

— По-моему, тоже. Да и скучно это. Но японцы считают, что это успокаивает внутреннее состояние.

Ещё бы не успокоиться. Камни… они же не то что бы мёртвые, но энергия в них очень глубоко спящая. Хотя, на мой вкус, это как пытаться насытить голод пустым столом. Странная затея.

Ботанический сад располагался сравнительно недалеко от гимназии — в одной трамвайной остановке. Однако, на трамвае мы, понятное дело, не поехали — слишком уж нас было много. Да и вообще, позиция руководства заключалась в том, что небольшая пешая прогулка не пойдёт во вред.

Сам ботанический сад мне очень понравился. Живописные извивающиеся тропинки, очень много разнообразных деревьев и кустарников, обширные цветники — да, б о льшая часть уже отцвела, но продуманно подсаженные кустики и декоративные холодостойкие травы продолжали радовать осенним многоцветием. А более всего меня радовала мягкая садовая энергия, окружающая всё спокойным, насыщенным потоком. Я прислушивалась к восстановительным процессам, происходящим в надетом под платье ожерелье, и вдыхала пряный запах осеннего сада.

Вот это — великолепие! Куда там каменным садам.

С каждым отделением, помимо воспитательницы, была отряжена служительница ботанического сада, сопровождающая нашу прогулку всяческими полезными сведениями (как сказала наша Екатерина: «сообразно возрастным особенностям»). Территория сада оказалась весьма обширной, и экскурсия продолжалась почти два часа, после чего малышню повели на специальную площадку, где имелись разнообразные качели, и можно было покормить уточек кусочками булки, заготовленными запасливой воспитательницей младшеклашек.

Старшим позволили самостоятельно погулять, с тем условием, что по сигналу колокола все собираются у уточной площадки. Всем вручили отпечатанные на глянцевых листочках маленькие планы. Пока мы с Марусей изучали план, основная часть воспитанниц, знакомых с ботаническим садом по прежним посещениям, уже разбрелась.

— Смотри, какой-то «Золотой карп». Посмотрим? — предложила Маруся.

И мы пошли. В принципе, нам было почти всё равно — мы ж тут ничего раньше не видели.

«Золотой карп» оказался большим крытым павильоном рыбоводства. Внутри, под сферическим прозрачным колпаком, составленным из множества стеклянных треугольников, было гораздо теплее, чем снаружи. Посетители расстёгивали пальто и снимали перчатки. Круглая галерейка шла вокруг подобия искусственного пруда, где в прозрачной, слегка зеленоватой воде неторопливо перемещались крупные золотистые, оранжевые и красные рыбины, вальяжно пошевеливающие плавниками. Дополнительное сходство с прудом создавали растущие в воде кувшинки, малоизвестные мне травы и похожие на зелёную мишуру водоросли.

Каждому посетителю на входе выдавали небольшой стаканчик корма, по виду похожего на бежевые горошинки, но пахнущего чем-то слегка рыбным. Этот корм можно было смело кидать рыбам, чтобы посмотреть, как эти левиафаны будут подплывать и заглатывать пищу, раскрывая овальчики ртов, в которые, наверное, смело поместился бы человеческий палец.

Мерно гудел какой-то механизм, на противоположной входу стороне виднелось нечто вроде небольшого водопадика (явно, замаскированная труба). Скорее всего, всё это являлось частью фильтрационной системы — иначе здесь давно бы вместо прозрачного пруда было болото.

— Интересно, костлявые они? — негромко поинтересовалась я.

— Очень, — сморщила нос Маруся, — я всегда предпочитаю морскую рыбу. Даже пусть не самую дорогую, но без такого обилия мелких косточек.

— Но красивые.

— Это да.

Мы ещё немножко постояли у карпов и пошли дальше, по тропинке, обозначенной как «малый зоологический круг». Посмотрели на загон с лосями, на загон с оленями, на вольер с карликовыми, размером с собаку, козочками. Потом были птичники, пахнущие довольно резко, но если не входить внутрь, можно было полюбоваться и на раскрывающих шикарные хвосты павлинов, и на фазанов, и на каких-то ещё (подозреваю, что там были банальные куры и прочие домашние птицы, но пояснения мы прочитать уже не успели, потому что зазвонил колокол).

А НУ, ВЕСЕЛЕЕ!

В гимназию я вернулась страшно довольная, чувствуя свежесть, бодрость и прилив созидательных сил. После обеда, ввиду того, что все и так нагулялись до отвала, нам разрешили всё время до вечернего чая посвятить самостоятельным занятиям. Происходило это в классе для приготовления уроков, рядом со спальней. Кто читал, кто расположился с рукоделием. Несколько девочек решили повторить свои роли в спектакле, к ним присоединились и остальные, выходя по очереди на пустое пространство перед окнами.

Я намеревалась повязать, но глядя на их усилия и временами прорывающуюся панику, всё больше отвлекалась от своего занятия. «Ах, опозоримся перед государыней!» или хуже того «ах, опозоримся перед курсантами!», и тут уж неважно, артиллеристы приедут на вечер или гардемарины — всё было плохо. Приглашённая Настя Киселёва испуганно таращила глаза и со страху путалась в словах и выходила не в своё время. Постепенно паника распространилась на весь класс, и надо было предпринять хоть что-то, пока она не переросла в истерику.

— Аня, а ты ведь перед театральной постановкой что-то поёшь?

— Да вроде бы нет, — прогудела она, — в этот раз не просили.

— А могла бы? Дава-ай! Я бы с тобой спела.

— Да ты и одна могла бы, — повела плечами Анечка, — стесняешься или как?

— Опасаюсь я одна. Вдруг опять меня заклинит, забуду что-нибудь, и буду колом стоять. А ты уж выручишь, даже если со мной что случится.

— Хм. Ну, давай. Что споём?

— А что вчера пели. «Белой акации…» Ты соло, а я на подхвате.

— Дамы, я подыграю! — неожиданно встала Маруся и пошла к фортепиано.

— Ты умеешь? — удивилась Шура Киселёва. — А никогда не говорила!

— Никто не спрашивал, — Маруся откинула крышку стоявшего в простенке между окнами пианино.

— Однако, это интересно, — сказала Ника, староста шестнашек; на нас смотрело уже всё отделение, — составляется ансамбль! Просим, дамы!

Всё отделение захлопало, и Маруся взяла первые ноты.

— Давай, чтобы мощно, но не очень громко, на среднем уровне, — кивнула я Анечке, и та кивнула в ответ.

Мне нужно было, чтобы она пела. Навстречу ей раскрывались сердца, и я надеялась добавить свои пять капель воздействия, упав Анечке на хвост.

Музыка зазвучала мягко, вкрадчиво, и слова полились бархатно, обволакивающе. Очень удобно было, что вторая часть куплета всегда звучала дважды. Я встроилась в мелодию, прибавив к словам магическое воздействие: всё получается зд о рово, великолепно, больше уверенности, дружнее!

Дверь аудитории скрипнула, но никто не обратил на неё внимания.

— Ах, горы могу свернуть! — широко раскинула руки Аня, едва отзвуки песни окончательно затихли. — А ну, давай ещё раз свою басню!

И всё пошло куда веселее.

А кто приходил, мы узнали, когда к четырём на прогон прибежала Агриппина.

— Барышни, мне тут сказали, вы подготовили дополнительный номер? Екатерина Викторовна осталась под впечатлением.

Мы исполнили романс ещё раз, и, конечно, были утверждены. Театральная постановка после него прошла блестяще, и Агриппина хвалила класс, сияя глазами.

И это было приятно.

А я, между прочим, пока они свои басни репетировали, целый воротничок успела связать — а чего, он же небольшой да узенький. И сразу подарила. Марусе, конечно! Для бодрости духа и лучшего самочувствия. У меня и так риталид, куда уж больше.

ВЕЧЕР СУББОТЫ

Ожерелье, кстати, сегодня пригодилось мне чрезвычайно.

После вечернего чая все пошли готовиться к исповеди. Почему-то все разошлись по своим кабинкам и задёрнули шторки. В спальне стояла тишина, словно уснули все. Я последовала тому же примеру, но занялась другим: сняла и тщательно осмотрела оправу, кое-что подкорректировала, отдельное внимание уделила серёжкам (а то они, как не часть предмета, а временно прицепленные, немного отстают) — но, в общем, осталась довольна.