Честь Рима (ЛП) - Скэрроу Саймон - Страница 60

Катон глубоко вздохнул и обратился к бандитам, стоявшим в углу.

— Сдавайтесь! Вы в меньшинстве. Вам не выбраться отсюда. Бросайте клинки.

Они замешкались на мгновение, прежде чем старший из них прорычал:

— Пошел ты!

Его выживший товарищ был нервным на вид молодым человеком. Катон увидел, что кинжал в его руке колеблется, и обратился к нему с приказом.

— Брось его, или его выбьют из твоей руки. Бой окончен, парень.

Прошло короткое колебание, прежде чем юноша бросил свой кинжал на землю у ног Катона и быстро отошел от своего спутника.

— Трус, — прорычал второй головорез. — Хренов трус! — Он открыл рот, чтобы заговорить снова, но стремительно брошенный Катоном табурет попал ему прямо в лицо и ударил его головой об оштукатуренную стену. Он застонал и упал на землю, кинжал выпал из его пальцев. Бой закончился всего через несколько мгновений после его начала, и звуки неровного дыхания, тихое потрескивание и шипение горящих поленьев звучали неестественно громко, поскольку среди людей в комнате на несколько ударов сердца наступила выжидательная тишина.

Катон глубоко вздохнул и осмотрел хаос вокруг жаровни, затем отдал приказ своему второму командиру, опциону Катиллу.

— Найди что-нибудь, чтобы связать пленников. Руки и ноги. Затем отведи их во двор за трактиром. Я позабочусь о наших раненых.

Двоих ветеранов, получивших ножевые ранения, усадили на скамью, стоявшую ближе к свету огня, и Катон помог им снять туники. У одного из них была рана на плече, где лезвие прошло через мышцу, не задев кости. Болезненная рана, но не требующая ничего, кроме наложения швов и отдыха, чтобы обеспечить хорошее выздоровление, при условии, что рана не загноится. Другому ветерану, Силению, повезло меньше. Он стиснул зубы и поморщился, отнимая окровавленную руку от живота, и увидел широкий разрез, в который глубоко вошло лезвие и пронзило его внутренности. Кровь темноватой жидкостью вытекала из разорванной плоти раны. Катон уже видел подобные раны и знал, что шансы на выздоровление у ветерана были невелики. В большинстве случаев через несколько дней рана приобретала неприятный запах, и жертва умирала в муках.

— Выглядит паршиво, а, господин? — Силений мрачно улыбнулся.

Катон не ответил, но взглянул на трактирщика, который снова появился в дверном проеме кухни и нервно оглядывал комнату.

— Ты. Принеси мне воды и чистые тряпки. Быстро. — Он снова обратил свое внимание на Силения. — Мы сделаем для тебя все, что сможем.

— Вы ничего не сможете сделать, господин. Вам придется оставить меня позади.

— Я знаю. — Катон кивнул другому пострадавшему. — Вы двое возвращаетесь в Камулодунум.

— Я никуда не пойду, господин. Я не могу идти, да и не хочу лежать в телеге.

Катон мог себе представить, какие мучения вызовет тряска и дребезжание колес телеги на ухабистой дороге.

— Ладно, хорошо. Ты останешься здесь, пока не поправишься.

— Или не поправлюсь…

Катон похлопал его по плечу и встал, когда трактирщик вернулся с ведром и тряпками. Когда он поставил их на землю, Катон обратился к нему.

— Нам понадобятся иголка и нитки.

— Моя жена знает, где они, господин.

— Тогда иди и приведи ее.

— Я не могу. Она гостит у родственников в Лондиниуме.

Катон скрипнул зубами от досады.

— Ладно. Тогда убери этот беспорядок и принеси нам еще еды и вина. Иди.

Трактирщик поспешно вернулся на кухню, а через мгновение появился мальчик с ведром и шваброй и принялся за работу. Катон, как мог, перевязал раны двух ветеранов, затем подобрал один из кинжалов и помог Катиллу вытащить связанных пленников наружу, а остальные люди из его отряда вернули скамьи и столы на прежние места вокруг костра.

Когда пять связанных членов банды были расставлены у стены конюшни, он осмотрел их при слабом свете. Человек с тяжелой раной на голове был еще в сознании и что-то тихо лепетал, а его товарищ, которого ошпарили, пришел в себя и стонал в агонии. Фестин и член банды, отказавшийся сдаться, угрюмо смотрели в ответ, а самый младший из них выглядел напуганным.

— Это, наверное, самая замечательная банда головорезов, из тех что мне когда-либо приходилось видеть, — прокомментировал Катон Катиллу.

— Что вы хотите с ними сделать, господин?

Катон почесал челюсть, как бы размышляя, прежде чем ответить.

— Сначала несколько вопросов.

— Спрашивай, — усмехнулся Фестин. — Мы ничего не скажем. Верно, парни?

Только мужчина рядом с ним поддержал его ворчанием. Юноша ничего не сказал и попытался перестать дрожать.

— Правда? — Катон медленно кивнул. — Это мы еще посмотрим.

Он подошел к ним и присел на корточки перед человеком рядом с Фестином, а затем вонзил острие кинжала в ногу головореза, чуть выше колена. Челюсть мужчины открылась от шока, затем он взвыл от боли, когда Катон провернул лезвие влево, затем вправо, затем вытащил его и вытер кровь о подол туники бандита. Он взглянул на Фестина.

— Готов говорить?

— Отвали.

— А ты крепкий орешек, я погляжу. Судя по твоему виду, ты когда-то был боксером. — Катон решил поработать над тщеславием этого человека. — Твое лицо кажется знакомым. Ты когда-нибудь дрался в Риме?

— Восемь лет назад. Перед самим императором. Старый Клавдий подарил мне золотой торк, когда я стал чемпионом.

— Теперь я вспомнил.

Фестин усмехнулся.

— Полагаю, ты помнишь, как его жена тоже отсасывала мне? Ты долбанный идиот. Я никогда в жизни не был в Риме. Ты думаешь, что сможешь меня разыграть? С кем, по-твоему, ты имеешь дело? Я не собираюсь выкладывать все начистоту. Ни тебе, ни кому бы то ни было. Я дал клятву молчания самому Дису[8]. Так что отвали со своими вопросами.

— Понятно. — Катон переложил рукоятку кинжала в нижний хват, напрягая нервы человека напротив, чтобы убедить его говорить. — Может быть, ты и не выложишь все начистоту, но это сделает кто-то другой.

Он вонзил клинок в живот человека, стоявшего рядом с Фестином, и жестоко рассек его поперек, а затем выдернул кинжал. Сквозь разорванную ткань туники бандита вывалились жирные серые кишки. Его глаза зажмурились, он закрутил головой по сторонам, его рот широко растянулся, когда он закричал. В конце ряда пленников голова юноши дернулась в сторону, и его вырвало. Фестин отпрянул от своего смертельно раненого товарища, и Катон наклонился к нему, на этот раз вытирая лезвие о тунику боксера, прямо под его подбородком.

— Тебе лучше быть готовым к разговору прямо сейчас.

Фестин был потрясен, но быстро пришел в себя.

— Какой в этом смысл? Мы уже мертвецы. Разве не так?

Он пытался казаться храбрым, но его тон выдавал отчаянную надежду. На этом Катон мог сыграть.

— Может, и нет. Зависит от того, скажешь ли ты мне то, что мне нужно знать.

Фестин ничего не ответил.

— Зачем ты искал Макрона?

— А ты как думаешь? Уж, конечно же, не для светского визита вежливости. У нашего лидера изменились планы, и он хотел его видеть и его жену.

— Тебя послал Мальвиний? — Катона охватил внезапный страх. — А как же мать Макрона? Порция?

— А что с ней?

— Вы причинили ей вред?

Фестин покачал головой.

— Зачем? Пока она ведет свои дела и платит, зачем нам убивать старую ведьму? Нам просто нужно показать пример на Макроне, чтобы никто больше не осмелился просить Мальвиния сделать им поблажку.

В голове Катона на мгновение возникли образы того, что могло бы произойти, если бы Фестин и его головорезы достигли колонии. Он отогнал эти мысли в сторону. У него было больше вопросов, на которые ему нужны были ответы.

— Сколько человек у Мальвиния?

Фестин вызывающе посмотрел в ответ, поджав губы. Катон встал и холодно посмотрел на него.

— Ты ответишь мне, или я вырежу глаза одному из твоих людей.

Взгляд Фестина метнулся к юноше, и на его лице мелькнуло выражение ужаса.

— Значит, мальчик. — Катон шагнул к нему, и юноша отпрянул назад и покачал головой.