Колыбель для ласточки (СИ) - Дока Анастасия Константиновна - Страница 40

— Манина Раиса Павловна, вы обвиняетесь… — договорить не успел, хотя варианты были: Саша с Ваней обсудили эти возможности, потому что выжать правду из странной семейки им нужно было любым способом.

— Да знаю я в чём виновата.

— Мама!

— Доченька, я пыталась уберечь нашу семью. Я покрывала ложь твоего отца и делала вид, будто всё хорошо, хотя знала, что это не так. Но ты так его любила, — Раиса Павловна, уже не сдерживая слёз, перешла на шёпот, — даже не любила, ты его обожала…

— Мама…

— Доченька… я… я… не хотела, чтобы ты узнала о его отношении ко мне, не хотела, чтобы ты узнала об изменах.

— Мама! — Ника подошла, обняла мать. — Но я знала! Я скрывала это от тебя, боясь ранить. Думала, тебя это убьёт! Ты же так верила папе!

— Знала? — Манина выглядела растерянной. — Ника, что ты такое говоришь?

— Прости, мамочка.

— Максим? — повернулась к зятю.

— Да, Раиса Павловна, его измены не секрет. Когда ваш муж выпивал, то много чего рассказывал.

— Мно… много?.. Но это значит… Только не это… — Раиса Павловна схватилась за подоконник, сжала побелевшими пальцами.

— Мама?

— Нет, не может быть. Он… не мог рассказать вам о ней. Нет. Он бы так не поступил!

— Ты о любовнице?

— О любовнице? — в глазах, смотревших на Нику, стоял ужас. — Он и о любовницах рассказывал?

— Он. Рассказывал. И о любовницах, — тут же схватилась за слово Александра.

— Что? — Манина перевела взгляд на детектива.

— Формулировка вашего вопроса: он рассказывал и о любовницах. Что значит это «и»? О чём ещё, кроме измен мог сообщить Давид Альбертович?

Манина отвернулась к окну.

— Говорите уже! Чего вы боитесь? Ну же!

Женские плечи задрожали.

— Сколько можно устраивать спектакль, Раиса? Пора всё рассказать!

Манина ещё крепче вцепилась в подоконник — теперь обеими руками.

Молчите? — продолжала нагнетать Александра. — Вы так напуганы, что готовы и дальше обманывать себя и близких? Станет ли от этого лучше? Станет ли безопаснее, Манина?

— Ма… мама, о чём она?

Селивёрстова забыла о выбранной роли и уже не сдерживалась:

— Я знаю в чём дело! Вы знаете об игре, но страшно вам даже не от этого, а от того, что о ней знает ваша дочь!

Раиса Павловна резко обернулась и стёрла злые слёзы:

— Да, детектив, вы правы! Я боялась того, что он вовлечёт нашу Нику, нашу дочь во всю эту мерзость. Я до последнего надеялась, что этого не произойдёт. А когда в «Жар-птице» умерла Лара, вспомнились все его пьяные рассказы. Мне стало страшно. Поэтому я хотела увезти дочь с Максом из города. Я боялась. Я боюсь! Но Ника ничего не знает! Не трогайте её!

— Вероника, ваша мать права?

— Детектив, я…

— Конечно, она ничего не знает. Телефон у меня. По правилам нельзя сохранять никакой информации, но Давидушка страдал забывчивостью. Он, да что я вам объясняю! Он записывал некоторые вещи, потому что по-другому не мог! Не мог!

— И вы прочли его записи.

— Прочла! Моего мужа убили, я пыталась выяснить правду! Я чувствовала, что однажды соседи до него доберутся, и они добрались. Это они убили Давидушку! Не было никакого несчастного случая, я знаю!

— Мама… мамочка… — Ника плакала, обнимая мать.

— Он стал новым лотом? — спросила детектив.

— Не понимаю, что это значит, но в переписке с любовницей упоминалось это слово. Но я не верю, будто мой муж, мой Давидушка мог кого-то… а потом и сам… нет, я не хочу верить. Не хочу, но… — она усиленно затрясла головой, отгоняя плохие мысли.

— Не хотите, но?

— Александра, он ведь был моим мужем, — голос Маниной дрожал.

— Муж — это слово, и оно никак не исключает…

— Того, что он мог быть плохим человеком? — с болью перебила Раиса Павловна. — Вы это хотели сказать?

Подключился измотанный неразберихой Иван. Роль была отыграна, и теперь он мог вернуться к привычному себе. Подошёл к женщинам, заглянул в глаза несчастной Маниной и произнёс:

— О мёртвых принято говорить либо хорошее, либо ничего. Мы не просим вас осквернять вашу собственную память или память дочери. Пусть хорошее и светлое сохранится в сердцах, вы имеете на это право. Нам нужно только одно — услышать правду. А если вы не готовы произносить столь болезненных для себя слов, тогда покажите. Дайте нам самим взглянуть на записи.

Александра улыбнулась. Она гордилась другом.

Манина понимала справедливость сказанного следователем, слышала его просьбу. Она даже видела искреннее переживание и сочувствие в глазах. Но чувствовала она и дрожь в теле дочери, знала о хрупкости Никиного сердца, и помнила, как тяжело та переживала малейшие неурядицы. А здесь… здесь была совсем не мелочь.

— Я расскажу, — неуверенно произнесла она, выпуская дочь из объятий. — Но только наедине.

Вероника долго смотрела на маму, молчала, а затем сказала то, чего никто не ожидал услышать:

— Не бойся, мама. Я буду любить папу таким, каким знала, и что бы ты сейчас не рассказала, моих чувств это не изменит. Но его образ навсегда останется хотя и любимым, а размытым. Серым. Поэтому мне нужно знать правду. Я хочу её знать, мама. Слышишь? — Ника взяла материнские руки и крепко сжала. — Я выдержу.

И спустя какое-то время Манина кивнула, поверив дочери. Её мокрые глаза встретились с глазами Макса, зять ободряюще улыбнулся. Он тоже знал, что Ника сильная. Его жена могла быть настоящим бойцом, и ему она это уже однажды доказала. Настало время доказать и матери.

— Мой муж, — сглотнула Раиса Павловна, — больше всего на свете любил игры. Он от них зависел, понимаете? Мы и познакомились-то благодаря этой его привычке — играть везде и во что угодно. Он был… — она замялась, — неразборчив.

Все слушали Манину. Никто не решался потревожить ход её мыслей вопросом и даже уточнением. Все ждали.

— Он легко соглашался на любую игру и не задумывался о последствиях. Наша встреча состоялась во время одной из них. Я… я была студенткой и перед экзаменом вместо того, чтобы усиленно готовиться, пришла с подругами на тематическую вечеринку, посвящённую Агате Кристи. Её проводили на другом факультете, но мы с подругами… прости меня, доченька… знали, что там разыгрывают не только книги — фанаты скупали их пачками, но и деньги. «Выживший» получал приличную по тем временам сумму, а нам первокурсницам что ещё надо? Веселье и вкусная еда — о большем тогда и не мечтали. — Манина посмотрела на дочь. — Знаю, что заставляла тебя учиться, не покладая рук, и порой была слишком требовательна, но мне не хотелось, чтобы ты прожигала годы учёбы, как я впустую. По окончании первого курса нас распределяли по узким специальностям, и я из-за своего лёгкого отношения к студенческим обязанностям, не сумела попасть туда, куда хотела. Только поэтому я так наседала на тебя с учёбой, доченька. Только поэтому.

Александра с Иваном переглянулись: им казалось, что Манина уходит от нужной темы, но оба держались от комментариев и старались не делать преждевременных выводов. В конце концов, то, что она не сразу подходила к сути не означало попытку бегства.

А Раиса Павловна тем временем продолжала рассказывать о мероприятии, посвящённом Кристи, вдаваясь всё в большие подробности. Вскоре Александра поняла: долгое повествование — не побег и не привычка — это долгий и болезненный путь женщины, отпускавшей многолетнюю ложь и наконец, принимавшей правду.

Рая уже давно забыла о цели рассказа, и трепетно касалась губами воспоминаний о первом свидании вне стен института, поцелуе в парке и романтичных прогулках в ночи по Невскому, случившихся гораздо позднее того дня, когда они впервые столкнулись с Давидом у импровизированного стенда с портретом Агаты Кристи.

Каждое слово, каждая описанная чёрточка мужа дышали нежностью и теплившимся в глубине сердца теплом. Маленький костерок не хотел оставлять после себя лишь угли, и поэтому сознание продолжало выискивать в прошлом самое лучшее, самое дорогое и вытаскивать эти драгоценные крохи из недр памяти.