Переворот.ru (СИ) - Маркеев Олег Георгиевич - Страница 66

Из всех вариантов «я уже служил, когда ты…», услышанных Максимовым за всю жизнь, «батин» был самым оригинальным.

«Батя» сцепил пальцы. Получившимся двойным кулаком, как кувалдой, можно было запросто погнуть ствол танка.

— Короче, так, сынок. К апрелю пиндосы расчухаются и попрут буром на Багдад. Разбить их в пух и прах дядя Ху не сможет даже при помощи Пророка, а пиндосы не имеют права обосраться. Что мы будем иметь в итоге таких раскладов? Победу пиндосов по-любому. В свете такой радостной для всех нас перспективы решено устроить америкосам и их друганам весёлую жизнь после оккупации. Создаётся «Армия Махди». Урюки с автоматами, а не армия, конечно. Но партизанить должны отчаянно. Улавливаешь мою мысль?

Максимов кивнул без особого энтузиазма.

«Стоило так рисковать, чтобы возглавить сотню фанатиков в чалмах. «Армия» без настоящего «Махди» мне ни разу не оперлась».

И тут он уловил едва заметное шевеление за плащ-палаткой. Кто-то не выдержал нервного напряжения и чуть изменил позу. Совершенно бесшумно, надо сказать. Максимов обострённым чутьём почувствовал только долетевшую волну уплотнившегося воздуха. Но и этого ему хватило, чтобы в сознании вспыхнул нечёткий образ человека.

Крупного, с хорошо тренированным телом, победившим старение и накопившиеся возрастные болячки. Он ещё не привык к новой, бурлящей силе, влившейся в тело. Чувствовал себя немного стеснённым, как в новой одежде. Но ему очень нравилось быть таким — новым.

Поймав образ незнакомца, Максимов теперь отчётливо почувствовал на себе его взгляд. Особенный, расфокусированный взгляд, одновременно схватывающий все внешнее и проникающий в самые глубины.

Незнакомец явно, как и огненную силу, лишь недавно приобрёл этот особый взгляд. Выдавало неумение вовремя остановиться. Незнакомец больше смотрел, наслаждаясь недавно приобретённой способностью, чем видел.

Максимов решил не закрываться от чужого взгляда, хотя мог это сделать легко, стоило представить, что тело покрыто начищенными до зеркального блеска доспехами.

— Ну что, сынок, скажешь?

— А у меня разве есть варианты?

— Смотря у кого. У Макса Драгача, позывной «Дауд» шансов никаких нет. Нету больше Максимки Драгача! От такая пидерсия приключилась, бля! — «Батя» шлёпнул себя по ляжкам. — Был, но весь вышел. То ли погиб в рейде, то ли в битве за Багдад героически взорвал себя вместе с пиндосским «Шериданом». Или, замотавшись в халат и чалму напялив, пошёл шахидствовать вместе с урюками. Ну и сгинул, само собой. Раньше, чем его вычислила военная контрразведка америкосов.

По тому, с какой не скрываемой иронией «Батя» называет фамилию, под которой Максимов вышел на тропу из Парижа, он понял, дела хуже некуда.

Паспорт он купил у «специалиста» по наводке хозяина тира. Со слов «специалиста», сербский паспорт увели у русского парня, перебравшегося в Париж после войны на Балканах. «Пристегнуть» к паспорту подходящую «легенду» Максимову труда не составило, благо сам успел отметиться в тех же края и в то же время. Хозяин паспорта явно слегка изменил фамилию или целиком взял сербскую, доискиваться, кто он был по метрикам ЗАГСА родного российского города, никто не стал бы себя утруждать. Поэтому Максимов скомпоновал «легенду» частично из собственной биографии, частично из «модус вивенди» знакомых. Благо «модус операнди»[51] у всех был одинаковый.

«Легенду» ещё никто не пытался «пробить» по-настоящему. Очевидно, считали, что наёмник — существо интенсивно, но кратко живущее. Тем более, что предложение давно превысило спрос. Все малолетки, максимум с сержантскими лычками ВДВ, как с ума посходили, и лезли в «солдаты удачи».

«Батя» переворошил бумаги на столе. Достал красную корочку паспорта. Бросил Максимову.

— А у этого кадра шанс есть.

Максимов развернул паспорт. С первой страницы на него смотрело его собственное лицо. В нужных графах стояли подлинные данные: Максимов Максим Владимирович, 1965, город Москва.

Номер, правда, не совпадал с номером паспорта, что он оставил в банковской ячейке в Париже. И организация, выдавшая паспорт. Подлинный был МИДовский, выправлялся по ходатайству министерства культуры. А это был выдан консульским отделом посольства России в Тегеране.

Максимов перелистнул на нужную страничку. На штемпеле стояли данные старого паспорта.

— Что же вы паспорта теряете, гражданин Максимов? — с хитрой улыбкой спросил «Батя». — Пришлось вот новый вам выправлять. Нехорошо. Паспорт это… Это, бля, тебе не бумага для подтирки, а частица Родины, которую мы берём с собой за границу! — с неожиданным пафосом изрёк «Батя».

— Вы, случаем, не по политической части в Союзе служили? — поддел его Максимов.

— По контрразведывательной, — с той же улыбочкой ответил «Батя». Тяжело вздохнул. — Что же ты, сынок, про нас так плохо подумал, а? Думаешь, мы тут дураки, да? «Пробить» никого не сумеем? Или в архив родного ведомства нам доступ перекрыли? Ох-хо-хо… Да я, если бы захотел, даже первый твой молочный зуб, что мамка хранила, да потеряла, нашёл бы!

Он подался вперёд, стол дрогнул.

— Ты зачем, дурья башка, с Мустафой в шуры-муры играть решил? Что ещё за задание в интересах Ирака, но не на его территории?

Вопросы хлестали так, что Максимов поверил, что «Батя» в прошлой жизни в контрразведки послужил. Да и в этой не далеко ушёл от прежней профессии.

Переждав психологическую атаку, Максимов непринуждённо ответил:

— Именно в шуры-муры. Что остаётся делать, когда тебе говорят, сначала типа ликвидируем, а потом дадим задание? Только соглашаться. Потому что ответить «да пошёл ты, Мустафа!» нет никакой возможности.

Взгляд «Бати» немного потеплел.

— И ты решил сдёрнуть при первой же возможности?

— Я бы уточнил, до первого выстрела в мою сторону.

— Моло-о-дца! — уважительно протянул «Батя». — А если я тебя в интересах Мустафы опрашиваю?

Максимов не дал себе дрогнуть и хоть краешком глаза посмотреть за плечо «Бати».

Сканирующий взгляд из-за плащ-палатки был такой ощутимо плотный, что Максимов счёл за благо закрыться.

Немного подумав, ответил:

— Я бы поверил, если бы не расход керосина. Дорог нынче керосин, чтобы его на фокусы тратить. И ПВО могли наш «борт» сшибить. Чисто по глупости. Нет, для беседы вполне бы хватило подвальчика в Багдаде.

«Батя» с видимым удовлетворением кивнул.

— Ладно, зачёт принят. А почему ты, Максимов, с таким послужным списком сам работу искал? В Москве, разве, не к кому было обратиться?

— А вы давно были в Москве?

— Хочешь сказать, все так запущенно?

— Ещё мягко сказано.

Судя по промелькнувшему по лицу «Бати» выражению, амплитуда его отношения к тем, что понимается под термином «Москва», как и у Жеки, колебалась от зубовного скрежета до слабо скрытого презрения.

«Так, уже понятно, через кого подводка шла, — сделал вывод Максимов. — Спасибо Жека, удружил».

— И ты, значит, частым порядком подвоёвываешь. Так сказать, приватизировал знания, которые тебе Родина дала?

Максимов понял, что теперь его «пробивают» на патриотизм. Решил особо не таиться. Выложил, что всегда носил в себе.

— Во-первых, моя Родина — Союз. За него отец воевал и погиб. Ну и я потом подключился. Плохо или хорошо, не мне судить. Но «Красную звезду», как отец, получить смог. У него их, правда, две были, не считая прочих. У меня не сложилось. В девяностом меня вышибли, за то, что в Вильнюсе вёл себе неадекватно политическому моменту. Надо было сдавать всё, как Горбатый, а я… Не умею имитировать кипучую деятельность в ожидании команды «отставить». Чем, наверное, и дискредитировал высокое звание советского офицера. Короче, своей Родине я ничего не должен. И не потому, что расплатился сполна. Просто кредитора больше нет. А отрабатывать долг нынешним — ну его нафиг! Уж им я точно ничего не должен.

— Значит, свободной России служить не желаем? — усмехнулся «Батя».