Колыбель для ласточки (СИ) - Дока Анастасия Константиновна - Страница 54

— Нам нельзя там появляться. Предупреди Четвёртую.

— Если ты затеяла какую-то игру, лучше прекрати её немедленно.

— А ты ничего не затеял?

Наталья решила придерживаться изначального плана: всё-таки слова отца занозой сидели в сердце — не чувствовала она уверенности в собственной игре. Боялась.

— Не обманывай меня, Пятый.

— Ты о чём?

— Ни о чём. Позвони ей. Никому из наших нельзя попадаться. — Она убрала телефон и снова развернулась, уходя прочь от кафе.

Пятому не понравилось окончание разговора. Неужели Наташа догадалась о его планах и теперь играет по собственным правилам?

Пятый не стал звонить Агнецкой.

Григорий был расстроен, а Ирма ничего не замечала. Тихо ушла, тихо вернулась, правда с пакетом. Появилась надежда и тут же поблекла. Жена, не прячась, убрала коробку в холодильник, бросила: «Это не тебе». Агнецкий не обиделся — удивился. Ирма вела себя как в обычный день. Взяла приборы принялась за гаспачо, ему не предложила. Агнецкий взял тарелку, сел напротив, заглянул в глаза, спросил с намёком:

— У кого-то сегодня праздник?

Ирма задумалась, проглотила суп, снова зачерпнула и ответила:

— Можно сказать и так. Раз ты спросил, Гриш, то сегодня вечером я пойду по делам. Вернусь глубокой ночью. Ложись без меня.

Она макала хлеб в гаспачо, а Григорий терял остатки аппетита.

— Чего не ешь?

— Уже поел, — не стал расспрашивать. Поставил тарелку на место и вышел из кухни. Обида превращалась в злость, а злость в обиду, туда-обратно. Григорий больше не ждал поздравлений, он мысленно мирился с тем, что в день рождения будет следить за женой и застукает у любовника. Закрыл общую спальню на ключ, подошёл к сейфу, достал так и не подаренное украшение. Пока Агнецкая упивалась предстоящим триумфом, доедая гаспачо, Григорий выбрасывал в окно жемчужину за жемчужиной, а вместе с ними и свои чувства. Когда жена наливала вторую порцию супа, он вновь открыл сейф и стал заряжать пистолет.

Второй рассказал Лене, в чём дело, не сомневаясь в её реакции. Она же открыла, нарушая пункт — не иметь контактов с игроками после выхода из «Соседей», значит, была с ним на одной стороне. Но к его удивлению, Лена слушала, плохо скрывая ужас. Растерянный Второй позвонил маме. Лена зашла в ванную комнату, включила воду и набрала 112.

А в это время шестеро стучали клавиатурой, пальцы со скоростью звука носились по буквам. По требованию Светилова шли поиски журналистов. Таблица имён, расположенных по алфавиту, быстро заполнялась прочерками. Дошли до последней буквы — «С».

Фурский искал информацию о происшествии у коттеджа «Ласточка», пробивал сведения по своим каналам. Узнал, что следствие идёт, и уже установили, что вместе с жертвами была женщина, скрывшаяся с места преступления. На этом всё. Но полиция работала и в другом направлении — по ещё одному двойному убийству.

Фурского пробрал озноб. Он отлично знал и имя жертвы, и имя убийцы.

— Идиот Второй… — исходил он гневом, вычищая компьютер, — наследил, так что теперь никакие связи не помогут. Кретин, с…ка, как можно было так необдуманно убить, да ещё и так грязно?! Какая дрянь снесла ему крышу? Неужели дело в ошибке Агнецкой? Надо успокоиться. Я всё улажу. Сейчас позвоню в «Жар-птицу», узнаю новости от Кирилла.

С этой стороны всё шло неплохо. Отдыхающие удивились, увидев нового человека на месте администратора, но поверили в байку о болезни Наташи и увольнении Алины, задавать лишних вопросов не стали. Фурский немного успокоился. Но ненадолго. Пока не позвонили со скрытого номера.

Олег сглотнул и принял вызов, догадываясь о том, кто именно звонит.

— У вас хотят узнать, почему игрок убил человека, оставив отпечатки?

Фурского окатило ледяным душем. Холодно стало и сердцу.

— Следующий вопрос заключается в том, почему этим человеком оказался ещё один игрок?

Олег подумал о Карише. О том, что необходимо её спрятать.

— И последний вопрос, — продолжал безжалостный голос, принадлежавший одному из орлов профессора, — почему водитель умер от сердечного приступа, а на его шее отчётливый след от укола?

Фурский не знал, что ответить. Это был тот редкий случай, когда красноречие напрочь пропало. Светилов единственный умел нагнать страха. Страха, с которым Нулевой так и не научился справляться.

— Двое игроков уже раскрыты, — прошипела трубка, — так что… вы знаете, что делать.

Связь оборвалась.

Дрожь пальцев передалась и остальному телу. Прежде стальные нервы растекались бесформенной массой. Олег отлично знал, какие действия должны последовать дальше — убрать свидетелей, порвать с игроками. Заставить замолчать тех, кому нет доверия. Но проблема заключалась в том, что он не доверял никому.

Набрал Каришу, выдохнул с заметным облегчением, когда она ответила, и произнёс всего два слова:

— Родительский дом.

Он знал, она поймёт посыл и надеялся, послушает. Сейчас его главной задачей было спрятать, уберечь, защитить любимого ангела. Больше всего на свете Фурский боялся, что пострадает она, ни в чём не повинная и ничего не знающая.

Александра пыталась остановить Карину, но ей не удалось. Младшая сестра взвилась с места, как только приняла вызов. Никакие доводы рассудка не слушала. В её глазах читалась абсолютная преданность.

— Они моя семья, — тихо произнесла она, выдергивая руку из хватки Александры, и бросилась к выходу.

Детектив провожала её взглядом и жалела. Эта история не могла закончиться хэппи-эндом.

Фурский удалил всё с компьютера, мобильника, из облачного хранилища, достал из сейфа запасной телефон. В простенькой модели, не чете айфонам, хранились контакты всех отдыхавших в этом сезоне. Всех потенциально опасных.

Лена не могла сказать полиции об убийце в её квартире. Да и как она бы им объяснила происходящее? Тогда пришлось бы сообщить и о собственной связи со Вторым. Прошло два года с момента, как она впервые переступила черту человечности. Влекомая азартом, подписала договор на «Соседей» и шутки ради приняла участие. У неё был нелёгкий жизненный период: все тогда казались монстрами и тварями. Жизни в понимании Лены удостаивались лишь единицы. Но глядя на то, как дыхание покидает Четвёртого, как глаза его наполняются настоящим ужасом, ей тоже стало страшно. Тогда Лена поняла, она не убийца. Она… не хочет быть… убийцей.

Приближаясь к номеру Давида в тот злополучный день, успокаивала себя мыслью о справедливости, защите, ведь он думал, что лот она, обещал убрать. Лена испугалась. Убрать. Разве она хотела умирать? Разве хотел умирать хоть кто-то? Поэтому, когда ей стало ясно, кто лот, она испытала облегчение, несравнимое ни с чем на свете. Конечно, Давид тоже не хотел умирать, и у неё не было никакого желания лишать его жизни, но если выбирать, кто достоин жизни он или она, тогда выбор очевиден.

Она медленно шла к заветной двери, успокаивая собственную совесть, правда та не замолкала, сотрясая сердце и пульсом отдаваясь в руку. Ладони вспотели, к мокрому телу прилипала одежда. Лене казалось, слипались и пальцы, что тянулись к ручке. А дальше… дальше она помнила только ужас Давида и собственные слёзы. Жгучие.

Безмолвные.

Это был первый и последний раз, когда Лена играла.

Проходили дни. Исчерпала себя неделя. Виртуальная валюта по-прежнему лежала где-то в Сети. Лену убивали ночные кошмары. Во сне она снова и снова заходила в номер Давида и угощала того смертью. Запах плоти и разложения, хотя до смрадного процесса и было далеко, кусал ноздри во сне и в реальности, стоило открыть глаза и услышать собственный крик.

Жизнь превратилась в кошмар. Совесть — в удушье. За два сложных года, полных мучений, Лена чётко осознала одно: не все игроки прирождённые психи, некоторые, как она, всего лишь искатели острых ощущений, попавшие в ловушку. И она хотела помочь и им, и себе, хотела уничтожить «Соседей».