Кольчугинские сыщики (СИ) - Соляная Ирина Владимировна - Страница 12

— Раньше вот Оброчники были, — улыбнулся Матузков.

— Да! Сколько их переловили — не сосчитать, — улыбнулся Междумирный Инквизитор в ответ, и Степанида заметила, что во рту у него алый огонь и чёрная тьма. Домовой вжался в угол и смотрел на него немигающими глазами. Степанида брезгливо стряхнула на пол волоски из кошачьего хвоста, оставшиеся в её лапах.

— Плохо работаете, — скептически заметила она, — или у вас тоже, как у людей принцип «Рыночек порешает»?

Надмирный Инквизитор нахмурился. Свет в цеху замигал и выключился, а когда вновь лампочка засветилась, то никого, кроме кольчугинских сыщиков, не оказалось.

— Ты бы, Степанидушка, поменьше дерзила, — намекнул ей Матузков, предлагая прыгнуть в карман кителя, — начальство этого не любит.

— Правда глаза ест? — фыркнула она и выскочила из пекарни знакомым ходом, бросив на прощанье, что прогуляется до отдела сама.

Мышь петляла по рыночной площади, по переулку и аллее. Следом брёл Матузков, на плече которого сидел озадаченный Борода. «Наладятся ли теперь дела 'Как у мамы»? — думала Степанида. «Кто такой этот Матузков в самом деле, если так спокойно вызывает Инквизитора» — думал Борода. «Ну и Степанида, не так проста, как кажется!» — думал Матузков. А о чём думал Надмирный Инквизитор — не знал никто.

В Кольчугинском отделе МВД произошло ЧП. Преподнесённая в дар репродукция знаменитого кольчугинского живописца Буханкина была… сильно изгрызена мышами.

Степаниду вызвал на допрос следователь Матузков. Идти хвостатой лейтенантке было недалеко, как раз вылезти из-за сейфа и прибыть к столу начальства. Степанида самозабвенно шуршала и являться не собиралась.

— Степанида, не отлынивай, — добродушно увещевал её домовой Борода, — пара вопросов, и всё.

— Аблаката мне. Без аблаката не приду.

Матузков грубо отодвинул сейф, проворно схватил хвостатую лейтенантку за её длинное мышиное преимущество и шмякнул мышь на стол перед собой. Вид Матузкова был грозен и даже чрезмерно сердит.

— Сообщите, что подвигло вас на совершение этого ужасного злодения? — свёл он брови к самому носу.

— Картина была зловредная и ужасно антихудожественная, — отважно ответила мышь о том, о чём её не спрашивали.

— Тоже мне, Хрущёв нашёлся, об искусстве рассуждать, — предательски хихикнул Борода, но на него никто внимания не обратил

— Чем же зловредная? На ней изображен бурный горный поток. А присмотришься — это люди в белых плащах. Высоко духовные паломники.

— Энтот сюжет ведёт к разбощению людей и духовному неспокойствию, — важно сообщила мышь и деловито расправила сарафан, — а также к торжеству масонства. Которое осуждено Русской православной церковью.

Матузков покачал головой и включил чайник. Бесовский агрегат, которого боялась и мышь, и Борода, закипел быстро. Матузков насыпал кофе, искоса наблюдая за Степанидой. Пожалуй, она была единственной, кто мог удивить его нынче.

— Отчего же непременно масонства? — осторожно спросил он.

— Кажный монах с молотком. В соответствующем плаще с капюшоном, напяленным на ихние тела с целью сокрытия личности и образа преступной мысли. Молоток — есть суть орудие вольного каменщика. И реализуют они пагубную идею строительства собора до небес.

Домовой Борода перешёл от хихиканья до непочтительного хохота.

— Ты потому сгрызла картину? — спросил Матузков, стараясь не смеяться.

— Никто меня не уличил, потому мои намерения недоказуемы. И я — не единственная мышь в отделе.

Матузков понял, что Степанида решила отпираться, хотя её вина была очевидна всем в кабинете. Испорченная картина местного дарования Буханкина не стоила того, чтобы продолжать допрашивать мышь и уж тем более её наказывать. Матузков только боялся, что по отделу рассыплют отраву, и его хвостатой лейтенантке может не поздоровиться. Надо было придумать, как объяснить повреждения ценного художественного полотна начальству, а до лучших времён Матузков вытащил картину из рамки, аккуратно отшпилил от подрамника и скатал в трубку. Махристые кончики холста жалобно свисали, намекая на острые зубы Степаниды. Испорчнный шедевр поместился в бездонном сейфе.

«И чего так взбеленилась?», — размышлял Матузков, глядя на то, как рассерженная Степанида бегает туда-сюда по подоконнику.

Борода хихикал и дергал себя за остатки бороды.

Следователь снял трубку и позвонил художнику. Из обрывков разговора можно было понять, что Матузков настаивает на написании копии великолепной картины, потому что она якобы понравилась начальнику главка, и тот непременно желает повесить её в кабинете. Мышь шевелила усами и прислушивалась к откровенной лжи Матузкова.

— А ещё государственный человек! — с укоризной отметила она, — зачем обманул халтурщика? Никому его мазня не нужна, и даже на пропитание не сгодится. Невысокого качества продовольствие.

— Да я просто решил заменить испорченный холст на новый, пока никто не хватился. Немного обмана не повредит! — объяснил очевидное Матузков.

Борода был против всякого вранья, тем более от государственного человека. Он сиганул с сейфа и лихо приземлился на подоконнике. Борода схватил мышь лапищами и поднёс её мордочку к своему лицу: «Признавайся, хвостатая!» Степанида задушено пискнула. Борода тряхнул её пару раз и отпустил.

— Конвенция против пыток запрещает! Ни за что не признаюсь! — начала мышь и юркнула за несгораемый шкаф.

— Борода, — словно не замечая диссидентских заявлений Степаниды, заметил Матузков, — а ты уверен, что в белилах нет свинца или цинка? Многие краски чрезвычайно ядовиты.

— Допустим, — почесал затылок Борода, — но раз Степанида этого эпического полотна не грызла, то и бояться нам нечего.

Борода и Матузков принялись обсуждать версии по делу Виктора Плотникова, а Степанида затихла за несгораемым шкафом. Они делали вид, что их совершенно не интересует, чем она там занята. Мышь вздыхала и ворчала что-то о масонах, ядовитых красках, малохудожественной мазне и даже посмертном ордене.

Через пятнадцать минут она медленно и торжественно выползла на пол и улеглась посредине комнаты, скрестив передние лапы на груди. Борода и Матузков продолжали составлять план допроса очевидцев.

Степанида громко выдохнула воздух и приоткрыла один глаз. Никакой реакции. Степанида тоненько простонала. В ответ тишина.

Дверь открылась и в кабинет вбежал Буханкин. Его застёгнутая на две пуговицы рубаха, всклоченные волосы и полубезумные глаза выдавали истинного творца. Мышь, распластанную на полу, он и не заметил.

— Быстро написать копию не получится. Нужна яичная темпера. Особенно белая. А её только в губернии продают. Надо с первой же оказией…

Мышь подняла голову и скосила на художника злющие глаза.

— Темпера, говорите… — протянул Матузков.

— Да, я предпочитаю натуральные краски, от того мои холсты излучают особый неземной свет.

— Куплю я вам темперы, — ответил следователь, встал из-за стола, обошёл мышь и приобнял Буханкина за плечи, — прямо завтра поеду и куплю. За свой счёт. Уж очень по нраву начальнику главка ваша работа. Вы список напишите, что ещё нужно. Может, кисти какие особенные…

Окончание разговора мышь и Борода не услышали, так как следователь вывел художника за дверь.

Степанида скорбно поджала губы. Такого фиаско она никак не ожидала. Валяться на полу и ждать посмертного ордена смысла не было. Борода бессовестно ржал, пока Матузков не вернулся в кабинет.

— Живот не болит, в боку не колет, Степанидушка? — участливо спросил следователь, но в ответ услышал лишь фырканье.

Проходимец

Вечерело. Матузков засиделся за стаканом крепкого чая, играя с домовым в шашки, и к ним в кабинет доставили совершенно голого мужика. Тот прикрывал ладонью пониже живота и понуро смотрел в угол. Домовой взмыл вверх и повис на люстре, рассматривая хулигана и участкового с высоты полёта обыкновенной мухи.