Целитель 12 (СИ) - Большаков Валерий Петрович - Страница 41

— Сплю!

Темнота за окнами и тишина убаюкивали. Я медленно погружался в затейливую путаницу снов…

Вторник, 2 мая. Утро

«Бета»

Одесса, улица Суворова

Ранним-ранним утром «Бриз» пришвартовался в Одесском порту. Досмотр длился недолго — здешние мытари были весьма любезны, куда не надо, не заглядывали, и уже полчаса спустя таможня дала «добро».

Пограничники, санитарные врачи, портовые инспекторы — все наперечет оказались милыми и вежливыми людьми.

Инфильтрация, по плану «Б», должна была состояться завтра к вечеру, после отплытия, а сегодня «иностранному» экипажу самое время себя показать, да на людей поглядеть.

Гирин, при полном параде, заглянул к Ромуальдычу — и сам себе показался туземцем. Что его джинсовый костюмчик? Вот Вайткус выглядел стопроцентным европейцем.

В штанах «карго», в умопомрачительной замшевой куртке с бахромой по швам, в черных очках «авиатор» и с трубкой в зубах, вид он имел совершенно нездешний.

— Nun, gehen wir spazieren, Olaf?[1]- небрежно отпустил боцман.

— Ja, — понимая с пятого на десятое, старательно выговорил Иван, — la oss se oss rundt i det minste.[2]

Ромуальдыч весело оскалился, и уверенной походкой бывалого вышел на палубу. Сзади подкрался Рустам.

— Куда это вы намылились? — ухмыльнулся он, ладонью водя по наголо выбритой голове.

— Рекогносцировка, — проворчал Вайткус, неодобрительно глядя на Рахимова.

— Ну, мы хоть и не советские моряки, — залихватски подмигнул спецназовец, — но лучше сходить втроем! Я щас.

Рустаму хватило минуты, зато он весьма артистично обратился в турка.

— Ne duruyoruz? Kimi bekliyoruz? — бодро поинтересовался он. — Hadi gidelim![3]

Из всего сказанного Гирин понял лишь приглашающий жест Рахимова, и затопал следом.

Немецкий, норвежский и турецкий паспорта сработали, как пропуска-«вездеходы». Пять минут — и трое товарищей уже совершали моцион по улице Суворова.

— Одесса-мама, — сощурился черноглазый, усатый Рустам, быстро обшаривая глазами шумливую аллею напротив.

— Ну, шо вам на это сказать… — начал было Гирин, но его грубо оборвал истошный вой сирены.

На рейде, плюхая по мелкой волне, гнал черно-белый пограничный катер. Воя и квакая, он лихо завернул и подвалил к «Бризу». На узкую палубу кораблика высыпали бойцы в касках и с автоматами наперевес. Крохотная орудийная башенка на носу грозно развернулась к сухогрузу.

Неразборчиво, но явно угрожающе зарявкал мегафон.

— Джаляп! — выцедил Рахимов, мигом перейдя на родную речь. — Онайн секай!

Вайткус до того сжал свою бутафорскую трубку, что та треснула, и он с раздражением отбросил ее в кусты.

— Уходите же, уходите! — выдохнул Гирин.

Он видел «Бриз» с кормы. На палубе никого, а погранцы вот-вот возьмут дизель-электроход на абордаж…

Яркая вспышка отразилась в темных, грязноватых водах, и огромное судно исчезло. Лишь вытесненная им вода сошлась, схлопнулась, поднимая невысокие фонтанчики и пуская круги.

[1] Ну что, прогуляемся, Олаф? (нем.)

[2] Да, осмотримся хоть. (норв.)

[3] Что стоим? Кого ждем? Пошли! (турецк.)

Вторник, 2 мая. Ночь

«Бета»

Орехов, Спецблок

Прижимаясь к стене, Щукин бочком добрался до глухого, кривоколенного переулка, и мягко ушел в тень.

«Темнота — друг молодежи!» — мелькнуло в памяти.

Яркие фонари заливали светом Главную улицу — дозорные видели ее на всем протяжении. С наблюдательной вышки каждый обшарпанный фасад просматривался, каждый метр трещинноватого асфальта. Вот, пусть и дальше любуются, ур-роды…

Александр глянул на часы. Полпервого ночи. Если он попадется патрулю, его задержат. Попинают лениво, запрут в карцере… И прощай тогда даже мнимая свобода!

Громкие голоса вдали заставили Шурика напрячься. Ложная тревога — это патруль вернулся в опорный пункт. Нагреют себе чаю, добавят, чего покрепче — и выпадут из реальности на час-полтора.

Кузьмич рассказывал, спецблок в закрытом городе Орехове появился как бы не в пятидесятых, еще при Сталине. Обычная улочка, застроенная шлакоблочными домами в один-два этажа — и огороженная двумя рядами колючей проволоки с КСП посередке.

До современной теории времени и пространства было тогда, как до Луны пешком, а вот «попаданцев» из сопредельной «Альфы» хватало. Сорок один человек на начало шестидесятого года. От пионера до пенсионера.

Кто-то случайно осилил локальный барьер, и угодил в другой мир. Кому-то не повезло, как экипажу того «Ту-154» — думали, в грозу попали. Ага… Чуть ли не хроноклазм приключился в небе над Уралом! Ученые до сих пор чешут свои умные лбы. По обычаю, на американцев грешили, да куда тем… Такие колоссальные энергии!

А вот «засланцы», вроде него самого, пошли косяком лишь в начале восьмидесятых.

И всех их — сюда. Спецблок к тому времени разросся до микрорайона, только название не меняли, просто стали писать с заглавной буквы.

Щукин недобро усмехнулся. Ладно, там, он — разведчик. Попался? Вычислили тебя? Значит, всё — ждет тебя казенный дом в Спецблоке. Сам виноват.

А Кузьмич здесь причем? Обычный колхозник «с той стороны». Ну, не туда заехал на своем «Беларуси»! Предупреждали ведь его — не езди короткой дорогой, странная она и непонятная. Люди на ней часто пропадали. Пошла бабка Анисья в сельпо — и не вернулась. А дед Лукич? Ну, этот, может, и по пьяни сгинул, так ведь не нашли же ничего, ни бутылки, ни носителя.

А трактористу каково? Тарахтел его аппарат, тарахтел, да вдруг заглох. Искра «ушла». А тут «гаишники» подкатывают. «Ваши документы! Проедемте с нами, гражданин Кузьмичев…»

И проехал — в комфортабельный концлагерь. Вот тебе однушка со всеми удобствами, вот тебе огородик под окнами — живи, да радуйся. А внучат кто Кузьмичу вернет? Нынче они уже и школу окончили, в вузы поступили… Может, и женился кто. Глядишь, и правнуки стали жить-поживать! Но они-то там, а он — здесь. Справедливо разве? Да и за что такое наказание?

«Пора!», — подумал Александр, сгибаясь в три погибели.

Здесь, за «околицей» Спецблока, тянулся маленький овражек, скорее даже промоина, заросшая травой. Обычно такие места живо приспосабливают под свалки, но старшие из «попаданцев» живо навели порядок — в промоине играла местная детвора. За битую бутылку и побить могли. А ты соблюдай!

Щукин без опаски порезаться, опираясь на все четыре конечности, продвинулся к самому краю охранного периметра. «Колючка» обносила Спецблок буквой «П», примыкая к общегородской контрольно-следовой, и вчера служба безопасности затеяла ремонт «наружной» секции — меняли столбы, натягивали новую проволоку.

Шурик осторожно вполз на склон и раздвинул бурьян. Яркий свет заливал «прореху». Половину новых, свежеоструганных столбов уже вкопали. Вон блестят шипастые бухты, а оставшийся проход, будто пробкой, заткнут дежурным «газоном». Во-он там, где отблескивает капот, начинается воля…

Рабочие ушли, оставив маяться двух патрульных. Сидя на пустых ящиках у костра, служивые лениво смолили папиросы. На коленях у каждого лаково отсвечивал «калашников».

Высмотрев диспозицию, Щукин тихонько отполз, прикидывая шансы. Такой случай, как этой ночью, может не выдаться еще годы и годы…

«Побег на рывок!» — нервно улыбнулся Шурик.

А что ему еще остается? Тихо стариться в Спецблоке?

«Жду еще час-полтора, и вперед! — подумал Щукин с холодной, немного отчаянной решимостью. — Как раз у Кузьмича и отсижусь. Звал зачем-то старый…»

Дом, где жил-поживал старик Кузьмичев, стоял неподалеку. Подкравшись к окну, Александр тихонько, кончиками пальцев, постучал по фрамуге. За стеклом замаячила тень, и окно с легким скрипом отворилось.

— Залезай! — лязгнул голос.

Саша крякнул по-молодецки, да и сиганул.