Кружева лжи (СИ) - Дока Анастасия Константиновна - Страница 25

Снежана молчала.

— Разговор трудный, я понимаю. Но в ваших же интересах продолжить беседу. Вы готовы?

Тишина.

— Вы хотите помочь Марку?

— Д-да. К-конечно.

— Тогда ответьте на вопрос: вы знали, что Ареев подрабатывал в салоне красоты?

Снежана заметно покраснела:

— Он предпочитает не вспоминать то время. Они с другом поспорили, что устроятся работать в салон и сумеют утереть нос девушкам.

— И что в итоге? Утёрли?

— Нет. Марк отлично подбирал тени, но не справлялся с тональным кремом, а его друг, вообще, больше девчонок лапал, нежели красил, поэтому вскоре их…

— Уволили, — закончила за неё детектив. — А вы любите славянскую мифологию?

— Да. А почему вы спрашиваете?

— На месте преступления была обнаружена руна подарка. Идентичный рисунок Марк высылал Ангелине.

— Да. Это я его просила. У меня телефон тогда сел, а мне хотелось с ней поделиться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Она тоже увлекалась рунами?

— Она искала что-то тематическое для заказа. Ну, я нашла символ. Он мне понравился, и я тут же поделилась с ней. А что?

— Рядовой вопрос. Спасибо, Снежана. Вы мне очень помогли. И последнее. — Ангелина знала о любви Марка к Бастардо и Кишмишу?

— Д-да. Она меня как-то спрашивала, и я сказала.

— Хорошо. Думаю, не буду вас больше мучить. Если у меня появятся вопросы, я позвоню.

Виталина так и не вышла из комнаты. Дверь пришлось закрывать Снежане. Она какое-то время подождала подругу, пару раз позвала, а затем направилась к комнате. Вита, словно, почувствовав Снежану, буквально выпала оттуда, и, виновато глядя на подругу, прошептала:

— Я вела себя, как дура. Прости, Снежанка. Нервы сдали… Ненавижу полицию…

— Ничего, Вит, — улыбнулась Снежана. — Мы все люди. Как ты там говоришь? Тараканы с ними? Тараканы с нервами. Пойдём есть пирог.

Снежана сама взяла за руку Виту и потащила на кухню. Виталина едва успела захлопнуть дверь, закрыть душу, где таилось самое важное. Родители были только её частичкой жизни. Они были той территорией, на которую она никого не хотела впускать. Даже подругу. Даже ту, что считала почти сестрой.

Пирог удался. Ароматный и сочный, воздушный и сладкий он на короткое время отогнал всё плохое, что свалилось на головы несчастных женщин.

Доедая второй, но меньше первого кусок, Снежана сказала:

— А мне она понравилась.

— Детектив? — уточнила Вита, хотя ответ был очевиден.

— Да. Я ей… верю. — Снежана задумалась, а затем добавила: — Селивёрстова производит впечатление человека, способного разобраться в сложной загадке. Мне… так показалось.

Подруга вздохнула:

— Вынуждена согласиться. Она не похожа на типичного мента. Вроде ничего такого и не делала, вопросы задавала обычные, но чем-то она мне приглянулась.

— Может, мягкостью?

— Скорее ненавязчивостью и прямотой.

— Наверно.

— Снежанка, я должна объясниться.

— Д-да?

— Да не бойся, — улыбнулась Вита. — Мне кажется, настало время рассказать, почему я так люто ненавижу ментов и почему… не показываю тебе комнату родителей.

— Это личное, Вит, я понимаю. Ты не обязана рассказывать абсолютно всё о своей семье.

— Посторонним не обязана, но ты мне как сестра. Снежанка, ты доверяешь мне, а я должна доверять тебе. Секреты хороши в меру. Но когда из-за них я выгляжу ненормальной, как вышло сегодня, — хмыкнула, — нет. Так неправильно. Тараканы с этим личным. Я не хочу, чтобы ты чёрт-те что обо мне думала.

— Вит, я…

— Снежанка…

Снежана сдалась:

— Если ты хочешь, то, конечно… рассказывай.

Виталина сделала глубокий вдох и начала рассказ.

Снежана мыла чашки и плакала. Она даже не подозревала того, насколько её подруга сильная. Мать погибла у Виты на глазах. На глазах у шестнадцатилетней девочки! И все эти годы страшную боль и пережитый страх Вита держала в себе. Она сама справлялась с ночными кошмарами, с обрывками ледяных воспоминаний, с призраками прошлого.

В гибели матери Виталина винила себя. Снежана пыталась переубедить её, говорила, что ступи Вита на лёд и тоже бы погибла, но подруга не слушала. Снежана редко видела, как Виталина плачет, и могла по пальцам пересчитать такие случаи, ведь Вита всегда… Всегда справлялась с эмоциями. Она была такой же сильной, как Ангел.

Но во время рассказа подруга не сдержала эмоций.

Вита помнила тот жуткий день до мельчайших подробностей — всё, что было до трагедии. Какого цвета свитер надела, какую куртку. Как выглядела её мама.

Клара Евгеньевна забрала волосы цвета каштана в высокий хвост, сделала ракушку, закрепила шпильками, так пряди легче было спрятать под шапку: они не выбивались и не мешали. А перед этим подвела глаза чёрной подводкой — всегда так делала. Спрятала своё худенькое тело в серую дублёнку и улыбнулась дочери.

— Мы отлично проведём время. Может, ты тоже наденешь дублёночку?

Вите дублёнки не нравились. Она предпочитала даже в детстве яркие вещи, а уж в шестнадцать только новомодные шмотки. Поэтому пошла гулять в ярко-зелёном свитере и стильном пуховике такого же цвета.

Мама любовалась зимним пейзажем. Вита лепила снежки и кидала их в ворон. У них на даче всегда собирались птицы. Они слетались на разбросанную сдобу. Клара Евгеньевна подкармливала бедняжек, хотя её муж не одобрял подобного расточительства. Он был достаточно жадным. В тот день Алексей Дмитриевич поехал в город. У него намечалась какая-то неожиданно-удачная сделка по недвижимости, и он оставил любимых девочек одних до вечера.

— Я приеду и привезу огромный торт. Не скучайте, — пообещал он, счищая снег с машины — старенькой «Мазды».

Вита помнила, как в ожидании торта согласилась съесть целую тарелку горохового супа, хотя её, подростка, накормить было той ещё задачкой. Мама мучилась, пытаясь втолкнуть в организм дочери очередную порцию горячей и полезной пищи, а Вита лишь вертела носом и украдкой поедала бутерброды с вредной колбасой, обильно политой кетчупом.

— Желудок испортишь, — вздыхала Клара Евгеньевна перед той злосчастной прогулкой. — Мы с тобой на мороз идём, тебе согреться изнутри надо. Супчика поесть или хотя бы пюре, а ты всё колбасой травишься.

— А зачем вы её тогда покупаете? — задала резонный вопрос Вита.

Мама посмеялась находчивости дочери и пошла делать хвост.

Мороз крепчал. У Виты несмотря на тёплые перчатки, замёрзли пальцы. Она перестала лепить снежки и спрятала руки в карманы.

Лучи солнца украдкой скользили меж голых стволов. Мама говорила Вите, как хорошо на даче, когда нет народа. Как тихо и спокойно. Она не слишком любила городскую жизнь. Суета и толкотня её раздражали.

Они дошли до озера. Лёд казался крепким. Вита хотела покататься на нём, как это делала героиня в одном из фильмов. Представляла себя романтичную и какого-нибудь парня с голливудской внешностью. Вдруг, он наблюдает из-за деревьев? Увидит, как она здорово катается и присоединится.

Виталина помнила, как рассмеялась собственным глупым мыслям. Как затем шагнула на лёд, думая о Вадике. Был один парень в классе, он ей нравился. Проблема в том, что ему нравилась не она.

Мама предупреждала, чтобы дочь была осторожна. Вита махнула рукой. А потом…

Потом Вита рыдала, кричала, звала на помощь. Она помнила сломанную ветку в своих израненных пальцах и заходящее солнце.

Папа обнимал её, целовал в нос, щёки, макушку и сам плакал.

— Бедненькая… Почему ты никогда не рассказывала? — Снежана обнимала подругу.

— Зачем? У тебя и без того полно проблем. Будешь ещё меня утешать… А Ангелу вообще ни до кого. К тому же это… это слишком личное. Я бы и не стала тебя грузить своим прошлым, не стань мы настолько близки. Ты мне доверяешь, всё рассказываешь. Я поняла, что это нечестно иметь от тебя секреты.