Целитель 12 (СИ) - Большаков Валерий Петрович - Страница 20

Ахи, охи и мерное скрипенье кровати наложат потом, при озвучке. Этот игривый скрип будет часто нестись с экрана, подразумевая известное действо. А зритель пускай уж как-нибудь сам домысливает…

— Снято! Вадим, что там с пленкой?

— Совсем мало осталось, Леонид Иович.

— Заряжайте новую. «Кодак» есть еще? Вот ее. Так, внимание! Перерыв десять минут!

Съемочная группа зашумела, задвигалась, расходясь.

Видов прилег на спину и закинул руки за голову.

— Ты еще больше похорошела, Рита, — улыбнулся он. — Хотя куда уж больше! Раскраснелась… Глаза сияют…

Девушка шутливо погрозила ему пальчиком, но мужчина замотал головой и рассмеялся.

— Нет-нет, любуюсь просто!

— А Инна? — косо глянула Рита. — Ты ее больше не любишь?

— Не знаю даже… — Олег впал в задумчивость. — Понимаешь… Ну, может я сам себя обманываю, но все же… У меня было много женщин, и… Знаешь, я все чаще ловлю себя на том, что мне милее не преходящие минуты вулканического пыла, а долгие дни спокойного, ласкового тепла. Но… Не получается! Никак… Куда легче и проще гореть, чем греть! Чем греться…

Изогнув стан, девушка оперлась одной рукой о тугую подушку с кисточками, а пальцами другой поправила выбившиеся пряди. Перевела взгляд на незадачливого «Владлена Тимошкина», и ласково улыбнулась — Видов уставился в расписной потолок, и шарил глазами по сплетавшимся нимфам, словно ища ответы на незаданные вопросы.

Там же, позже

Мне повезло с такси. Хоть и сиеста, но старенькая «Волга» нашлась. Седой мулат, куривший толстенную сигару, подвез меня всего за пару песо. Я добавил сверху — за скорость.

После облупленных домов Старой Гаваны, «Асьенда-дель-Пинос» выглядела дворцом. Рощица эспаньольских сосен придавала усадьбе стародавний уют.

Меня, впрочем, больше поразило здание посольства, схожее с инопланетной башней. Шустрый консул, заразившись карибским темпераментом, бойко жестикулировал, втолковывая, где искать Риту. А тут же, в Мирамаре!

«Везет!» — подумал я.

Никогда у меня не выходило сюрприз Ритке подготовить — терпения не хватало. Может, хоть сегодня удастся?

На углу асьенды я неуверенно заоглядывался, и решил попытать пышную негритянку в платье-балахоне, тут ли проживает сеньорита Гарина.

— Puedes decirme que la Rita vive aqui?

— Lita? — обрадовалась капитальная кубинка. — Si, si! O-o! — она блаженно закатила белые буркала. — Tienen tanto amor, tanto amor! — и деловито указала толстой, как окорок, рукой: — Izquierda, primera puerta y derecha.[2]

— Gracias… — растерянно промямлил я, ежась в душе.

А в ужаленном сознании крутился, как заезженная пластинка, издевательский перевод: «Така любов, така любов!»

Кака така любов?

Войдя во дворик-патио, свернул и вошел в первую дверь, выталкивая из себя негромкое:

— Ритк, а Ритк…

Шагая анфиладой богато обставленных комнат, я невольно ускорял поступь, пока не уперся в высокие запертые двери. Распахнул створки — и застыл на пороге.

Мне открылась спальня, обширный и ярко освещенный будуар. Картины на стенах, покрытых шелковыми шпалерами, тяжелая мебель из массива эбенового дерева, сверкающая люстра — всё это расплывалось, как декорация.

А на ложе под балдахином, на смятых простынях, сидела моя Рита. Она была чудо как хороша! Румяная, свежая, груди дерзко задираются, противясь земному притяжению… А рядом валяется розовая тушка Видова — моя жена нежно улыбалась этому донжуану задрипанному.

И меня тут же приморозила давнишняя картинка — Инна вот также сидела рядом с этим… Олежей, и так же спело покачивался ее отменный бюст.

Я замертвел. Вся эта «сцена из парижской жизни» длилась секунду или две. Рита подняла голову, узнала меня, ее улыбка на какой-то миг стала еще ослепительней — и тут же угасла.

А я развернулся, и зашагал прочь. Ждал ли я женского окрика или торопливых шагов вдогонку? Наверное, нет. Рита — гордая, и дурацкий лепет, вроде: «Это вовсе не то, о чем ты подумал!», не для нее. Машинально я ощупал радиофон в кармане. Нет, не позвонит…

На душе было мерзко и пусто. И больно. Теперь меня всё вокруг раздражало и бесило — эта чертова жара, эти идиотские пальмы, нелепые и никому не нужные перспективы, «Альфы» с «Бетами»…

— Да пошли вы все к чертовой матери! — устало выругался я, и заметил давешнюю «Волгу». Мулат весело скалился из окна.

Оставалось плюхнуться на заднее сиденье такси, и вытолкнуть:

— Al hotel Nacional de Cuba, por favor.[3]

— Si, señor…

Я откинул голову и закрыл глаза. Сюрприз удался.

[1] «В аэропорт „Антонио Масео“, пожалуйста» — «Да, товарищ!»

[2] (С исп.) «Не подскажете, Рита здесь проживает?» — «Да, да! О-о! У них такая любовь такая любовь! Налево, первая дверь — и прямо».

[3] «К отелю „Насьональ де Куба“, пожалуйста» — «Да, сеньор».

Воскресенье, 26 марта. Утро

Гавана, Ведадо

Рита до того устала за день, до того измучилась, что заснула сразу, не ворочаясь полночи, как ей думалось поначалу, снова и снова переживая… разрыв?

Недоразумение же полнейшее! Причем, происходило всё, как в тягостном сне — и она слова не сказала, и Миша… Молча ушел.

С самого утра эта горестная сцена, этот тоскливый, гнетущий кадр вертелись в голове нескончаемым дублем. Они с Мишей как будто разошлись — безмолвно, одиноко…

А что было делать? Кричать? Ругаться? Оправдываться?

Девушка сжала губы. Ей каяться не в чем. Она в феврале — нет, в январе еще! — честно предупредила, что снимется в «обнаженке». Миша тогда улыбнулся, приятно и нежно, сказав, что будет гордиться своей женщиной, а другие пусть ему завидуют…

Рита запустила пальцы в гривку волос, рассеянно перебирая пряди. Может, повлиял неучтенный фактор?

Между девичьих бровок залегла складочка. Вероятно, Миша вспомнил тот давний декабрь, когда он спешил к Инне, радовался, а та раздевалась для Олега…

И вчера — та же самая картина! Как назло, прямо! Снова Гайдай, снова съемки… Только в роли Инны — другая актриса.

— Возможно… — вяло пробормотала Рита. Только ей от этого не легче.

«Сто-о-оп…» — задумалась она, порывисто напрягаясь.

А почему Миша вообще в асьенде появился? На съемки пришел, а не в отель?

«Старлетку» бросило в жар. Мучительное желание выгородить любимого — всё еще любимого! — достигло такого накала, что даже пересилило обиду.

«Может, он не знал, что это кино? — пронеслось в девичьей головке. — Ну, да! Все же разошлись — хлестать кофе или колу! Юпитера́ — за ширмой, операторские рельсы — за кроватью этой дурацкой… И Миша решил, что я с Олегом! Что я там… живу с ним⁈»

Рита застонала и спрятала лицо в ладонях. Да, именно так всё и выглядело. Недаром же чернокожий администратор в гостинице усиленно тряс своими кучерями: «Но, но, сеньора! Никто вас не спрашиваль, никто не приходиль!»

Да что толку… Девушка бессильно уронила руки на колени. Что теперь? Бегать, искать Мишу, лепетать оправдания? Еще чего…

Она даже звонить ему не станет! Радик в чемодане. На Кубе, хоть и с помехами, но берет… Нет.

Рита гибко встала, и прошла к окну, разбираясь в себе, заныривая в ту душевную муть, что всколыхнулась вчера и никак не осядет. Она вовсе не тешит глупую гордыню, она… Девушка раздраженно пожала плечами. Да боится она!

Боится не успеть сказать всё по радиофону, а если Миша не дослушает, если в ухо запикают частые гудки… Это будет конец.

И почему, почему именно ей нужно «спасать любовь», «сохранять семью»⁈ Что за пошлый долг?

Тяжко вздохнув, Рита поплелась в ванную. Стоя под душем, она равнодушно глядела на себя в запотевшее зеркало. Тоже мне, красавица выискалась…

Девушка с непонятным ожесточением терла мочалкой упругие груди, бока, живот… Для чего это всё? Для кого?