Карфаген 2020. Апгрейд (СИ) - Ратманов Денис - Страница 60

Те, видимо, получили рекомендацию прекратить беспредел и разогнать полицейских, но журналисты остановили их. Уж слишком очевидна вина сотрудников клиники. Офицеры сообразили, что препятствовать операции — вызывать общественный резонанс.

Из коммуникатора доносится голос какого-то лейтенанта Суннаро:

— Всем полицейским внешнего патруля — собраться возле центрального входа! Леонард Тальпаллис, немедленно выйти на связь!

Кладу шлем во флаер. Кажется, что земля уходит из-под ног и понятный мир рассыпается на фрагменты. Я уже придумал, как оправдываться: притворюсь инициативным дурачком. Сейчас мне нужна Мариам, а ее все нет и нет. Уже почти все полицейские облепили порог главного здания питомника, окруженные кольцом журналистов. Повторно звучит приказ, и из флаера вылезает Кириан.

— Ты не слышишь, что ли? Тебя зовут!

Собираюсь ему ответить, и по телу прокатывается горячая волна удовольствия. Хватаюсь за обшивку, пытаюсь отдышаться. Удовольствие меньше, чем от близости с Танит-Элиссой, но перед глазами темнеет, и на миг я становлюсь удовольствием, растворяюсь в нем. Не оргазм — ощущение блаженства, пронизывающее каждую клетку тела.

Ты предотвратил преступление 3 степени сложности!

Осталось предотвратить 372 правонарушений (предотвращено 128).

Благодаря благословению Танит у меня не плюс десять, а плюс пятьдесят преступлений, и до следующего осколка Сферы познания всего двадцать два преступления, а с ускорителем от Танит, умножающим достижения на пять — пять преступлений!

Очухавшись, молча следую за Кирианом, слышу свое имя от офицера, делаю вид, что удивлен, взбегаю по ступеням, расталкивая коллег, становлюсь рядом с лейтенантом Суннаро, незапоминающимся мужчиной моих лет, и как можно громко ору, вытянувшись в струнку:

— Леонард Тальпаллис по вашему приказу прибыл!

А сам сканирую лейтенанта, чтобы с помощью программы понять его настрой: он относится ко мне с равнодушием. А вот в рядах журналистов слышу жидкие аплодисменты и реплики: «Вот он, смотри!», «Он первый…», «Снимай, не зевай!».

Лейтенант быстро ориентируется в происходящем, подходит ко мне, пожимает руку.

— От имени родителей похищенных детей, а так же всех полицейских выражаю тебе благодарность за проявленное мужество!

Аплодисменты громче, теперь к журналистам присоединяются и полицейские.

Второй лейтенант задает неосторожный вопрос:

— Я вижу, что ты рядовой. Почему ты возглавил операцию?

Делаю придурковатое лицо и развожу руками:

— Я предположил, что командир нашей группы в сговоре со злоумышленниками, мы его обезвредили. А поскольку связи с центром не было, и никто не решался, я взял командование на себя.

— Это смелый поступок, Леонард!

Отношение второго офицера подскакивает до интереса. Значит, эти офицеры не в деле, и, по крайней мере сейчас, опасаться нечего. Все получилось, как я хотел. Осталось добить предотвращенные преступления до ста пятидесяти и дождаться подтверждения, что мою кандидатуру одобрили для участия в «Полигоне».

Ну и не нарваться на пулю, потому что мне наверняка постараются отомстить.

Нашу команду и еще пять экипажей оставляют следить за порядком, пока не приедут следователи и не прибудут флаеры для доставки виновных в места содержания.

Перевожу взгляд на светящиеся окна, где к стеклам прилепились сотни детей, которые здесь выращивались на убой. Что будет с ними? Сменится руководство, но их участь предрешена: они останутся здесь, будут играть и развлекаться, окруженные заботой воспитателей — донор должен быть здоров и счастлив. А потом повзрослеют и пойдут под нож.

Так же выращивают свиней на убой. Одним детям — свобода и будущее, другим таким же детям — застенки и смерть.

Озаряя двор оранжево-красными вспышками мигалок, приземляется медицинский флаер, скрывается за офицерским «ястребом». Навстречу выбегает раскрасневшаяся Мариам, несется ко мне, оператор за ней еле поспевает, над ним, как две гигантские стрекозы, летят дроны.

— Лео, стой! — кричит она мне, направляющемуся к персоналу питомника, столпившемуся возле антенны.

Останавливаюсь, жду, пока она добежит, и спрашиваю, кивая на общежитие с тремя освещенными этажами и двумя верхними, где проводятся операции, а сейчас черным-черно.

— Как ты думаешь, это правильно?

Вопрос сбивает ее с толку, она переводит взгляд на оператора, который пожимает плечами.

— Что — правильно?

— Питомник. Он продолжит существовать после того, как отсюда заберут похищенных детей со второго уровня. Просто сменится руководство, и всех тех детей, — указываю на общежитие, — вырастят и выпотрошат.

— Ты обещал интервью. — Порыв ветра подбрасывает огненно-рыжие волосы Мариам, залепляет лицо, пока женщина убирает их, отвечаю:

— Завтра в десять утра — нормально?

— Ммм, двенадцать, — говорит она после секундных раздумий. — Работы много. Не успею.

— По рукам. Последняя просьба: сделай что-нибудь, чтобы у этих детей появился шанс.

Программа показывает, что интерес Мариам ко мне сменяется уважением. Уверен, журналистка сделает все, как нужно. Киваю Мариам, разворачиваюсь и отправляюсь выполнять распоряжение офицеров, и неожиданно всплывает текст:

Сострадание +5 (итоговое 10 ЕД).

Ты можешь конвертировать 10 ЕД сострадания в одно свободное очко характеристик.

Начать процесс?

Помню, чем конвертация обернулась в прошлый раз, и отказываюсь. Параллельно отмечаю, что единицы сострадания не увеличиваются благодаря благословению Танит.

В час ночи прибывают флаеры для погрузки заключенных. Следователи уже опросили часть персонала и отпустили непричастных к похищениям. А я все эти три часа смотрю в горящие окна детского общежития, очень хочется пойти туда, вытолкать детей на улицу, напугать, чтоб они разбежались и никогда сюда не возвращались, но у меня приказ.

Да и что я изменю сейчас? Дети без опеки не выживут, меня разжалуют. Зато проявилась еще одна причина добраться до самого верха и вывернуть реальность наизнанку. Потому что мир, где функционируют такие питомники, не должен существовать.

Только в два часа ночи мы возвращаемся патрулировать свой район. Оллеба забрали сотрудники внутренней безопасности, я остаюсь в роли исполняющего обязанности командира экипажа. Эд улетел с братом в больницу, мы с Кирианом вдвоем. Работы особо нет, и я, пользуясь ситуацией, дрыхну в кресле — нужно немного восстановиться перед интервью.

В восемь утра сдаю смену и, зевая, топаю в общежитие вместе с Киром, который носится вокруг меня, как восторженный щенок, — он впервые оказался в центре настоящего события! Минуем людный темный коридор, где толкутся возвращающиеся со смены полицейские, выходим на улицу и идем по тротуару вдоль проезжей части. Сворачивая челюсть от зевоты, борясь с усталостью, пытаюсь распланировать день.

Поспать пару часов. Затем — в душ. На интервью. Обязательно — к Элиссе, меня по-прежнему к ней влечет…

Поток мыслей обрывается почти материальным ощущением опасности. Словно невидимые пальцы сжимают горло, словно ледяной нож входит под сердце.

Приходит понимание, что скоро меня попытаются убить. Раньше я отмахнулся бы от ощущения, теперь же прислушиваюсь к интуиции как никогда, потому что ее голосом говорит Танит и Шахар.

К тому моменту до главного входа в общежитие остается метров пятьдесят. Стараясь вести себя естественно, окидываю окрестности быстрым взглядом. Логичнее всего караулить меня здесь после смены. Скорее всего, киллер ждет, пока я подойду поближе. Он где-то за черными стеклами ступени, здесь восемь этажей — не поймешь, где именно. Но может и ждать среди людей, пряча пистолет, чтобы поравняться и выстрелить в упор. Вон те металлопластиковые кафе в парке — тоже отличное убежище.

Если резко изменю маршрут, он выстрелит. Начну тупить — тоже выстрелит. Знать бы хотя бы, где он засел, чтобы залечь в укрытии…

В паре метрах от нас останавливается такси, оттуда вываливаются два пьяных парня, один тычет в меня пальцем: