Кружева лжи (СИ) - Дока Анастасия Константиновна - Страница 38

— Либо я становлюсь параноиком, — рассуждал он, всё также елозя по тарелке, — либо телефон слишком нагревается. Саша права, и я лопухнулся?

Верить не хотелось, но горячий корпус и торможение мобильника, изначально списанное на частое использование инетом, говорило само за себя. А, если и не говорило, то намекало на то, чтобы догадку проверить.

Гольцев отодвинул так и не съеденный борщ и направился в гостиную. Поднял трубку домашнего телефона. Мама заботливо убавила громкость. Андрей, не вдаваясь в детали, сообщил одному из бывших коллег брата о перегреве телефона, сделав удар на слове «перегрев».

Через пять минут Андрей уже покидал квартиру.

— Ты куда? Узнал, что-то про Диму?

— Нет. Он всё ещё командировке. Всё нормально. Очень занят, поэтому не звонит нам. Не волнуйся. Я скоро буду.

Мама словам Андрея не поверила, вытерла побежавшие слёзы, накапала валерьянки и легла на диван. По телевизору показывали очередного террориста — не славянской внешности и ни капли не похожего на Диму. Но материнское сердце всё равно заболело. Душа тревожилась.

Опасения подтвердились. Телефон прослушивался. О Диме никаких новостей. Исчез.

Гольцев заглянул к соседям по площадке под разными предлогами, пытаясь узнать, где кто болел в последние дни, у кого есть сын примерно его возраста.

У двух соседок дети оказались в младшей школе, в наличии других кровинушек обе сомневались. Одна из них, затейно сверкнув глазками, предложила выпить чая. Совсем немолодой женщине хотелось посплетничать. Андрею пришлось разочаровать её отказом. У третьей болела мать, но детей в их доме никогда не было. Не было у соседки и братьев.

Андрей вернулся домой, укрыл уснувшую мать одеялом, выключил телевизор и сел за борщ. Поел, чтобы не огорчать маму, оставил записку на столе возле дивана, рядом с баночкой валерьянки:‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ 

«Борщ обалденный. Ты мой любимый повар».

А затем взял «очищенный» мобильный и позвонил Александре.

Листы множились, стопки росли. Слова превращались в символы, а имена окрашивались то одним, то другим оттенком. Обычно Александра выбирала цвета, основываясь на половой принадлежности указанного человека, но сейчас каждый нюанс палитры был шагом к разгадке. Пока ещё неуловимой неясной разгадке, но, однозначно, скрытой под ворохом информации.

Разобраться в водовороте событий и множества совпадений помогали как всегда любимая космическая кружка, наполненная ароматным чаем, и пачка с курабье. Последняя вот-вот должна была смениться упаковкой эклеров. Детектив ждала Гольцева, а тот пообещал завезти сладкое к чаю. Что именно покупать она сказала ему сама. И сейчас, закопавшись в бумагах, очень надеялась, что пирожные помогут собрать мысли воедино, потому что пока они разбегались, путались, кружились в странном танце и никак не желали связывать вместе ниточки дела о ВРАЧЕ.

Спасительный звонок домофона, грустная улыбка. Александра хотела бы работать с Бризом, но друг встретил её предложение невнятным «я сейчас не могу, прости». Гольцев же позвонил сам, сам же намекнул на встречу. Она обрадовалась.

— Привет. Взял разных, потому что с клубникой не было, — Андрей прошёл на кухню, поставил коробку на стол.

Александра взяла ножницы, разрезала ленту. Под крышкой прятались эклеры, точь-в-точь такие же, как ей когда-то привозил Дима. Отличались лишь упаковки.

Сердце тревожно сжалось. Лавина воспоминаний едва не снесла со скалы, на которой, несмотря на скользкую поверхность, всё ещё стояла детектив.

«Нельзя о нём думать. Не сейчас. — Отбрасывала она прочь кусочки той, счастливой жизни. — Уходи. Прочь!»

Тряхнула головой. Застыла в нерешительности.

«Я взял каждого вида по одному. Красный…» — сказал Дима.

«Малиновый».

«Красный, — упрямо повторил Соколов, — с клубничным джемом. Оранжевый с апельсиновым кремом. Белый с ванилью, коричневый с «Нутеллой».

«Я буду первый».

На этот раз эклера было три. Без клубничного. Александра потянулась к среднему, с ванилью.

— Ты не сказала, важно ли тебе, где брать пирожные, поэтому я поехал в любимую пекарню брата. Там лучшая выпечка, так что должно быть очень вкусно.

Гольцев улыбался широко и искренне, а Селивёрстова боролась с болью, лживо радуясь угощению. Как же невовремя он вспомнил о пекарне. Как же она надеялась, что это лишь дурацкое совпадение.

Эклер лёг обратно в коробку.

— Не хочешь? Или ты из-за Димы? Прости. Я не подумал. Сейчас сбегаю за чем-ни…

Остановила его движением руки.

— Я уже наелась печеньем.

— Честно?

Александра кивнула.

Он не поверил, но лезть в душу не стал.

— Я тоже на самом деле сыт. Давай к делу, — и снова улыбка. — Пирожные… в холодильник?

— На нижнюю полку. Когда соберёшься домой, заберёшь.

— Ладно. Мама обрадуется. Она любит сладкое. Хотя, какая женщина не любит? Сестра тоже обожает. Особенно всё шоколадное.

— Не доверяю людям, которые не любят сладости.

— Шутишь?

— Нисколько. Семьдесят процентов мужей или жён, ворочающих нос от шоколада, да, Андрей, и такие женщины встречаются, с удовольствием врут своим партнёрам годами, десятилетиями. И не только в мелочах, но и в чувствах.

Гольцев смотрел на детектива с недоверием. Об особенном процентном соотношении разных факторов он был наслышан. В статистику особо не верил в принципе, а какие бы то ни было параллели перестал проводить ещё в тринадцать лет, когда узнал, что его замечательная сестрёнка фанатеет от группы «Король и Шут». По его мнению, группы мрачной и даже депрессивной, мало подходящей такой милой и тонкой девушке.

Гольцев бросил взгляд на серьёзную Александру и, не желая спорить, перевёл тему. — Ого! Сколько записей! — Кивнул на стопки листов. — Удалось найти что-то новое?

— Нескончаемые вопросы.

— С правильного вопроса начинается ответ.

Селивёрстова взглянула на него с интересом.

— Не моя мысль. Брат как-то обронил. А я запомнил.

— Хорошая мысль.

— А что обозначают треугольники? — Андрей взял верхушку, повертел в руках. — Один большой плюс тринадцать маленьких. Какая-то формула?

— Нет. Разложила участников дела.

Гольцев изумлённо приподнял брови.

Александра взяла у него лист и начала разъяснение.

— Всё просто. Большой фиолетовый треугольник — это Снежана Римская. Она тем или иным образом взаимодействует с остальными героями. Возьмём…

— Ты, словно, историю рассказываешь, — позволил себе ухмылку Гольцев.

— Не перебивай. В некотором роде каждое расследование — это книга. В данном случае, уверена, сюжет распланированный и чётко выстроенный. Мы идём по страницам, довольно медленно, к сожалению, преследуя с убийцей одну и ту же цель — дойти до финала. Для нас — это разгадка его основного замысла, и, как следствие, поимка. Для него некая высшая идея, по-прежнему нам непонятная.

— Ясно. Но почему нельзя просто расписать по именам? К чему усложнять?

— К тому, что мне не удаётся найти взаимосвязь между действующими лицами. Я не понимаю, чего хочет ВРАЧ, и кто его следующая жертва. А она будет, не сомневайся.

— Значит, все эти треугольники нужны, чтобы взглянуть на дело иначе?

— Ты догадливый, — подбодрила кивком Александра. — Мне это нравится. Не придётся разжёвывать по сто раз.

«Возможно, я нашла нового помощника», — произнесла уже мысленно и сразу подумала о Бризе.

Его ей всё равно не хватало.

Гольцев вытащил из кармана рубашки маленький икеевский карандаш. — Можно? — Потянулся за чистым листом.

Александра кивнула. Парочка лежала на подоконнике. На всякий случай и для такой вот внезапной своей или чужой идеи. Последняя мигом приняла форму на бумаге.

— Художник я ужасный, — признался Андрей, — но неплохо владею цифрами. Предлагаю каждому… герою… дать своё число.