Помереть не трудно (СИ) - Зимина Татьяна - Страница 37

— Значит, вот как вы обо мне думаете? — Алекс заложил руки за спину и не без удовольствия покачался с носков на пятки. — А не приходило вам в голову, что я являюсь в тот момент, когда равновесие УЖЕ нарушено. Я — так сказать, следствие этого нарушения. В прямом и переносном смысле…

— Я слышал, вы вообще — мастер играть со смыслами, — дипломатично склонил покрытую красным платком голову флибустьер. — А нам остаётся лишь придерживаться правил.

— Ах правила, — закатил глаза шеф. — Кто бы мы были без них?

— Обычный сброд, — улыбнулся Неясыть. — Убийцы, вурдалаки и дикие звери.

У меня внутри всё клокотало от злости.

Меня использовали, как разменную пешку! И флибустьер, и Алекс, просто воспользовались мной, чтобы реализовать какие-то свои планы и амбиции. А теперь стоят и мило беседуют, как дипломаты враждующих стран на приёме.

А я дурак. Решил, что шеф наконец-то доверил мне важное дело — вести переговоры. Но скорее всего, он и в клуб меня притащил лишь для того, чтобы спровоцировать местных. А если подумать… Если подумать, он и в Москву меня притащил именно за тем, чтобы досадить Совету и вообще взбаламутить этот тихий омут.

Ручной стригой. Видимо, Алексу моё присутствие значительно прибавляет весу в определённых кругах… А что ещё? Какие выгоды он усматривает в том, чтобы меня презирали, оскорбляли и били целые сутки напролёт?

Ну конечно! Как я сразу не догадался… Мириам. Ему всегда не нравились наши с ней отношения. Он меня от них всегда отговаривал и всячески пытался препятствовать. И теперь решил просто увезти от неё подальше, чтобы охладить пыл, и чем чёрт не шутит…

— Злишься? — хлопнув по плечу, Алекс оскалился в улыбке прямо мне в лицо. — Правильно. Молодец. Продолжай в том же духе. Поможет в поединке, — он дружески побоксировал, используя мой бицепс вместо груши. — Идём. Светлый князь выделил нам машину с водителем. И бесплатный обед — чтобы ты мог набраться сил перед сражением.

Когда мы сели в машину — красный Кадиллак-кабриолет, с белыми кожаными сиденьями — Алекс тут же испросил у меня телефон и набрав номер, бросил в трубку одно-единственное слово: — Едем.

По номеру было видно, что звонил он Владимиру.

— Вы всё подстроили, — сказал я.

Сидели мы с шефом на широком, как диван, заднем сиденьи, ветер летел нам в лицо и по идее, водитель ничего не должен был слышать. Впрочем, мне было всё равно. Пусть хоть вся Москва слышит.

— Вы специально потащили меня к ведьме, которой я не понравился. Специально взяли наводку на этот клуб, специально подставили меня магу и спровоцировали драку с вервольфами.

— Да, — просто ответил шеф. — Ты против?

— Нет, но… могли бы меня предупредить.

— Такие простенькие многоходовки, кадет, ты должен щелкать сам. Как белочка пресловутые изумрудные орешки. Даже как-то стыдно за тебя.

— Можете отмазываться сколько угодно, — кровь прилила к лицу. Я чувствовал себя последним дураком. — Но вы использовали меня. Как пешку.

— Ну что ж, — философски вздохнул Алекс. — Такова участь всех учеников и подмастерьев. Доживёшь до моих седин, заведёшь собственного мальчика для битья — и отыграешься на нём за все мучения, которые претерпел от меня.

— Вы говорили, что мы партнёры! Что я ваш друг, а не мальчик… — и тут я поймал взгляд прищуренных ореховых глаз. — Вы… Вы специально меня накручиваете, — догадался я. — Хотите, чтобы я разум потерял от ярости?

— Перед дуэлью полезно побыть злым, — спокойным, совсем не ёрническим тоном сказал Алекс. — Освобождает от лишней сентиментальности.

Я вдохнул, чтобы сказать ему ещё что-нибудь едкое… и выдохнул. Злость выжгла меня изнутри, оставив пустую гулкую оболочку. Ещё секунду назад в моей груди клокотал Везувий, но сейчас там было тихое и спокойное Саргассово море.

Мир сделался хрустально-прозрачным. Ночь катила на Москву свои тёмные покрывала, скрадывая, пряча и маскируя пороки и недостатки большого города, делая его тихим, мягким и загадочным.

Я вдруг понял, что наслаждаюсь и светом фонарей, и шорохом покрышек по асфальту, и мягким поскрипыванием кожаного сиденья… Луна бежала над головой вместе с нами. До полнолуния оставались считанные дни, и бледный лик её, изрядно пополневший в последнее время, напоминал латунную бляху майора Котова.

— Вы с вервольфом говорили о каких-то обычных условиях, — мысли текли лениво, и спросил я, большей частью, просто так. Чтобы показать, что больше не злюсь.

— Обычные условия — это поединок до смерти одного из участников, — легко, словно сообщает выигрыш спортлото, сказал Алекс.

— Что?.. — я даже думал, что ослышался. — Вы не… Вы же говорили, что проигравшая сторона должна принести извинения!..

— Сторона, — подчеркнул шеф. — Я же не сказал — проигравший участник. Извинения принесут его секунданты.

— А моими секундантами вы, стало быть, назначили себя, и… Владимира?

— У тебя есть другие кандидатуры?

— Да нет, почему же, — я вежливо пожал плечами. — Только…

— Что?

— Его-то вы зачем втягиваете? Ясно же, что Совету не понравятся ваши инсинуации. В конце концов, мы уедем, а ему здесь жить.

— Мне нравится твой настрой, — шеф похлопал меня по колену.

— В смысле?

— Ты говоришь: «мы уедем». А значит, и мысли не допускаешь, что можешь проиграть.

Я задумался. Самое большее, через час, мне предстоит драться с вервольфом, и может быть, умереть. Испытываю я что-нибудь по этому поводу? Может быть, волнение, трепет, страх? Нет. Не испытываю. Есть некоторое чувство дежавю. Похожие ощущения мне приходилось испытывать в Сирии.

Не давало покоя другое: шеф, не задумываясь, не спросив даже у меня, поставил на карту мою жизнь. И более того, жизнь другого живого существа… И всё это — для реализации каких-то своих целей…

— Приехали, — Алекс уже открывал длинную дверь Кадиллака, и выставлял ногу на вытертую красную дорожку.

— Я не буду убивать на потеху толпе, — сказал я со всей внушительностью, на которую был способен.

— Ну и прекрасно, — мягко высвободив свою руку, Алекс покинул машину и воззрился на меня сверху вниз. — Тебе и не придётся этого делать. Если вервольф убьёт тебя…

Пока шли к спортзалу, спускались в подвал, где был расположен второй зал, с Клеткой, и трибуны вокруг, пока я переодевался — всё необходимое предоставили устроители поединка, — мы с Алексом не сказали друг другу ни слова.

Он был рядом: собственноручно замотал мне руки, помог набросить халат… И только перед входом в гексагон хлопнул меня по плечу и коротко бросил:

— Ни пуха.

Я не ответил.

Всё вокруг казалось каким-то игрушечным, ненастоящим. И эта клетка, предусмотрительно укреплённая дополнительными стальными балками, и пол под ногами, белёсый, в царапинах и застарелых пятнах, и зрители, коих в такой короткий срок собралось великое множество: на трибунах не было живого места.

Они колыхались, бурлили, изредка являя знакомое лицо: белозубое, с мальчишеской улыбкой, лицо мага — имени его я так и не узнал. И красную бандану флибустьера, и толстую косу леди-пилота, и что уж совсем удивительно — чёрные, до пояса, локоны ведьмы Матрёны Потаповны. Здесь она сияла чистым блеском красоты и молодости, окруженная сонмом восхищенных поклонников и подобострастных ухажеров.

Вервольфы, стригои, какие-то виденные в клубе тёмные личности — все флаги были в гости к нам. Я даже удивился. Или в их мире столь мало развлечений, что простой поединок вызывал столь сильную ажитацию, или вервольф — мой противник — был известной личностью. Может быть, знаменитым бойцом.

О себе я иллюзий не строил: маг в желтой майке правильно сказал. Я всего лишь незнакомый с правилами новичок.

Рядом с Алексом вдруг воздвиглась гигантская фигура Владимира. Он поднял руку в приветственном жесте, и я ответил.