2133: Путь (СИ) - Извольский Сергей - Страница 25

— Марша, ну раздевайся, ты чего как замерзла? — помахала рукой Катрин, держа наготове баллон белого жидкого хлопка.

— Я н-не могу вот так вот раздеться перед незнакомым молодым человеком, — помотала головой Марша.

— Ты его волоком недавно таскала, какой же он незнакомый? Тем более что Никлас без пяти минут твой будущий бывший муж. Если бы у моего полоумного деда все получилось, он бы тебя уже сегодня в спальне…

— Не надо, не надо! — закрыла уши Марша.

— Какая ты чувствительная девочка, Марша, — с выражением произнесла Катрин. Потом, словно бы виновато пожав плечами, глянула на Никласа. Он кивнул и направился к выходу из комнаты. Надеясь, что Катрин не заметила, как плотная ткань его рубашки прилипает к мокрой от пота спине.

Едва Никлас прикрыл за собой дверь, как вдруг услышал глухой звук удара, за которым последовал писк боли и шум борьбы. Приоткрыв дверь обратно, Никлас аккуратно и не привлекая внимания заглянул внутрь.

Марша стояла спиной у стены, на щеке краснел след пощечины. Пухлые губы приоткрыты, рот искривлен признаками приближающегося плача, отчего лицо приобрело нелепое и жалкое выражение. Из глаз уже брызнули дорожки слез, но рыданий не последовало: Катрин держала купеческую дочь за горло. Как раз только что, предваряя попытку зарыдать громко, она вдруг резко ударила Маршу кулаком под ребра.

— Пока мы вместе, вопрос твоего выживания — это умение вовремя сделать то, что я говорю. Если я тебе говорю раздевайся, ты раздеваешься. Если я говорю лежать или бежать, ты лежишь или бежишь в указанном направлении. Иначе или мы все погибнем, или же я сама тебя просто убью нахрен, а труп в болоте утоплю. Меня совершенно не прельщает носиться с тобой как с писаной торбой, и только врожденное миролюбие пока удерживает меня от резких движений. Это тебе понятно?

Марша попыталась что-то сказать, даже начала говорить, но с сиплым выдохом осеклась на полуслове — получив еще один резкий тычок под ребра.

— Да или нет?

— Да.

Катрин чуть ослабила хватку,

— Это было последнее предупреждение, — оттолкнула от себя Маршу Катрин, так что дочка купца звучно ударилась затылком в стену. — Раздевайся, быстро.

Последний толчок был явно лишним. Никлас понял, что Катрин — несмотря на внешне бесстрастный вид, сама не справилась с напряжением, выплеснув скопившееся раздражение на Марше. Впрочем, вмешиваться он не стал, просто прикрыл за собой дверь и направился на кухню. Зверский аппетит, проснувшийся с утра, никуда не уходил, будучи лишь приглушен недавними важными событиями и беседами.

Из еды на кухне Никлас нашел несколько банок с (маринованными?) сосисками. Пока заваривал себе чай, одну банку уничтожил целиком. Как раз к этому времени обе девушки — в облике черно-белых подружек, уже спустились и появились на кухне. Никлас, не скрывая интереса, с кружкой в руках за ними наблюдал.

Выглядела парочка невероятно эффектно. Тонкие обтягивающие платья, многочисленные цепочки поверх ткани и кожи, закрывающие лицо полупрозрачные полумаски; перчатки до локтей — для контраста черные на «белой» Марше, и белые на «черной» Катрин.

Перекусывая недавно сосисками Никлас рассчитывал, что, когда девушки закончат с нарядами, ему организуют обед. Неправильно рассчитывал: оказалось, что одежда — только самый первый этап создания образа. Еще спускаясь по лестнице Катрин на ходу подсказывала Марше, стараясь добиться синхронности движений. И гораздо больше времени заняла — с кратким перерывом на приготовленный Никласом обед, тренировка синхронности движений, поведения и манеры себя держать.

В процессе Никлас с нескрываемым интересом смотрел, как Катрин добивается от Марши понимания. К вечеру все было готово, планы на случай проблем на КПП обсудили. С наступлением темноты — подождав пару часов после того как посты действительно исчезли с улиц, как и предсказывала Катрин, покинули дом. Выехали из гаража на черном звере, как про себя обозвал Никлас дерзкий и резкий на вид темный джи-ваген. Выбрали его потому, что неприметная арендная машинка под созданный общими усилиями образ «богатого студента с двумя шлюхами» не подходила никак.

У КПП на выезде из города Никлас погасил свой страх, вел машину в состоянии ледяного спокойствия. А вот Катрин, как и Марша, заметно нервничали. Но едва джи-ваген подъехал к группе солдат у временного шлагбаума между бетонными блоками, как один из них сразу махнул рукой, показывая проезжать. Остальные трое, как заметил Никлас, на машину даже не посмотрели, отвернувшись.

Выехав из Грайфсвальда, автобанов избегали — двигались второстепенными трассами, которые находились в зоне ответственности ландвера, а не культистов Пути. Катрин показывала дорогу, Никлас рулил, Марша негромко посапывала. Неудивительно — купеческая дочь бодрствовала больше суток. Так что, как только миновали КПП, стоило ей едва расслабиться, как сразу же заснула.

Катрин, сидя рядом на пассажирском месте и показывая дорогу, раз за разом проговаривала Никласу возможные проблемы на вокзале и варианты их решения. Изредка она замолкала, делая долгие паузы и сидя молча в глубокой задумчивости.

Никлас в такие моменты сам беседу не начинал. Глядя на высвеченное фарами серое полотно дороги, расчерченное мелькающей разметкой, он смотрел и словно бы не верил в происходящее.

Всего пара дней с момента его прибытия в Грайфсвальд, и его пусть не совсем размеренная, но вполне упорядоченная жизнь сделала невероятный поворот, то ли пикируя в пропасть, то ли свернув непонятно куда. Но одно очевидно: возврата назад больше нет и не будет. А вот куда теперь приведет его новый путь — совершенно неясно.

Прямым путем до Зверина можно было добраться часа за два. Но из-за выбранного пути по второстепенным дорогам на дорогу потратили всю ночь. Только на рассвете Никлас наконец увидел большой дорожный щит с приветствием гостей на территории Вольного города Зверин. Кроме этого, объявление — дублированное на интернациональном междусловянском языке, гласило, что впереди находится контрольно-пропускной пункт. Ниже, также на немецком и интере, были прописаны рекомендации — приготовить документы, при прохождении пункта пропуска вести себя предсказуемо и спокойно.

— Как мы… — начал было Никлас, едва прочитав послание на щите.

— Никак, нас не будут досматривать. Просто держись правее и проезжай спокойно по самой крайней полосе, — отреагировала Катрин.

Вскоре дорога расширилась, разветвляясь сразу на десяток проездов. Никлас держался правее и действительно — солдат в серой форме только козырнул, поднимая шлагбаум.

— Как это? — не скрывая интереса спросил Никлас, когда они отъехали от пропускного пункта и машина снова набрала скорость на ровной дороге.

— Номер машины. На первый взгляд обычный общегражданский, но у него две четверки в цифрах. Такие номера используются тайной полицией, нас с ним не остановили бы, даже если бы за рулем сидел гудок как у нашей подруги.

— У тебя есть контакты с тайной полицией?

— Нет. Но номер достать смогла.

— Ясно, — кивнул Никлас.

Для него, выросшего в Африке, номера на машинах были не очень привычны — в А-Зоне больше в ходу опознавательные тактические знаки и расцветки камуфляжной раскраски, говорящие о принадлежности к отрядам. Номера на машинах повсеместно были лишь в некоторых городах, но города Никлас посещал не так уж и часто.

— Теперь нам уже недалеко. Минут десять по прямой, потом въедем в город и вокзал там совсем рядом, я покажу.

— Катрин, — сзади вдруг раздался голос Марши с вернувшимися протяжно-капризными нотками. Судя по тону, проснулась она давно, просто до этого момента не привлекала внимание.

— Слушаю тебя, — развернувшись, села Катрин на сиденье вполоборота.

— Я тебя как-то обидела?

Сейчас, кроме капризных ноток, в голосе Марши Никлас отчетливо услышал напряжение.

— Брось, как ты можешь меня обидеть?

— Я не знаю. Просто мои губы тебе покоя не дают.