Маша без медведя (СИ) - Войлошникова Ольга - Страница 34

Сегодня я заблаговременно надела свой накопитель и была избавлена от необходимости присматривать за выпадающим из руки платком. И хотя я внутренне была примерно готова к тому, что будет, всё равно стояла как в тумане. Помню, что было красиво, прямо как в детских воспоминаниях. С возвышенным пением, свечами и церковными облачениями. Почти в самом конце первое отделение пошло к золотым воротам, и батюшка начал что-то раздавать им крошечной ложечкой из большого золотого сосуда, похожего на кубок. У меня аж дух захватило: такое сияние оттуда исходило! Меня тоже потянуло, я даже качнулась в ту сторону, но Маруся удержала меня за руку, прошептала:

— Старшим причастие без исповеди нельзя.

Ах, сколько тут сложностей! Даже обидно. А с другой стороны — страшно, это ж как огонь проглотить. Хотя малявкам ничего не было, построились в своём уголке, глазами хлопают, хоть бы что.

Потом батюшка вышел и рассказывал про праздник. Я слушала предельно внимательно и пришла к выводу, что в некоторые области Земли без особо ёмких накопителей мне соваться опасно. Даже если с момента описываемых событий прошло шестнадцать столетий, вместивших определённое количество разветвлений реальности. Всё равно, если меня обычный рядовой храм переполняет, что будет там?

Тут мне в голову пришла любимая Баграром аналогия с сахаром в чае. Можно насыпать и размешать, и тогда чай станет равномерно сладким. Но кто будет делать это — «размешать»? Говорят, есть и такие миры, в которых дуют магические ветры, и уровень маны практически неизменен, куда бы ты ни пришёл, но я в подобных никогда не бывала. А в большинстве… Если в чашку чая всыпать три-четыре ложки сахара, что-то, конечно, растворится. И чай даже будет сладким. Но основная часть так и будет лежать горкой на дне. Вот там, где ходил Бог — и есть та самая горка.

Кто-то умный придумал растаскивать оттуда отдельные крупинки сахара — я почитала в детском «Законе Божьем» про всякие чудотворные вещи, про святых. Интересно, эти святые сопоставимы с магами-инквизиторами? Я покачала головой и тут же сама себе ответила: если только по потенциалу. Дядьку Гроя взять — какой же он святой? Его же словами говоря, он и рядом не валялся. А магов сильнее него я почти и не знаю…

— Пошли? — Маша слегка потянула меня за руку, и я поняла, что мы снова стоим в храме последние.

— Пошли. Что-то я задумалась.

В ЦЕЛЯХ ПРОСВЕЩЕНИЯ

После завтрака нас всех повезли в местную художественную галерею — нужно же было чем-то занять свободное от уроков время. А живопись — благородно и как бы с пользой. Мне в целом понравилось, если не считать зала, в котором была организована временная передвижная выставка «Современное американское искусство».

Элегантная дама-экскурсовод что-то рассказывала про позицию художников, которые объявляют, что таким образом декларируют свободу духа, незамутнённый детский взгляд на мир и что-то там ещё…

— А по-моему, — негромко сказала мне Маруся, — тут, как говорила наша экономка Роза Соломоновна, мы имеем: «Я не очень умею сказать, но хочу».

Я усмехнулась. Мда. Если в некоторых «шедеврах» присутствовала хотя бы энергетика ритма, пусть пожёванная и слегка напоминающая мусорку, то большинство так называемых полотен звучали откровенно вымученно.

— Вырожденцы, — громко брякнула Анечка, и я с ней согласилась. Лучше приличного слова для этакой мазни не придумаешь.

Экскурсоводша услышала наш диалог, но в дискуссию вступать не стала. Возможно, была втайне согласна с нами. Хотя, был ещё вариант, что просто сочла нас слишком малоразвитыми.

ЧЕГО В УЧЕБНИКАХ НЕ НАПИШУТ

Зато гуляли мы целых два часа, я вспомнила детство и с удовольствием шуршала опавшими на дорожку листьями. Потом вернулись в спальню, пристроились почитать, и тут я вспомнила, что давно хотела выяснить пару вопросов по поводу этой «Войны и мира». Чем дальше, тем больше у меня складывалось ощущение, что все (вот просто все без исключения), обсуждая взаимоотношения этих дворян, знают про них ещё что-то, о чём, вообще-то, Толстой напрямую не говорит.

— Марусь, я вот не пойму: почему, когда к старшей дочери Ростовых посватался Лунин, папаша-граф пришёл в такую ярость?

Выражение лица у Маруси сделалось такое, что сразу стало ясно: в двух словах не объяснишь. А ещё — она бы предпочла, чтоб объяснялся со мной кто-нибудь другой…

— Видишь ли, Ростовы всегда поддерживали правящий клан Романовых…

— Погоди, я вот сейчас не поняла — а разве не все поддерживают императорскую семью?

Нет, я, конечно, предполагала…

Маруся заложила книжку пальцем и села на кровати повыше:

— Сейчас — да. Во всяком случае, внешне. А вот в период описываемых событий Лунины активно поддерживали клан Пестелей и их идею аристократической диктатуры. Никто об этом вслух не говорил, но уверяю тебя, Ростов прекрасно знал, в каком тайном обществе состоит потенциальный жених, и против кого дружит коалиция молодых и «прогрессивных» аристократов. Поэтому сватовство, особенно на фоне финансового затруднения клана Ростовых, со всех сторон выглядело оскорблением.

Я смотрела на Марусю и в голове у меня шуршали бессвязные мысли. Главным образом о том, что в учебнике для общей школы об этом ничего сказано не было.

…

О КЛАНАХ И КОНКУРЕНЦИИ

— Понятное дело, в программе общеобразовательных заведений этого нет, — словно отвечая на невысказанный вопрос, подняла брови Маруся. — Так что большинство читателей, далёких от темы, удовлетворяются мыслью, что граф Ростов счёл неграфа Лунина недостойным своей дочери.

— Погоди-погоди, шут с ним, с этим Луниным! Кланы?.. — я чувствовала себя как утопающий, которого вынули из воды, встряхнули — но не высадили на бережок, а тут же снова забросили, теперь поглубже! Только я начала чуть-чуть со всем этим разбираться…

— Кланы… — Маруся вздохнула и посмотрела на свою книжку, явно с ней прощаясь.

— Давай пока без подробностей, чтоб у меня ум за разум не заехал, — быстро попросила я.

— Ну, смотри. Само понятие довольно позднее, едва ли ему больше полутора сотен лет. Раньше успешно справлялись словом «род», однако «клан» — это одновременно и связанная с родом структура и, так нередко бывает, дружественный союз нескольких родов. Кланов много — реально, много. Они могут образовывать коалиции и прочие альянсы. Но гораздо чаще они конкурируют. За власть. За деньги. За привилегии. Бог знает, за что ещё.

— И насколько… безобидна… эта «конкуренция»?

— До масштабных военных действий не доходило уже лет пятьдесят. Но локальные столкновения — не такая уж большая редкость. С учётом того, что после Мировой войны законодательство в этой части было крайне ужесточено, до убийств доходит редко, но, как мы видим, иногда кланы идут и на такие шаги. Правда, в нашем случае Георгий Рокотов представлял скорее часть государственной машины. Поэтому, думаю, меня и не тронули.

Выходит, Марусин отец стал жертвой клановых противостояний?

— Прости, что напомнила…

— Нет, всё правильно. Я должна научиться спокойно реагировать на это, иначе меня будет легко подловить на эмоциях. А они, кто бы они ни были, ещё пожалеют о своей ошибке.

Лицо у неё стало таким жёстким, что я сразу поверила — пожалеют. Эта найдёт. И сделает так, чтобы всех виновных наказали максимально сурово.

Про войну я читала. Великая Мировая, растянувшаяся на семь долгих лет и полностью изменившая лицо Европы. Больше двадцати лет с её окончания прошло. Кстати…

— Я, вроде, читала, что после войны многим особо отличившимся ради победы было даровано наследное дворянство?

— Действительно, было. Жаловали за заслуги, невзирая на сословия. Однако б о льшая часть этих новых дворян на клановые расклады никак не влияет. У меня даже сложилось впечатление, дворянство было роздано специально — чтобы герои продолжали служить государству, а не расползлись по клановой охране.