Ольга-чаровница и змиев сын (СИ) - Кузнецова Светлана Алексеевна - Страница 44

Низенькие землянки так и тянуло назвать как-нибудь повысокомернее, но первое впечатление оказалось обманчиво. Под холмиками с круглыми входами, занавешенными толстыми шкурами неведомых земноводных, скрывались целые подземные дворцы и лабиринты улиц. В отличие от людей змеелюды предпочитали строиться вниз, а вовсе не вверх. Река находилась от жилищ в непосредственной близости, и Ольге становилось неуютно при одной лишь мысли о том, что вода может подмыть или обрушить какую-нибудь стенку — до того момента, пока Мириш не объяснила невозможность подобного. По правде сказать, Ольга мало чего поняла, но говорила вужалка убедительно, к тому же не одно поколение змеелюдов вылупилось из яиц в этом селении.

Встретили Ольгу, можно сказать, радушно. Взрослые смотрели с надеждой. На лицах молодняка читался интерес, детвора же веселилась вовсю. Для них, впервые увидевших человека — а Ольга поехала в привычной для себя, но диковатой для здешних обитателей одежде, — она сразу стала объектом насмешек. Впрочем, необидных. После же пары фокусов, не стоивших ни капли чаровнических сил, ее полюбили буквально все хвостатые малявки.

Единственными, кто оказался не рад гостье, были брат и сестра — Ольгаш и Ольгиш. Юная вужалка, стоило Ольге войти к ним в дом, забилась в уголок и горько заплакала, неустанно зовя брата. Бледная, светлоглазая, с пушком льняных волос, торчащих во все стороны, она обещала стать к возрасту совершеннолетия настоящей красавицей. Даже слезы ее не портили, не говоря о хвосте, по причине малых лет оканчивавшемся золотой кисточкой.

Отвлекать ее мелкими чудесами было совестно, но Ольга все равно попробовала и попала впросак. Все секреты ее нехитрых чар Ольгиш разгадывала с легкостью, мороки же отвлекали ее лишь на миг, потом она снова принималась плакать и звать брата. От нее удалось добиться лишь нескольких слов, которые и в фразу-то складывались так себе: «Друг. Поможет — обещал. Но братик… бедный мой братик». А потом стало еще хуже, потому что в землянку ворвался Ольгаш, и был он вне себя от гнева.

«Вон отсюда!» — приказал он.

Не вмешайся Мириш, он, должно быть, кинулся бы в драку. Ольга не сомневалась, что на нее нападут, и если о чем-то и думала, то как бы не напугать Ольгиш еще сильнее. Вряд ли ей было восемь, но выглядела она именно на этот возраст. В конце концов пришлось уйти, но даже за порогом Ольгу не отпускал пылающий ненавистью взгляд мутно-бирюзовых глаз…

— И откуда только у существа, боящегося воды, взор разъяренного штормового океана? — прошептала она, отвлекаясь от воспоминаний.

— Что ты сказала, Ольга? — Мириш вошла практически неслышно, подошла к ней, легко провела по волосам и вздохнула. — Да ты совсем спишь…

— Вовсе нет, — она подняла голову и веки. — Я не устала, просто задумалась. Да и к чему бы?..

— Долина грез близко. Непривычным у нас всегда грезить хочется.

— Мне — нет.

— Сказать сущую нелепость тебе, однако, по плечу, — мягко пожурила Мириш. — У нас не бывает глаз, цветом сравнимых с водой.

— Но… я же видела, — попыталась возразить Ольга, однако не преуспела в этом.

— У всех нас — серые. У кого-то светлее, у других — темнее. Я и Ольгиш — видящие, потому оттенок наших глаз уходит в голубизну, но никогда не в зелень. Зелень — цвет вод.

— Взгляни на Ольгаша! — воскликнула Ольга и вскочила с места. От неожиданности она даже изменила своей обычной вежливости. Все сошлось одно к одному в мгновение ока. И как же она не распознала правды в плаче будущей видящей?!

— Ольгиш не звала брата, а оплакивала его! Мириш, все сходится!

Вужалка первой скользнула к пологу и дальше, за него. Ольга едва поспевала за ней и, непрестанно рассказывала; возможно, даже и не Мириш, а пыталась уложить в голове четкую картину произошедшего:

— Ольгиш еще ребенок, но уже непростой. Именно такими заинтересовываются существа из-за грани: добрые и злые — это уж как повезет. Но эта тварь зачем-то хотела на берег и… в конце концов заставила или упросила Ольгиш войти в воду.

— Чтобы завладеть ее телом?

— Именно, — Ольга с трудом перевела дух. От быстрого бега дыхание срывалось, а в боку начало колоть. Говорить удавалось каким-то чудом. — Но на счастье девочки ее спас брат — во всех смыслах, потому что предпочли его. Тварь может питаться только через воду, вот и тонут змеелюды. Видимо, ей не нужно много: одна смерть в осьмицу вполне удовлетворяет аппетит.

Она затормозила только вблизи норы, ведущей в дом брата и сестры. Вокруг уже начали собираться змеелюды, хотя Мириш точно никого не звала, по крайней мере, так, чтобы было слышно обычному человеческому уху или чутью чаровницы.

— С чем мы имеем дело? — спросила вужалка.

— Обитателей вод безвременья, омывающих берега всех миров, да еще питающих жгучую необъяснимую ненависть ко всем обитателям суши, не так уж и много, — ответила Ольга. — Я думаю на водяного духа.

— Как его уничтожить?

— Не торопись, — проговорила Ольга, приваливаясь к перилам перед спуском к пологу и стараясь отдышаться. — Присутствие этого существа отгоняет чудище еще более злобное и ненасытное. Не будь его, никого бы в селении уж не осталось.

Мириш сдавленно охнула, когда шкура отлетела в сторону. Ольга не успела ничего предпринять, оказавшись на земле, скованная в кольцах змеиного тела. Двинуть не получилось даже мизинцем, а вызванный ей чаровнический огонь потух, лишь осветив все вокруг крохотной синей искрой: слишком сильным оказалось то, что некогда было Ольгашем. Сейчас, находясь в непосредственной близости, Ольга ощущала четкий след чуждых ей чар — очень сильных, подавляющих, с какими она вряд ли сумела бы справиться. Это не значит, будто не пробовала, но все усилия не приводили ни к чему. Ольгаш оскалился, показывая длинные острые зубы, сверкнул морской мутью в глазах и впился в ее шею. Ольга вскрикнула. Темнота тотчас окружила ее и приняла в мягкие объятия, тело онемело, а мысли спутались и исчезли.

…Очнулась Ольга по вине острого камня, кольнувшего под лопатку, и холода, сковавшего все тело — резко, словно вынырнула из омута; тотчас вспомнила предшествующие беспамятству события и открывать глаза не стала, постаравшись полностью расслабиться. Змеелюд решил ее не связывать и не опутывать сетями, должно быть, рассчитывал повторить укус при необходимости, да и не очнулась бы Ольга настолько скоро, если бы не прощальный подарок Горана — чего-чего, а огонь в крови слишком остро чувствовался после того поцелуя. Он-то и отгонял стылый холод.

«Горан…» — при мысли о нем в груди поселилась болезненная тоска. Стоило ли отталкивать и злиться столько времени? Тем паче именно Ольга была пред ним кругом виновата. И изводила при этом именно Горана, себя — лишь чуть. Сколько времени они потеряли?.. А теперь, возможно, наверстать не получится, даже просто увидеться может не выйти.

«Нет существ властнее огненных летучих змеев. Если добровольно соглашаешься быть рядом с ними, рано или поздно станешь собственностью, драгоценностью, которую примется оберегать и считать своей. Любому чаровнику, собравшемуся связаться с этими существами, стоит помнить об этом, а еще о том, что мнения у вещи не спрашивают, даже когда охраняют и защищают», — так утверждалось в многочисленных фолиантах. Слишком многочисленных, чтобы подвергать сомнению написанное. Ольга же не желала для себя подобной участи и протестовала, как могла — через тоску, боль и холод в собственном сердце. Только полно. «Нет дыма без огня. Нет и огня без дыма» — все так, да только ее саму ославили не так уж давно. Так зачем безоговорочно верить написанному невесть кем неважно когда? Да и намного ли лучше выбранное ею добровольное одиночество золотой клетки в жарких лапах змия? За то время, что она в Нави жила, не нашлось бы повода упрекнуть того в жестокости или чрезмерной опеке, а против заботы и участия Ольга точно не имела ничего против.

Ее протащили по луже. Холодная вода тотчас промочила рубашку, грязь налипла на волосы. Ольга прикусила щеку с внутренней стороны, чтобы не застонать, когда налетела плечом на корягу.